Громыхнула дверь подъезда, выпуская на улицу Макара Степановича с потрёпанным чемоданом. Июльское солнце безжалостно обрушилось на его лысеющую макушку. Макар сощурился, нащупал в кармане очки, достал их и нацепил на нос. Потом он обернулся, взглянув на окна пятого этажа. Занавески были задёрнуты, словно дом тоже отвернулся от него.
— Ну и катись, — донеслось сверху.
Это Зинаида, уже высунувшаяся из окна, швырнула в него последним прощанием. Сорок три года брака закончились этим чемоданом и фразой «ну и катись». Макар хмыкнул и, не удостоив бывшую супругу взглядом, направился к остановке. В шестьдесят восемь лет начинать новую жизнь — та ещё затея, но выбора не оставалось.
— Дед, ты дома? — Варька просунула голову в дверь ещё до того, как Макар успел её открыть.
— Дома, дома. Куда ж я денусь с этой подводной лодки, — проворчал он, отступая, чтобы впустить внучку.
Прошел месяц с тех пор, как он переехал в эту однушку в доме старой постройки. Квартира досталась ему от двоюродного брата, умершего год назад. Макар тогда ещё удивился, что Петька вписал его в завещание — не общались они лет двадцать как минимум. Теперь это место стало его спасательным кругом. Зинаида, со свойственной ей практичностью, оставила себе их трёхкомнатную квартиру. «Я в неё всю жизнь вложила», — отрезала она. Макар не стал спорить. К чему?
— Фу, дед! У тебя тут как в берлоге! — Варька распахнула окно. — И когда ты уже перестанешь смолить свою вонючку?
Восемнадцатилетняя внучка была единственным человеком, который продолжил общаться с Макаром после развода. Все трое детей встали на сторону матери. «Это ты во всём виноват», — заявил старший, Георгий. А в чём, собственно? В том, что устал от постоянных придирок? Или в том, что хотел на пенсии пожить для себя, а не бегать по указке жены?
— Чай будешь? — спросил Макар, проигнорировав замечание о сигаретах.
— Не, я ненадолго. Вот, принесла тебе шарлотку от мамы, — Варька достала из рюкзака контейнер. — Не подумай, она не знает, что я к тебе прихожу. Сказала бы — убила.
— Ну, мать твоя всегда была резкой на язык, — усмехнулся Макар, принимая гостинец. — В меня пошла.
— А я думала, ты в неё. Бабуля говорит, ты всегда был занозой в за… — не договорила смущаясь внучка.
— Вот же змеюка подколодная, — пробормотал Макар беззлобно.
— Дед, я тут это… Поступила я. В Петербург уезжаю через две недели.
— Молодец! — искренне обрадовался Макар. — На кого?
— На архитектора, — Варька улыбнулась так широко, что на секунду стала похожа на ту пятилетнюю девчонку, которую он катал на плечах. — Представляешь, проходной балл — сто девяносто два, а у меня — двести пять! Они мне даже общагу обещали.
— Гордость моя, — Макар потрепал внучку по волосам, выкрашенным в непонятный пепельный цвет, но быстро убрал руку — Варька не любила телячьи нежности, как она это называла.
Варька вдруг посерьёзнела:
— Знаешь, дед, я вот всё думаю… Вы с бабулей столько лет вместе, и тут бац — развод. Она говорит, ты какую-то молодуху нашёл.
Макар закашлялся.
— Чего?! Это она тебе такое сказала?
— Ну да. А что, неправда?
— Господи, Варя, мне без пяти минут семьдесят! Какие молодухи? Твоя бабка совсем из ума выжила!
— А почему тогда?..
Макар тяжело опустился на стул.
Варька — единственный человек, которому он мог бы рассказать. Но стоит ли? Детям он пытался объяснить, почему ушёл, но они не захотели слушать. Только твердили, что он испоганил старость матери. А Зинаида, как всегда, выставила себя жертвой.
— Ты думаешь, сорок лет брака — это просто так? — наконец сказал он. — Мы друг другу всё сказали за это время. Всё. До последнего слова. Понимаешь, внучка? Я открывал рот, а она уже знала, что я скажу. И я то же самое.
— И что?
— А то, что я больше не хочу так жить. Как робот. Встал, поел, в туалет сходил, телевизор посмотрел, спать лёг. И всё под комментарии: «вытри за собой», «не клацай ложкой», «не хрюкай, когда ешь». Понимаешь?
