— Илюш, ну посмотри, какая красота… — Голос Даши был тихим, почти шёпотом, словно она боялась спугнуть картинку на экране ноутбука. — Может, всё-таки рискнём? Хотя бы на три дня, на самый короткий тур. Представляешь, утро, мороз, солнце слепит, а мы летим вниз по склону…
На экране светилась рекламная фотография горнолыжного курорта: идеальный вельвет трассы, ослепительно-белый снег и крошечные фигурки лыжников под пронзительно-синим небом. Это была её мечта, её навязчивая идея последних нескольких месяцев. Она уже выучила названия всех подъёмников, знала, где лучшие кафе с глинтвейном и в каком отеле самые мягкие кровати.
Илья подошёл сзади, обнял её за плечи и тяжело вздохнул ей в макушку. От него пахло домом, усталостью и той знакомой ноткой ментолового геля для душа, который она покупала по акции.
— Даш, ну ты же сама всё понимаешь. Я бы с такой радостью… честно. Но сейчас просто не время. Ты же видишь, что творится. Проект, на который я ставил, не выстрелил. Пришлось срочно закрывать дыру из сбережений. Нам сейчас нужно пояс подтянуть, а не на лыжах кататься. Давай так: этот год мы перетерпим, а в следующем я тебе обещаю — самый лучший отель, самый крутой инструктор, всё что захочешь. Хорошо?
Он говорил мягко, убедительно, глядя не на экран, а ей в глаза. В его взгляде было столько взрослой, ответственной тоски, что Даше стало стыдно за свою инфантильную мечту. Конечно, он прав. Он — добытчик, он несёт ответственность за их семью, а она тут со своими фантазиями. Она покорно кивнула и закрыла ноутбук. Картинка со снежными вершинами погасла, и комната снова стала обычной, немного скучной московской квартирой, где нужно было думать о том, как дотянуть до следующей зарплаты.
Прошло три недели. Они жили в режиме строгой экономии, который Илья назвал «разумным финансовым планированием». Никаких ресторанов, никаких спонтанных покупок, никаких такси. Даша научилась готовить тридцать три блюда из курицы и картошки и даже находила в этом некое извращённое удовольствие — чувствовала себя частью команды, надёжным тылом для своего уставшего, но такого сильного мужчины.
Однажды вечером он вернулся домой необычно воодушевлённый. Сбросил в прихожей пальто и, не разуваясь, прошёл в комнату, размахивая портфелем.
— Есть хорошая новость! Возможно, это наш шанс всё исправить! — объявил он с порога. — Помнишь партнёров из Екатеринбурга? Они готовы заключить крупный контракт, но им нужно личное присутствие, обсудить детали. Мне нужно срочно лететь. На неделю. Но если всё получится, Даш… если всё получится, то мы не только все долги закроем, но и в следующем году не то что в горы — на Мальдивы полетим!
Его глаза горели таким азартом, что Даша невольно заразилась его энтузиазмом. Конечно! Вот оно, решение! Она бросилась его обнимать, счастливая и гордая.
Вечером она с любовью собирала его чемодан. Не для курорта, а для серьёзной деловой поездки. Вот тёплый шерстяной свитер — в Екатеринбурге холодно. Вот две идеально отглаженные рубашки для переговоров. Вот его любимые домашние тапочки, чтобы он и в гостинице чувствовал себя уютно. Она укладывала вещи, представляя, как он, её герой, покоряет уральских бизнесменов своей харизмой, обеспечивая их светлое будущее.
— Ты у меня лучшая. Настоящий тыл, — сказал он, целуя её перед уходом. — Не скучай тут. Неделя пролетит быстро.
Он ушёл рано утром, оставив после себя запах кофе и надежды. Даша помахала ему из окна, глядя, как его такси скрывается за углом. Она осталась одна в тихой квартире, полная веры в мужа и в то, что его жертвы и её терпение вот-вот окупятся сторицей.
