—Мама, как ты могла переписать на сестру свое жилье? Разве не знаешь, что Валя никогда не отличалась порядочностью? — пыталась я достучаться до матери, но так, как обычно, стояла на своем.
— Ей просто в жизни не повезло, теперь она вышла и остепениться.
Валя недавно освободилась из мест не столь отдаленных, и мама в очередной раз верила, что дочь возьмется за ум. Говорят, что родители любят всех своих детей одинаково, но в нашей семье все было иначе. Валя – свет маминых очей, радость и куколка. Она была очень красивой девочкой, в которой мама видела юную себя. Я же пошла в отца, с которым отношения у мамы были, мягко скажем, натянутые.
В итоге они рассыпались, папу сдуло в закат ветром постоянных ссор. Мама осталась с двумя маленькими дочерьми на руках. Я была старшей, и, видя во мне черты мужчины, которого она никогда не любила, мама интуитивно отстранялась от меня. Кормила, одевала, но лишнего слова доброго я от нее никогда не слышала.
А вот Валю мама баловала, как могла. Даже в самые трудные периоды жизни, все лучшее было в нашей семье для младшей дочери. Новые куклы, новые платья, новые кружевные колготки – мама тянулась на двух работах, чтобы иметь возможность покупать своей Валюше красивые вещи. Я же в основном носила то, что отдавали нам соседи со своих старших дочерей. Что-то новое у меня появлялось крайне редко, а если мама и покупала все же что-то, то руководствовалась принципом «практично и дешево».
Когда мы подросли, стало ясно, что за ангельским личиком Валюши живет тот еще вредный бесенок. Чувствуя отношение ко мне матери, сестра не раз подстраивала мне разные пакости. Ее никогда не ругали, только журили для вида. Вале было все позволено. А еще она была красивой. Об этом говорили и в детском садике, и потом, в школе. Учиться сестра не хотела, перекатываясь с тройки на двойку, а для меня на какое-то время учеба стала шансом заслужить мамину любовь. Но даже золотая медаль по окончанию школы ничего в нашей семье не поменяла. Зато я без труда поступила на бухгалтера, с удовольствием посещала занятия и нашла хорошую работу, на которой платили зарплату гораздо выше средней по нашему городу.
А вот у Вали после школы все пошло кувырком. Эта красота, о которой все только и лили в уши моей сестрице, привела ее к ранним отношениям с не слишком путевым парнем. Андрей был из тех дворовых мальчишек, которым как раз нравятся такие вот голубоглазые пустоголовые куколки. Влюбившаяся без памяти Валя всюду следовала за своим возлюбленным, и эта парочка из девочки-пай и хулигана в итоге попала в нехорошую компанию. Мама пыталась вытащить дочь оттуда, но возраст у моей сестры как раз был такой, что мамино слово потеряло всякую ценность. Главным для нее были чувства и жажда приключений. Последние и привели ее в места не столь отдаленные, где Валя была три года. Ее парню дали куда больше, но и проступок там был посерьезнее.
Мать и тогда любимую дочь бросить не смогла – каждую неделю ездила к ней на свидания, плакала. Я поддерживала мать, как могла. Мне было жаль ее. В какой-то момент горе почти сломало маму, посыпалось здоровье, и она была вынуждена уволиться с работы. У меня на тот момент уже было стабильное место бухгалтера и взрослая дочь, которая тоже подрабатывала. Теперь мы с Никой у мамы остались одни, кто мог бы помогать и ухаживать.
Ника училась в колледже, а в свободное время рисовала. Я всегда верила, что у нее настоящий талант, и благодаря Интернету дочь стала продавать свои картины и писать на заказ. Особенно популярными были ее портреты. Умела Ника что-то уловить в каждом человеке и перенести это с любовью на холст. Мама моя, в отличие от меня, Нику искренне любила.
Дочка, кстати, тоже пошла в бабушку – те же светлые волосы, те же голубые, очень красивого бирюзового оттенка глаза. Интересно, что в отличие от Вали, которой только ленивый не говорил, что она красавица, Ника совершенно своей внешности особого значения не придавала. Даже какие-то недостатки в себе замечала – хотела бы, чтобы волосы у нее были такие же густые и темные, как у меня. В какой-то момент дочь даже перекрасилась в брюнетку, и ей очень шли темно-каштановые кудри. С голубыми глазами они смотрелись экзотично и притягательно.