Варька задумчиво покачала головой.
— Не очень. По-моему, это и есть нормальная семья. Вы же всегда так жили.
— Вот именно, — кивнул Макар. — Всегда. Но знаешь, к старости начинаешь понимать, что «всегда» — это не приговор. И время не бесконечно. Я просто хочу… пожить по-другому. Пока могу.
Варька нахмурилась, но ничего не сказала. Покрутила в руках свой телефон, потом вдруг вскочила:
— Блин, дед, я опаздываю! Меня Саня ждёт внизу. Я пойду, ладно?
— Иди, конечно. Саня — это ухажёр твой?
— Да нет же! Ты что, все мои соцсети пропустил? — она закатила глаза. — Это моя лучшая подруга. Мы с ней в один универ поступили.
Макар пожал плечами. Какие там соцсети, он едва с телефоном своим управлялся. Когда Варька ушла, он развернул шарлотку, отрезал кусок и медленно прожевал. С кислыми яблоками и без корицы. Как он любит. Наташка, мать Варьки, всегда знала его вкусы. В этом она пошла не в мать — та за сорок лет так и не запомнила, что Макар на дух не переносит корицу, лук и изюм…
— Ну и что ты тут делаешь?
Голос выдернул Макара из полудрёмы. Он сидел на скамейке в сквере напротив своего дома, подставив лицо осеннему солнцу. Голос был женский, скрипучий. Макар нехотя открыл глаза. Перед ним стояла маленькая сухонькая старушка с тележкой для продуктов. Ярко-голубые глаза смотрели насмешливо и как-то по-хозяйски.
— Сижу, — буркнул Макар. — А что, нельзя?
— Можно, — она вдруг плюхнулась рядом, не спрашивая разрешения. — Только ты на моём месте сидишь. Я тут каждый день сижу, с двух до трёх.
— Не знал, что тут места по расписанию занимают, — хмыкнул Макар, но подвинулся.
— Меня Галиной Петровной зовут, — соседка протянула руку для рукопожатия, как мужчина.
Макар пожал сухую, но на удивление крепкую ладонь.
— Макар Степанович.
— Знаю. Ты из тридцать второй квартиры. После Петра въехал.
Макар удивлённо приподнял брови.
— А вы откуда…
— Так я ему сиделкой была, перед смертью. Петя часто про тебя вспоминал. Говорил, в детстве вы с ним не разлей вода были. Это потом уже… разошлись.
Макар почувствовал неприятный холодок.
Он действительно был близок с двоюродным братом в юности, но потом их пути разошлись. Петька связался с какой-то сомнительной компанией, начал выпивать. Зинаида запретила Макару поддерживать с ним отношения. А он, как обычно, не стал спорить.
— Хотел спросить у Петьки… — начал он, но осёкся.
— Что именно?
— Да так… Почему он мне квартиру оставил. Мы ведь не общались давно.
Галина Петровна усмехнулась.
— А ты не понял, значит. Он же тебе письмо оставил.
— Какое ещё письмо?
— В шкафу, в спальне. Там за тумбой в углу конверт должен был быть.
Макар нахмурился. Никакого конверта он не находил. Хотя, признаться, он и не особо обыскивал квартиру. Въехал и живёт. Даже обои менять не стал, хотя они местами отклеивались.
— И что в нём?
— А вот это уже не моё дело, — Галина Петровна поднялась. — Мне пора. Завтра тоже придёшь?
— Зачем?
— Сидеть будем. Болтать. А то скучно одной каждый день.
Она развернулась и покатила свою тележку к дому, не дожидаясь ответа. Макар смотрел ей вслед с недоумением. Странная старуха. Но что-то в ней было… живое. Не то что его Зинаида с её вечным недовольством. Этой Галине сколько? Под восемьдесят? А сидит ровно, говорит чётко, глаза ясные. И тележку эту сама таскает.
Вернувшись домой, Макар сразу прошёл в спальню. В углу за тумбой, где обои отходили от стены, действительно обнаружился конверт. Самый обычный почтовый конверт, пожелтевший от времени. Внутри — сложенный вчетверо лист бумаги.
«Здорово, брат!» — начиналось письмо, и Макар сразу узнал размашистый почерк Петьки.
«Если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет, а ты наконец-то съехал от своей в.е.д.ь.м.ы. Прости за прямоту, но иначе не скажешь. Я всегда удивлялся, как ты столько лет с ней выдержал. Я же помню, каким ты был в молодости — весёлым, полным планов. Помнишь, как мы мечтали уехать на Байкал? Построить там дом на берегу и жить вдали от города?