Первые два дня прошли в приятной суете. Даша сделала генеральную уборку, пересмотрела сериал, который они никак не могли досмотреть вместе, и долго говорила по телефону с мамой, с гордостью рассказывая, в какую важную командировку улетел её Илья. Он присылал короткие, деловые сообщения: «Долетел нормально. Заселился. Устал», «Переговоры идут тяжело. Держат в тонусе», «Думаю о тебе. Целую». Она отвечала смайликами с сердечками и словами поддержки. Она чувствовала себя частью чего-то большого и важного, винтиком в сложном механизме их общего успеха.
Но к вечеру третьего дня тишина в квартире стала давить. Сериалы надоели, книги не читались, а подруги были заняты своими делами. Квартира, обычно наполненная его шагами, тихим бормотанием телевизора и запахом его парфюма, казалась пустой и гулкой. Она слонялась из комнаты в комнату, механически поправляя диванные подушки и вытирая несуществующую пыль. Чтобы убить время, она взяла телефон и открыла социальную сеть.
Лента мелькала перед глазами безликими картинками: чужие дети, чужие ужины, чужие коты. Она бездумно листала, палец скользил по холодному стеклу, пока не зацепился за что-то знакомое. Её давняя институтская знакомая, Света, лайкнула чью-то фотографию. Даша даже не знала парня, выложившего снимок, но что-то заставило её остановить прокрутку. Это была групповая фотография, яркая, залитая солнцем, полная жизни и движения.
На снимке весёлая компания из пяти парней в ярких лыжных костюмах позировала на фоне заснеженной горы и синей таблички подъёмника. Они щурились от солнца, их лица были румяными от мороза и счастья. И в самом центре этой шумной, беззаботной компании, широко улыбаясь и обнимая за плечи своего лучшего друга Мишку, стоял её Илья.
Даша замерла. Воздух словно выкачали из комнаты. Она несколько раз моргнула, уверенная, что это обман зрения, оптическая иллюзия, вызванная скукой и одиночеством. Она увеличила фотографию, приближая его лицо. Никакой ошибки. Та же родинка над губой. Та же привычка чуть щурить левый глаз на солнце. Это был он. Её Илья, который прямо сейчас должен был сидеть в душном конференц-зале где-то в Екатеринбурге и бороться за их финансовое благополучие.
Её взгляд скользнул ниже. На нём была новая, незнакомая ей горнолыжная куртка — ярко-салатовая, с модными чёрными вставками. Дорогая. Из тех, что она показывала ему на сайтах, а он вздыхал и говорил, что сейчас это непозволительная роскошь. Рядом с ним стоял Мишка, который две недели назад жаловался Илье по телефону, что у него завал на работе и он не видит белого света. Видимо, завал оказался не таким уж и серьёзным.
Холодные пальцы сами собой нашли геотег под фотографией. Два слова, напечатанные аккуратным синим шрифтом, стали контрольным выстрелом: «Красная Поляна, Сочи». Не Екатеринбург. Не суровый Урал. А самый дорогой и пафосный горнолыжный курорт страны.
Она не закричала. Не заплакала. Внутри неё что-то с хрустом оборвалось, как пересохшая струна. На смену шоку пришла ледяная, оглушающая ясность. Все его вздохи, все его речи об экономии, все его «Давай в следующем году, любимая» — всё это было ложью. Тщательно срежиссированным спектаклем, в котором ей была отведена роль доверчивой дурочки, ждущей своего героя из «командировки».
Её большой палец медленно, с хирургической точностью, нажал на комбинацию кнопок. Экран на мгновение моргнул. Характерный звук щелчка затвора прозвучал в мёртвой тишине квартиры оглушительно громко. Скриншот был сделан. Уничтожающая улика была сохранена в памяти телефона. Она отложила аппарат на стол и долго смотрела на яркую, счастливую картинку на экране, которая безжалостно издевалась над серой реальностью её обманутой жизни.