Незадолго до того, как Валю должны были отпустить на свободу, мама развела бурную деятельность – затеяла генеральную уборку в квартире, накупила вещей младшей дочери. Она очень ждала свою любимую дочурку, и уже дни до встречи считала. Когда Валентина приехала, первое, что она заявила – ей негде жить. Но мама так и рассчитывала, что теперь дочь будет с ней, пока не встанет на ноги.
Беда в том, что сестрица моя никуда вставать и не планировала, ее более чем устраивало жить на всем готовом за мамин счет. Мы с Никой носили продукты пакетами, Валя не хотела даже тарелку за собой помыть, отговариваясь постоянной занятостью или усталостью. Чем она была так занята и где так уставала, для всех оставалось загадкой. На мои попытки привлечь сестру хоть к какому-то полезному делу, на защиту младшей дочери неизменно вставала мама:
— Не лезь к ней, поезжай к себе. Мы сами с Валюшей разберемся. Не хочет девочка мыть полы, и пусть. Я еще в силах, сама вымою.
Ну да, это же меня маме не жаль – прибегаю с работы с полными сумками, мою, да еще и готовлю. А Валюша только ногти сидит пилит. Не говоря уже о том, что девочке, на минутку, под сорок лет. Но для мамы она словно бы и не выросла.
Родительница моя, как и много лет назад жарила сырники для своей обожаемой доченьки, которые та любила непременно со сметаной. За сметаной тоже с утра пораньше бегала мама, у которой сразу стало хватать здоровья. Но даже зная отношение матери в Вале, я и помыслить не могла, что на сестру перепишут квартиру. Эта новость стала громом среди ясного неба, потому что я даже не сомневалась в том, что будет дальше.
Мы с Никой жили в небольшом частном доме, и были вполне довольны своим бытом. Третьего нам пускать к себе никого не хотелось, поэтому, когда мама спустя месяц приехала ко мне в гости и начала намекать, что была бы рада пожить с нами, я спросила прямо:
— Мам, давай начистоту. Что происходит?
— Да понимаешь, Валюша с мужчиной познакомилась…
— Все понятно. И попросила тебя на выход. Так?
Мать покаянно опустила голову, и в глазах ее стояли слезы.
— Мам, у нас с Никой своя жизнь, нам с тобой тяжело будет всем вместе здесь. — осторожно сказала я.
— Вырастила детей, слава богу! Одна гонит из дому, вторая пускать не хочет. Что же мне теперь, на улицу идти?
— А чем ты думала, когда на Валю квартиру свою переписывала?
— Ну, уж не о том, что она меня гнать из моего жилья будет. — мама уже откровенно плакала, — Ладно, пойду я. Спасибо, дочь, за хлеб за соль. Ясно все с тобой.
Мама ушла, я удерживать ее не стала. Долго сидела с пустой чашкой, думала. Мать было жаль. Я решила поговорить вечером с дочерью, все-таки Ника уже была совсем большая, чтобы понимать – жизнь не всегда простая.
Но сперва я позвонила сестре, которая, судя по шуму, явно была где-то на улице.
— Слышала, что у тебя личная жизнь налаживается? И мать не нужна стала?
— Ой, Люда, не начинай! Это вообще не твое дело, вот и не лезь. Ты с дочерью живешь отдельно, как сыр в масле катаешься, а мы уж как-нибудь с маман разберемся. — Валя старалась говорить погромче, чтобы перекричать шум машин.
— И не стыдно тебе? Мама единственная, кто тебя ждала и единственная, кто к тебе ездила.
— Дом у тебя приличный, сможешь маму пристроить — Сказала мне сестра
Дальше говорить было просто не о чем. Я сбросила вызов, и стала собираться в магазин. Теплый субботний день за окном так и манил на улицу. Чтобы посластить огорчения, купила нам с дочкой пирожных и вкусный чай с ягодами и травами. Ника вернулась поздно – она сегодня как раз встречалась с подругами, и девчонки шумной стайкой ходили в кино на какой-то новый фильм о роботах.
— Дочь, садись, поговорим. — сказала я Нике, когда та вошла в кухню.
— Я уже даже знаю о чем. Мне бабушка сказала. У Валентины совести нет совсем. — дочь налила себе чаю, взяла пирожное и маленькую ложечку, — Ммм, вкусно как!
