— Мам, я встретил девушку, — Виталик поставил чашку на блюдце так аккуратно, будто боялся разбить мой любимый сервиз.
Я замерла с половником над кастрюлей борща. В животе что-то сжалось, как перед плохими новостями.
— Ну и хорошо, — выдавила я, разливая борщ. — Как зовут?
— Марина. Мам, она удивительная.
Удивительная. Мой сын, который в детстве плакал, если я опаздывала из садика на пять минут, теперь говорит про какую-то женщину «удивительная». Я села напротив, сцепила руки на столе.
— Где работает твоя… Марина?
— В общепите.
Ложка выпала из моих пальцев, звякнула о тарелку. В общепите. Официантка, значит. Или посудомойка. Может, на раздаче стоит, накладывает картошку офисным работникам.
— То есть как это — в общепите? — я старалась говорить ровно. — Конкретнее можно?
— Мам, какая разница? Она работает с едой, ей нравится.
С едой. Господи. Мой мальчик, который привык к домашним котлетам и свежей выпечке, теперь будет питаться полуфабрикатами из столовки.
Николай зашёл в кухню, принюхался:
— О, борщ! Галь, ты гений кулинарии.
— Твой сын девушку нашёл, — я кивнула на Виталика. — Из общепита.
— Ну и отлично! — Николай хлопнул сына по плечу. — Пора уже. Когда знакомить будешь?
Я смотрела, как они обсуждают эту Марину, и думала только об одном: мой худенький мальчик, который без меня шагу не мог ступить, теперь доверяет своё здоровье женщине, которая, скорее всего, и яичницу-то нормально приготовить не умеет.
Через неделю Виталик привёл её к нам. Невысокая, тоненькая, с собранными в хвост волосами. Руки — бледные, без маникюра. Одета просто: джинсы, свитер. Села на краешек стула, как в приёмной.
— Марина работает в ресторане, — сообщил Виталик, обнимая её за плечи.
— В ресторане, — повторила я. — И что там делаешь, Марина?
— Работаю с продуктами, — она улыбнулась. Улыбка вежливая, но какая-то… отстранённая. Будто она тут временно.
— С продуктами, — я кивнула. — Понятно. Картошку чистишь, морковку режешь.
Виталик напрягся:
— Мам…
— Что «мам»? Я просто интересуюсь. Человек целый день на кухне проводит, наверное, дома уже готовить не хочется?
Марина пожала плечами:
— По-разному бывает.
Вот так, да? По-разному. А мой сын привык, чтобы каждый день горячий ужин на столе был. Я тридцать лет ему готовила, знаю каждое его любимое блюдо. А эта… по-разному у неё бывает.
После их ухода я долго мыла посуду. Николай сидел за столом, читал газету.
— Нормальная девочка вроде, — сказал он, не поднимая глаз.
— Нормальная? — я швырнула губку в раковину. — Коля, ты видел её руки? Это не руки хозяйки. Это руки человека, который максимум может пельмени сварить. Магазинные.
— Галя, ну что ты накручиваешь…
— Я не накручиваю! Я знаю своего сына. Он привык к заботе, к домашней еде. А она… Видел, как сидела? Как на собеседовании. Холодная какая-то, отстранённая.
Николай вздохнул, сложил газету:
— Может, она просто стеснялась? Первый раз пришла, знакомиться с родителями — это всегда стресс.
Я вытерла руки, села рядом:
— Коль, я всю жизнь о Виталике заботилась. Помнишь, какой он был? Постоянно болел, есть плохо ел. Я его выходила, выкормила.
А теперь какая-то девица из общепита будет решать, что ему на ужин? Да она небось и не знает, что он рыбу не любит, а от молока у него живот болит.
— Так расскажет ей, если что.
— Расскажет… — я покачала головой. — Мужчины в таких вещах как дети. Будет есть что дают, а потом маяться животом. Нет, Коля. Я не позволю загубить здоровье моего сына.
В ту ночь я долго не могла уснуть. Представляла, как Виталик приходит домой голодный, а там — разогретая в микроволновке котлета из какой-нибудь кулинарии. Или вообще — бутерброды.
Сердце сжималось от жалости к сыну и злости на эту Марину. Работает с продуктами, видите ли. Я тоже с продуктами работаю — каждый день на рынок хожу, выбираю самое свежее, самое лучшее.
Для семьи стараюсь. А она?
Через три месяца они поженились. Без белого платья, без ресторана, без нормальных гостей. Просто сходили в ЗАГС и всё. Я узнала последней — Виталик позвонил уже после росписи.
— Мам, мы расписались. Вечером зайдём, отметим по-семейному.
Я стояла посреди кухни с телефоном в руке. На плите кипел суп для Виталика — я всё ещё варила ему каждую неделю, хоть он и перестал забирать.
— Расписались, — повторила я глухо. — Понятно.
Николай обнял меня за плечи:
— Ну что ты? Радоваться надо. Сын женился.
— На ком женился-то? На девице, которая пельмени от вареников не отличит!
Вечером они пришли. Марина в простом платье, Виталик в рубашке. Оба сияют.