Она сидела в полной тишине, не двигаясь, и смотрела на светящийся экран. Фотография не исчезала. Весёлая, залитая солнцем ложь продолжала смотреть на неё из маленького прямоугольника в её руке. Она видела, как блестят на солнце линзы лыжных очков Мишки, как пар вырывается изо рта хохочущего Ильи, как идеально сидит на нём эта салатовая куртка, купленная, очевидно, не на сэкономленные на ресторанах деньги. Она чувствовала себя не просто обманутой. Она чувствовала себя идиоткой. Соучастницей. Той самой, что с любовью укладывала тёплый свитер в чемодан, чтобы её мужчина не замёрз, пока будет врать ей в лицо за тысячи километров от дома.
Телефон на кухонном столе завибрировал, издав короткое, деловитое жужжание. Пришло сообщение. От него. На экране блокировки высветилось: «Любимый муж: Как моя девочка? Весь в делах, ни минуты свободной. Уже считаю часы до возвращения».
Это сообщение стало спусковым крючком. Не для слёз или истерики. Для действия. Её пальцы не дрожали. Она действовала медленно, с выверенной точностью хирурга, проводящего сложную, но давно отрепетированную операцию. Она разблокировала телефон, открыла их переписку, нажала на значок скрепки и прикрепила тот самый скриншот. Без единого слова. Без вопросительного знака. Просто картинку. И нажала «отправить». Синяя галочка, подтверждающая доставку, появилась мгновенно.
Прошло не больше десяти секунд. Телефон взорвался. Неистовая вибрация заставила его подпрыгивать на столешнице, а на экране высветилась его фотография и надпись «Любимый муж». Она смотрела на его улыбающееся лицо на экране и не чувствовала ничего, кроме холодной брезгливости. Звонок длился долго, пока не сменился гудками. Потом ещё один. И ещё. Она не отвечала. Она просто наблюдала за этой агонией, за его отчаянными попытками пробиться через стену молчания, которую она только что возвела.
Когда он понял, что звонить бесполезно, посыпались сообщения. Одно за другим, панически, с опечатками. «Даша???» «Что это такое?» «Откуда у тебя это фото?? Оно старое!» «Даш, ответь! Это не то, что ты думаешь, клянусь!» «Это фото с прошлого года! Мишка просто выложил его сейчас, придурок!» «Любимая, я прошу тебя, возьми трубку! Дай мне всё объяснить!»
Она читала каждое сообщение. Ложь была такой неуклюжей, такой жалкой, что ей стало почти смешно. С прошлого года? Но на Мишке были те самые часы, которые его жена подарила ему всего месяц назад. А у Ильи была стрижка, которую он сделал за день до отъезда. Она видела всё. Каждую деталь. Каждую трещинку в его наспех слепленной легенде.
Она дала ему выговориться. Дождалась, пока поток сообщений иссякнет, сменившись последним, отчаянным: «Даша, я люблю только тебя. Пожалуйста, не молчи».
Она взяла телефон. Она не торопилась, взвешивая каждое слово, вкладывая в него всю тяжесть своего разочарования и записала голосовое сообщение ему:
— Горные лыжи — это дорого, говорил ты? В этом году нам не потянуть? А твои друзья, с которыми ты сейчас в Сочи, так не думают! Смотри, какая фотка весёлая! Хорошего «командировочного» отдыха! Обратный билет можешь не брать!
Она переслушала сообщение. Каждое слово било точно в цель. Она нажала «отправить».
Ответного потока сообщений не последовало. Он всё понял. Она положила телефон на стол экраном вниз, чтобы больше не видеть его попыток оправдаться. Звук ей был не нужен, она давно перевела его в беззвучный режим. Она встала, подошла к окну. За ним был обычный вечер обычного города. Ничего не изменилось. Мир не рухнул. Просто в её личном мире только что произошла тихая, но необратимая катастрофа. Она постояла так минуту, а затем решительно развернулась и пошла в сторону встроенного шкафа в коридоре. Туда, где на верхней полке лежали большие, плотные чёрные мешки для строительного мусора. Работа только начиналась.