Я свою мечту осуществил, хоть и не совсем так, как планировал. В 90-е, когда всё рухнуло, я действительно уехал туда. Нет, не пугайся, я не зову тебя с собой на тот свет. Я о другом. Я прожил там пятнадцать лет. Нашёл работу в заповеднике, потом женился на местной девчонке. Представляешь? У меня даже дочь есть. Настя. Ей сейчас двадцать шесть.
Я вернулся в город, только когда Надюшка, жена моя, ушла из жизни. Здоровье шалить начало, да и Настя в Петербург перебралась, учиться. Звала к себе, но я так и не собрался. Квартиру эту купил на последние деньги, думал, Насте оставлю. А потом узнал от общих знакомых, что ты всё так же с Зинаидой мучаешься, и решил — тебе она нужнее будет. Настя и без того хорошо устроилась, замуж вышла за питерского парня при деньгах.
Знаешь, Макар, я никогда не понимал, почему ты выбрал такую жизнь. Всем желаниям своим изменил, всему, о чём мечтал. Помнишь, как ты рисовал? У тебя же талант был настоящий! А она тебя заставила всё бросить и на завод пойти. „Семью кормить надо», — так ведь говорила? А сама что? Сидела дома и пилила тебя. Знаешь, что меня всегда удивляло? Что с годами люди становятся мягче, добрее. А твоя Зинка, наоборот, всё желчнее и злее.
Я пишу это не для того, чтобы обидеть тебя или поучать. Просто мне жаль, что мы потеряли столько лет. И знаешь что? Я до сих пор не понимаю, почему ты перестал со мной общаться. Неужели из-за неё? Впрочем, это уже не важно.
В нижнем ящике комода ты найдёшь адрес и телефон Насти. Если захочешь, свяжись с ней. Она о тебе знает, я ей рассказывал. И ещё там рыболовные снасти мои — тебе завещаю. Мы ведь с тобой в детстве любили на рыбалку ходить.
Прости, если разбередил старые раны. Но мне хотелось, чтобы ты знал: никогда не поздно начать жить так, как хочешь ты, а не кто-то другой.
Твой брат, Пётр».
Макар опустился на кровать, всё ещё сжимая письмо в руках. Как странно иногда складывается жизнь. Петька, которого он считал непутёвым, прожил так, как хотел. А он, Макар, всегда такой правильный, в итоге оказался у разбитого корыта. Нет, он любил своих детей, и временами даже Зинаиду, особенно в первые годы их брака. Но последние двадцать, а то и тридцать лет он жил словно в клетке. И сам не замечал этого…
— Я тебе чего, нянька? — Галина Петровна сердито сдвинула брови, но глаза её смеялись. — С какой это стати я должна тебя лечить?
Макар виновато шмыгнул носом. Он простудился на прошлой неделе, перемерзнув на рыбалке. Сам виноват — не рассчитал погоду. За окном уже вовсю хозяйничал ноябрь.
— Я не прошу меня лечить. Просто куриный бульон… — он закашлялся, — очень бы сейчас не помешал. Я тебе заплачу.
— Деньгами меня не купишь, — отрезала Галина Петровна. — Но так и быть, сварю. Только потому что мне самой куриного супа захотелось. А то, что тебе перепадёт — так это чисто по доброте душевной.
Они подружились за последние месяцы. Каждый день встречались на той самой скамейке, а когда погода испортилась, стали ходить друг к другу в гости. Макар узнал, что Галина Петровна — бывшая учительница математики, вдова военного лётчика, мать двоих сыновей, один из которых живёт в Москве, а второй — в Германии. И ещё она до страсти любит детективы и кроссворды. А ещё готовит такой вкусный борщ, что пальчики оближешь.
— Ладно уж, пойдём, — она протянула ему руку. — Тебе всё равно одному сейчас не стоит оставаться. Ещё загнёшься, а мне потом с твоей бывшей объясняться. Она же меня со свету сживёт, если что случится.
Макар невольно улыбнулся. Галина Петровна точно угадала характер Зинаиды, хотя никогда её не видела. Он взял протянутую руку и с трудом поднялся с постели. Голова кружилась, в висках стучало. Похоже, температура снова подскочила.
— Да на тебе лица нет! — всплеснула руками Галина Петровна. — Так, ложись обратно. Я сейчас.