Я накрыла стол — все любимые блюда сына выставила. Смотрю, как он ест, нахваливает. А Марина ковыряется в тарелке, будто одолжение делает.
— Не нравится? — не выдержала я.
— Нравится, спасибо. Просто я на работе поела.
На работе поела. В своей забегаловке, значит. А домашний ужин свекрови — это так, для галочки.
Через месяц я не выдержала. Собрала сумку с едой — борщ в банке, котлеты в контейнере, пирожки с капустой — и поехала к ним. Без предупреждения. Виталик на работе, знала я. А с невесткой надо поговорить.
Дверь открыла Марина. В домашних штанах, футболке. На лице — усталость.
— Галина Сергеевна? Витя на работе…
— Знаю, — я прошла мимо неё в квартиру. — Мне к тебе надо.
На кухне — идеальный порядок. Слишком идеальный. Как в больнице. Ни запаха еды, ни кастрюль на плите. Только кофеварка и блендер на столе.
— Обедали уже? — спросила я, открывая холодильник.
Там — йогурты, какие-то контейнеры с непонятным содержимым, пакет молока. И всё.
— Марина, — я повернулась к ней. — Давай начистоту. Ты же видишь — не умеешь ты готовить. И это не стыдно, не все умеют. Но Виталик мой привык к нормальной еде. К домашней.
Она молча смотрела на меня.
— Я предлагаю так, — я выставила сумку на стол. — Буду приносить еду два раза в неделю. Борщи, вторые блюда, выпечку. Ты только разогревать будешь. И все довольны — и ты не мучаешься, и Виталик сытый.
— Галина Сергеевна…
— Нет, дай договорю! — я подняла руку. — Посмотри, что ты ему готовишь? Вчера звонил — говорит, ели какую-то пасту.
Макароны, значит. Это еда? А позавчера — рис с котлетами. Я пробовала твои котлеты на дне рождения Коли. Розовые внутри! Сырое мясо!
— Это был стейк из телятины. Средней прожарки.
— Стейк! — я всплеснула руками. — Вот именно! Ты из моего сына американца делаешь? Он русский человек, привык к нормальной еде! К борщу, к котлетам, к пирожкам! А ты ему стейки подсовываешь!
Марина прислонилась к столу, скрестила руки на груди:
— И что вы предлагаете?
— Я же сказала — буду готовить. Ты только грей и подавай. Можешь даже говорить, что сама приготовила, я не против. Главное — чтобы Виталик нормально питался.
— А если я не соглашусь?
Я почувствовала, как внутри поднимается злость:
— А ты подумай хорошенько. Ты его любишь? Любишь — значит, хочешь, чтобы он был здоровый, сытый. А твоими макаронами да полуфабрикатами ты его в могилу сведёшь. У него желудок слабый, он с детства…
— Я знаю про его желудок, — тихо сказала Марина.
— Знаешь? И продолжаешь травить всякой дрянью? Девочка, я тебе по-хорошему говорю. Прими помощь.
Не умеешь готовить — не позорься. Займись чем-нибудь другим. Делай там свои… как его… смузи. А кормить моего сына буду я. Это не обсуждается.
Марина молчала. Смотрела в пол. Я поняла — дошло наконец.
— Вот и умница, — я погладила её по плечу. — Не расстраивайся. Не всем дано. Зато у тебя будет больше времени на… на что там вы, молодые, время тратите. Вот борщ на три дня, котлеты — их только разогреть. И пирожки. Виталик с детства их любит.
Я вышла из квартиры с чувством выполненного долга. Наконец-то поставила всё на свои места.
Теперь мой мальчик будет питаться нормально. А эта Марина… пусть занимается чем хочет. Только не готовкой.
В машине я набрала Николаю:
— Всё решила. Буду им еду носить.
— Галя, ты что творишь?
— Забочусь о сыне. Кто, если не я?
Две недели я исправно носила еду. Марина принимала молча, Виталик благодарил скомканно. Чувствовала — что-то не так, но списывала на неловкость. Им же стыдно, наверное, что я их выручаю.
А потом Виталик позвонил:
— Мам, приглашаем вас с папой в ресторан. В пятницу, в семь вечера. Отметим вашу годовщину свадьбы.
— В ресторан? — я удивилась. — Витя, какой ресторан? Давайте дома посидим, я приготовлю…
— Мам, пожалуйста. Это важно для нас.
Для нас. Уже «нас», значит. Ладно, схожу. Посмотрю, куда мой сын деньги тратит.
Ресторан оказался не из дешёвых. «Белая акация» — я мимо проезжала, знала, что цены там кусаются. Интерьер — сдержанный, дорогой. Официанты как на подбор.
— И зачем такие траты? — проворчала я, садясь за стол. — Дома бы поужинали спокойно.
Меню принесли — я чуть не задохнулась от цен. 700 рублей за салат! 900 за суп!
— Закажите специальное меню от шефа, — предложил Виталик. — Поверьте, не пожалеете.
Специальное меню. Ну-ну. Посмотрим, что за шеф тут такой особенный.
Первое блюдо принесли — крем-суп из тыквы с гребешками. Я скептически взяла ложку. И… замерла.