— Я того от сестры и ждала. Она всегда была такой – только для себя жила, мать ни во что не ставила, на меня смотрела свысока. А теперь, когда на нее переписана квартира, то и все карты в руках, как говорится. Гонит бабушку твою на улицу.
— Я тоже, мама, не в восторге от перспектив с ней жить. Бабушка у нас человек не самый легкий, а постоянно ссориться с ней – удовольствие ниже среднего.
Мы помолчали с Никой, допивая чай. Пирожные и правда были изумительно вкусными, и мы ели их маленькими кусочками. Крем с ягодой имел легкую кислинку, а бисквит выдался удивительно нежным, прямо таял во рту. На следующий день мы с дочкой хотели чеснок в зиму посадить – август подходил к концу.
Еще в планах было наварить сладкой тыквенной каши и насушить цукаты. Но с утра пораньше в дверь позвонили. У ворот стояла, жалко ссутулившись, мама с большими сумками. Я ошеломленно посмотрела на нее, а потом обняла за плечи и повела в дом. Навстречу вышла Ника, которая тоже крепко обняла бабушка.
— Выгнала она меня… Как есть выгнала! — мама плакала горько, вытирая слезы морщинистыми дрожащими руками, — Если и ты, Людмила, прогонишь, я не знаю куда мне деваться.
— Бабуня, не плачь, ну что ты! — Ника усадила пожилую женщину на диван, дала стакан воды, — Давай вот, выпей, и успокойся. Не конец света случился.
—Люда, ты прости меня. Я ведь всегда больше баловала и любила Валю. А видишь вот, какая непутевая она выросла. Одна ты у меня, милая моя, заботишься обо мне. — мама взяла меня за руку, и крепко пожала ее, — Слава богу, есть у меня ты и Ника. А то Валентине я не нужна.
Мне нечего было сказать горько плачущей матери. Теперь она осознала все, но было уже поздно – квартиру на Валентину она уже переписала, и фактически осталась без дома. Конечно, мы с Никой выгнать на улицу пожилую женщину не могли, поселили у себя.
Мама на удивление пересмотрела свое поведение и отношение ко мне. Младшей дочери она даже не звонила. От соседки потом мы узнали, что Валентина снова что-то натворила и опять лишилась свободы, но на этот раз уже на пять лет. Мама больше к ней не ездила, а вот со мной очень сблизилась и не раз просила прощения. Я простила – между родными людьми бывает всякое. Нужно уметь забывать все плохое, отпускать обиды. Тем более, что никого у нас, кроме друг друга не было.
Мы настолько привыкли жить в моем доме, что мама не стала возвращаться к себе в квартиру, а сдала ее хорошим людям. С удовольствием копалась теперь наша бабушка в огороде, даже кур на следующий год планировала завести. Ника рисовала, и ее картины стоили все дороже. Вечерами мы сидели на веранде, пили чай с печеньем, которое пекла мама. Дар к выпечке у нее всегда был, и с годами она этого таланта не утратила. Ника начала встречаться с хорошим парнем, и я надеялась, что все у дачки моей сложится хорошо, что она будет счастливее, чем ее бабушка и мать. В нашем тесном женском мирке почти не случалось ссор.
Валя писала матери, но та даже не читала ее писем. Все-таки выводы наша мать сделать для себя сумела, и оценила мою заботу о ней. От младшей дочери она, по сути, отреклась. Бывают такие люди, которые не умеют жить – вечно попадают в нехорошие ситуации, вечно уверены, что им все должны.
Избалованная Валя осталась такой и в свои почти сорок лет. Красоту она растеряла, семьи не создала, не оставила детей. Что что-то может поменяться в ее случае, в нашей семье никто уже не верил. Мы старались не вспоминать и не говорить о Валентине, словно ее и не было. Взрослый человек сам выбирает свою судьбу, и Валентина тоже сделала свой выбор и теперь несет за него ответственность.
Через полгода мы с мамой плакали от счастья на свадьбе Ники. Она как раз закончила учебу и сказала своему Василию решительное «да». Молодые зажили своим домом, а мы с мамой остались вдвоем – она ждала правнуков, я внуков. Дождались мы наших близнецов еще через год – Данилка и Вера были нашей с мамой радостью. Мы их баловали и обожали, и обоих любили одинаково сильно. Ника стала замечательной мамой, а Вася прекрасным мужем и отцом.