Она засуетилась, заставила его выпить какие-то таблетки, потом притащила из своей квартиры термометр, банки и ещё какие-то медицинские принадлежности.
— Сорок! — ахнула она, взглянув на градусник. — Да тебе в больницу надо!
— Не поеду, — отрезал Макар. — Терпеть не могу больницы.
— Все вы, мужики, одинаковые, — проворчала она. — Ладно, я сейчас.
Он не помнил, что было дальше. Проваливался в забытье, потом выныривал, чувствуя на лбу прохладную тряпку и слыша тихий голос Галины Петровны. Кажется, кто-то ещё приходил. Врач? Но он не был уверен.
Очнулся он посреди ночи. Озноб прошёл, голова больше не болела. Рядом с кроватью на стуле сидела Галина Петровна и дремала, уронив голову на грудь.
— Эй, — тихо позвал Макар. — Иди домой. Я в порядке.
Она вздрогнула, открыла глаза.
— Макар? Очнулся? — она потрогала его лоб. — Температура спала, слава богу.
— Сколько времени?
— Почти три ночи. Ты двое суток в бреду был. Я врача вызывала из неотложки. Чуть не госпитализировали тебя.
— А ты… всё это время здесь?
— А где мне ещё быть? — она пожала плечами, как будто это само собой разумелось.
Макар почувствовал, как защипало в глазах. Давно уже никто о нём так не заботился. Да и заботился ли вообще? Зинаида в последние годы только раздражалась, когда он болел. «Опять ты со своими соплями», — говорила она, сунув ему пачку парацетамола и демонстративно уходя в другую комнату.
— Спасибо тебе, — хрипло сказал он.
— Вот ещё. Это я для себя старалась, — фыркнула Галина Петровна. — С кем я на скамейке сидеть буду, если ты помрёшь?
Но глаза у неё были добрые, тёплые. Макар вдруг подумал, что она красивая. Да-да, именно красивая, несмотря на морщины и седину. Что-то такое было в ней… настоящее. Живое.
— Дед? Ты дома? — Варька ворвалась в квартиру, как торнадо. — Ох, сколько же я не была тут!
Макар оторвался от газеты и расплылся в улыбке. Варька приехала на зимние каникулы — первый раз с тех пор, как уехала учиться.
— Варюха! Какими судьбами?
— А я не одна, — хитро улыбнулась внучка. — Там Галина Петровна на лестнице. Говорит, к тебе нельзя без стука, а то мало ли…
Макар покраснел. Вот хитрая старуха! Они с Галиной Петровной стали близки за последние месяцы. Очень близки. Но детям и внукам он пока об этом не рассказывал.
— Да ладно тебе, дед, — Варька прыснула. — Я же вижу, как ты ожил. Мать говорит, ты даже поправился с осени.
— Издевается она, — проворчал Макар, но было видно, что он доволен.
— А я вот тоже не одна, — Варька вдруг стала серьезной. — Бабушка со мной. Она в машине ждёт, внизу.
— Что?! — Макар чуть не выронил газету. — Зачем?
— Она… поговорить хочет. Я ей рассказала про твою… соседку. И про то, как ты изменился. Она сначала ругалась, потом плакала. А потом собралась и поехала со мной. Я не знаю, что она хочет тебе сказать, дед. Но она очень просила о встрече.
Макар растерянно провёл рукой по лысине. Видеть Зинаиду? Сейчас? Когда он только-только начал приходить в себя? Когда у него появилась Галина Петровна, рыбалка, новые друзья-соседи? Когда он, чёрт возьми, наконец-то почувствовал себя живым?
— Дед, если ты не хочешь… — начала Варька.
— Хочу, — неожиданно для самого себя сказал Макар. — Пусть поднимается.
— Уверен?
— Да. Мы ведь столько лет вместе прожили. Надо поставить точку. По-человечески.
Варька кивнула и выскочила за дверь. Макар поднялся, одёрнул рубашку, машинально пригладил редкие волосы. Сердце колотилось, как у мальчишки перед первым свиданием. Только не от предвкушения, а от страха. Но отступать было некуда.
Через пять минут в дверь постучали. Макар открыл и увидел Зинаиду — похудевшую, осунувшуюся, с новой стрижкой, делавшей её похожей на подростка.
— Здравствуй, Макар, — голос звучал неуверенно, совсем не так, как раньше.
— Здравствуй, Зина.
— Можно войти?