Это было невероятно. Нежное, с идеальным балансом вкусов, с какими-то нотками, которые я даже определить не могла.
— Коля, — я толкнула мужа. — Попробуй!
Второе блюдо — утиная грудка с вишнёвым соусом — заставило меня закрыть глаза. Мясо таяло во рту, соус был одновременно сладким и острым, гарнир…
— Господи, — выдохнула я. — Это же…
— Вкусно? — улыбнулся Виталик.
— Это больше чем вкусно. Это… я таких слов не знаю.
Каждое следующее блюдо было откровением. Я, которая считала себя отличной хозяйкой, чувствовала себя первоклассницей на уроке высшей математики.
К десерту — а это был умопомрачительный шоколадный фондан с лавандовым мороженым — я была готова расплакаться от восторга и собственной ничтожности.
— Виталик, — я отложила ложку. — Это… кто это всё готовит? Это же гений какой-то!
Сын переглянулся с Мариной. Она встала из-за стола:
— Сейчас вернусь.
Я проводила её взглядом. Официант подошёл, налил воды:
— Как вам наше специальное меню? Шеф старалась специально для вас.
— Шеф? — я посмотрела на него. — А кто у вас шеф?
— Марина Орлова. Одна из самых молодых и талантливых в Москве. Нам повезло, что она согласилась у нас работать.
Стакан выпал из моих рук. Вода разлилась по скатерти, но я не двинулась. Марина Орлова. Моя невестка.
Она вернулась через минуту. В белом кителе, с колпаком в руке. Села на своё место спокойно, как будто ничего особенного не произошло.
— Ты… — я не могла подобрать слова. — Ты шеф-повар?
— Да.
— Но… но ты сказала, что работаешь с продуктами!
— Это правда. Я работаю с продуктами.
— И про общепит Виталик говорил…
— Ресторан — это тоже общепит, мам, — мягко сказал сын.
Я сидела, переваривая информацию. Вспоминала свои слова. «Картошку чистишь». «Пельмени от вареников не отличишь». «Не умеешь готовить». Щёки горели.
— Почему… почему ты не сказала?
Марина пожала плечами:
— Вы сделали выводы до того, как я успела что-то сказать. А потом… Я подумала, что титулы и регалии — не главное в семье.
Надеялась, что мы подружимся просто так. Но вы были правы — я действительно не готовлю дома так, как вы. После десяти часов на кухне ресторана иногда и правда максимум — это яичница.
— Я… — голос не слушался. — Я наговорила тебе ужасных вещей.
— Вы любите сына и хотели его защитить. Я понимаю.
— Нет! — я схватила её за руку. — Не оправдывай меня. Я была невыносимой снобкой. Решила, что раз молодая и скромная — значит, ничего не умеешь. А ты… Боже, да я в жизни ничего вкуснее не ела!
Марина улыбнулась — впервые искренне, тепло:
— Спасибо. Для меня это много значит.
— Прости меня, — я сжала её руку. — Прости за всё. За «девочку», за поучения, за эти дурацкие кастрюли с борщом. Хотя мой борщ на фоне твоей еды — это…
— Это прекрасный домашний борщ, — перебила Марина. — Виталик рассказывал, как вы его готовите. С томатной пастой собственного приготовления, да? Я бы хотела научиться.
— Научиться? Ты хочешь у меня учиться?
— Конечно. Домашняя кухня — это отдельное искусство. То тепло, которое вы вкладываете в каждое блюдо… Этому в кулинарной школе не учат.
Я всхлипнула. Николай подал платок.
— Ну что ты, Галь? Всё хорошо же.
— Я такая дура, Коля! Такая самоуверенная дура!
Остаток вечера прошёл удивительно. Марина рассказывала о своей работе, о том, как попала в профессию.
Оказалось, она закончила кулинарный колледж с красным дипломом, стажировалась во Франции, работала в мишленовском ресторане.
— А замуж за нашего программиста как вышла? — спросил Николай.
— Он пришёл на бизнес-ланч. Заказал пасту карбонара, а потом попросил передать шефу, что это лучшая карбонара в его жизни.
Я вышла поблагодарить. Так и познакомились.
— Паста! — я покачала головой. — А я говорила — макароны…
Дома я долго не могла уснуть. Переживала заново весь свой позор. Но больше всего поражало другое — Марина не держала зла. Более того, она хотела учиться у меня домашней кухне.
Через неделю она пришла ко мне за рецептом борща. Мы провели на кухне четыре часа.
Она записывала каждую мелочь, задавала вопросы, которые я никогда не задумывалась задать себе.
— А почему вы обжариваете свёклу отдельно?
— Ну… так мама делала.
— Гениально! Это сохраняет цвет и добавляет карамельные нотки вкусу!
Теперь мы часто готовим вместе. Она учит меня новым техникам, я делюсь семейными рецептами.
Виталик смеётся — говорит, что ему повезло вдвойне. Две женщины его жизни наконец-то подружились.
А я… я благодарна Марине не только за то, что она простила мою глупость. Но и за то, что показала — учиться никогда не поздно.