Она стянула с антресолей тяжёлый рулон с чёрными пакетами. Плотный полиэтилен холодил пальцы. Это была не истерика. Это была работа. Методичная, спокойная, требующая концентрации. Она вытащила первый мешок, с силой дёрнула по перфорации, и он раскрылся с сухим, хищным шелестом.
Первым был его шкаф. Она распахнула дверцы и на мгновение замерла, вдыхая смешанный запах его парфюма, кондиционера для белья и просто его самого. Запах, который ещё вчера казался ей синонимом уюта и безопасности. Сейчас он вызывал лишь приступ холодной тошноты. Она не стала аккуратно снимать вещи с вешалок. Она просто сгребала их охапками. Идеально отглаженные рубашки, которые она готовила для его «командировки», упали на дно мешка мягким, безвольным комом. За ними последовали дорогие костюмы, купленные в кредит, потому что «статус обязывает». Футболки с дурацкими принтами, которые он так любил. Его коллекция джемперов, каждый из которых она выбирала лично. Вещи теряли свою историю, превращаясь в обычное тряпьё, в мусор, который нужно утилизировать.
Когда шкаф опустел, она перешла к комоду. Ящики выдвигались с привычным скрипом. Бельё, носки, домашняя одежда — всё летело в разверстую чёрную пасть второго мешка. Она не брезговала, не морщилась. Её движения были лишены эмоций, словно она была не человеком, а машиной, выполняющей чётко заданную программу по зачистке территории.
Гостиная. Здесь было его царство. Его игровая приставка, которую он купил, сказав, что это «инвестиция в отдых, чтобы не сгореть на работе». Она аккуратно отсоединила провода, смотала их и бросила в мешок следом за самой консолью. Она глухо стукнулась о что-то мягкое на дне. Джойстики, стопка дисков с играми, дорогие наушники — всё отправилось туда же. На полке у телевизора стояла его коллекция парфюма. Флаконы, которые стоили как половина её зарплаты. Она не стала их бить. Она просто смахнула их все в тот же мешок. Они звякнули друг о друга, прощаясь со своим местом на полке. С тумбочки в прихожей полетели ключи от его машины. Из ванной — его бритва, зубная щётка, гель для укладки.
Она работала без перерыва, пока не наполнила четыре огромных мешка. Они стояли посреди гостиной, на том самом месте, где ещё неделю назад они вместе смотрели кино, обнявшись под одним пледом. Четыре чёрных, безликих обелиска, похожих на странные, уродливые скульптуры. Они были вещественным доказательством того, как много места он занимал в этой квартире. И как легко всё это место можно было упаковать в мусорные пакеты.
Она отошла на пару шагов, чтобы оценить композицию. Получилось выразительно. Чёрные мешки на фоне светлого паркета и уютного дивана. Это был финальный аккорд. Она достала телефон. Он продолжал молчать. Видимо, он всё ещё подбирал слова для новой, более убедительной лжи. Она включила камеру. Сделала один-единственный снимок — чёткий, хорошо освещённый, не оставляющий простора для фантазии. Фотография получилась почти художественной. Инсталляция под названием «Конец».
Она открыла их переписку, прикрепила это фото и написала последнее сообщение. Короткое. Ёмкое. Не требующее ответа.
— Больше можешь не писать не звонить сюда.
Она нажала «отправить». И сразу после этого, не дожидаясь синих галочек, открыла его контакт и нажала «заблокировать». А потом заблокировала его во всех социальных сетях. И номера его друзей. И его матери. Она методично выжигала все мосты, все пути, по которым он мог бы попытаться до неё дотянуться.
Закончив, она опустилась в кресло напротив чёрных мешков. Впервые за эти несколько часов она позволила себе глубоко выдохнуть. В квартире стояла абсолютная тишина, но она больше не казалась давящей. Это была чистая, звенящая пустота. Пустота, которую она создала своими руками. Она смотрела на дело своих рук, и по её губам скользнула странная, жёсткая усмешка. Скандал был окончен. В полной тишине. Без единого крика…