Он молча отступил, пропуская её. Зинаида огляделась, будто оценивая обстановку.
— Уютно у тебя.
— Спасибо.
Повисла неловкая пауза.
— Чай будешь? — наконец спросил Макар.
— Буду, — кивнула Зинаида.
Они прошли на кухню. Макар поставил чайник, достал чашки. Руки чуть дрожали, но он справился.
— Дети знают, что ты здесь?
— Нет, — Зинаида покачала головой. — Я только Варе сказала. Остальные не поймут.
— Это точно, — хмыкнул Макар.
— Макар, я… — она запнулась, — я хотела спросить. Ты счастлив?
Вопрос застал его врасплох. Он опустился на стул напротив бывшей жены.
— Я… да. Пожалуй, да.
— С этой… Галиной?
— Не только. С собой. Я наконец-то могу быть собой, понимаешь? Не бояться сказать что-то не так, не извиняться за каждый чих.
— Я была такой ужасной? — Зинаида горько усмехнулась.
— Нет, Зина. Мы просто… разные. Всегда были. Но я подстраивался под тебя и считал, что так и надо. А потом устал.
— А я не умела по-другому, — тихо сказала она. — Меня мать так воспитала. Помнишь, какая она была? Всё контролировала, всем указывала, как жить. И я… стала такой же.
Макар кивнул. Тёща у него действительно была — дай бог каждому такую пережить. И Зинаида унаследовала её характер, хотя в молодости боролась с этим. А потом перестала.
— Знаешь, я ведь тоже устала, — продолжила Зинаида. — От себя устала. От своего вечного недовольства. И только когда ты ушёл, я это поняла. Как в зеркало посмотрела и ужаснулась. Во что я превратилась? В свою мать! А я ведь поклялась себе, что никогда такой не буду.
Макар удивлённо поднял брови. За все годы брака Зинаида ни разу не позволила себе такого откровения.
— Мне Георгий на днях сказал, что я его детей изведу своими придирками. Просто не привозите их, говорит, пусть лучше без бабушки растут, — голос Зинаиды дрогнул. — А я ведь люблю их. И тебя любила. По-своему.
— Я знаю, — Макар вздохнул. — И я тебя любил.
Чайник вскипел, и Макар занялся чаем, чтобы скрыть волнение. Странно было слышать такие слова от Зинаиды. Никогда она не была склонна к самокопанию. Всегда считала, что права, что знает, как лучше для всех. Видимо, и правда что-то изменилось в ней после их расставания.
— Я не буду мешать тебе жить дальше, — сказала Зинаида, принимая чашку из его рук. — Просто хотела… извиниться, наверное. За всё.
Макар смотрел на жену и не узнавал её. Сорок три года вместе, а она словно чужая. Новая причёска, непривычная сдержанность в голосе. И эти слова — не в её стиле.
— Знаешь, — сказал он, помешивая чай, — в детстве у меня был друг, Митька. Мы с ним на рыбалку бегали. Так вот, он однажды поймал огромного леща. Такого, что все ахнули. А снасти у нас были хлипкие, детские. Леска натянулась до предела, вот-вот порвётся. И Митька растерялся. Рыба тянет куда-то в глубину, а он не знает — тянуть сильнее или ослабить? Его отец стоял рядом и сказал: «Дай леске свободу. Пусть рыба идёт, куда хочет. А потом, когда она устанет — подтягивай».
— И что? — Зинаида непонимающе посмотрела на него.
— Я думаю, мы похожи на ту леску. Всю жизнь были натянуты до предела. Ты тянула в одну сторону, я в другую. А теперь… теперь можно ослабить, отпустить. И посмотреть, что будет дальше.
Зинаида медленно кивнула.
— Ты всегда умел красиво говорить, — в её голосе не было привычной колкости, только усталость. — Но я, пожалуй, просто скажу: прости меня.
В дверь позвонили. Макар поднялся, открыл. На пороге стояла Галина Петровна с пакетом в руках.
— А я думала, ты уже все, к архангелам отчалил, — проворчала она вместо приветствия. — Не звонишь, не пишешь. Решила проверить. А то вдруг инфаркт или ещё что.
Макар улыбнулся:
— Отличное начало разговора, Галя. У меня тут… гости.
Он посторонился, и Галина Петровна увидела Зинаиду, всё ещё сидевшую за столом с чашкой в руках.
— Ясно, — Галина Петровна хмыкнула. — Бывшая пожаловала. Ну, я не помешаю.
Она развернулась, чтобы уйти, но Макар поймал её за руку.
— Останься. Познакомлю вас.
— Оно мне надо? — фыркнула Галина Петровна, но в квартиру всё же вошла.
Макар провёл её на кухню.
— Знакомьтесь. Это Галина Петровна, моя… — он запнулся.
— Соседка, — подсказала Галина Петровна с усмешкой.
— Да, соседка. И друг. А это Зинаида Николаевна, моя бывшая жена.
Женщины смерили друг друга внимательными взглядами. Макару стало не по себе. Он ожидал грозы, но вместо этого Зинаида вдруг улыбнулась:
— Очень приятно. Я наслышана о вас от внучки.
— А я о вас — от Макара, — не осталась в долгу Галина Петровна. — Только, признаться, ничего хорошего.
— Галя! — укоризненно воскликнул Макар.
— А что такого? — она пожала плечами. — Я всегда говорю правду. Вот, пирог принесла. С творогом и без изюма. Макар говорил, ты он не любит изюм, — это уже было адресовано Зинаиде.
Макар похолодел. Вот сейчас начнётся… Но Зинаида только кивнула:
— Да, не любит. Почему-то все думают, что это я не запоминала вкусы Макара, а на самом деле он путал. Он не любит изюм, а я терпеть не могу курагу.
— Ну вот видишь! — Галина Петровна победоносно посмотрела на растерявшегося Макара. — А ты мне всё наоборот рассказывал. Мужчины вообще не обращают внимания на такие вещи.
Макар стоял, переводя взгляд с одной женщины на другую. Что происходит? Он ожидал скандала, битвы титанов, а тут… светская беседа?
— Присаживайтесь, Галина Петровна, — Зинаида подвинулась, освобождая место за столом. — Чайник, кажется, ещё горячий. Расскажите, как вы терпите этого ворчуна? Он ведь невыносим по утрам, да?
— О, ещё как! — с готовностью отозвалась Галина Петровна, принимаясь резать пирог. — Пока не выпьет свой кофе, лучше на глаза не попадаться. А если не покурит после — вообще зверь.
— И это всегда так было! — подхватила Зинаида. — В молодости я думала — пройдёт. Но нет! Сорок лет одно и то же.
Они рассмеялись, и Макар понял, что остался за бортом этого странного женского союза. Его быстро выставили из кухни («Мужчинам тут делать нечего, иди телевизор посмотри»), и он послушно удалился в комнату, где сидела Варька, уткнувшись в телефон.
— Не понял, что происходит, — пробормотал он, опускаясь в кресло.
— А ты думал, они друг другу волосы повыдирают? — хмыкнула Варька, не отрываясь от экрана. — Это же бабы, дед. Они любую ситуацию превратят в чаепитие с обсуждением мужских недостатков.
— Но как же… Твоя бабушка… Она же всегда была такой…
— Злюкой? — подсказала Варька. — Ну, может, ей просто не хватало подруги, с которой можно по душам поболтать? Знаешь, как она изменилась после вашего развода? Даже мама говорит, что её не узнать.
Из кухни донёсся взрыв хохота. Макар покачал головой. Чудеса, да и только. За все годы брака он не помнил, чтобы Зинаида так искренне смеялась.
— Ты правда хочешь этого? — Галина Петровна сидела напротив Макара, сложив руки на груди. — Подумай хорошенько.
Был апрель. За окном сияло солнце, заливая кухню тёплым светом. На столе стояли две чашки чая и лежала бумага — согласие Макара на продажу его доли в квартире, где он когда-то жил с Зинаидой.
— Хочу, — кивнул он. — Зачем она мне? А детям деньги пригодятся. Георгий собрался дом строить, ему каждая копейка нужна.
После памятного визита Зинаиды прошло полгода. За это время многое изменилось. Они с бывшей женой начали общаться — сначала неловко, через Варьку, потом напрямую. Говорили о детях, о внуках, о здоровье. Иногда Зинаида заезжала к нему с гостинцами от детей, и они пили чай втроём с Галиной Петровной. Как ни странно, женщины нашли общий язык.
А месяц назад Георгий позвонил Макару и предложил продать долю в их трёхкомнатной квартире — он хотел выкупить её сам, чтобы потом обменять на жильё побольше. Макар согласился, не торгуясь. В конце концов, у него теперь была своя жизнь. И эта жизнь всё больше и больше была связана с Галиной Петровной.
— Твои дети не заслужили такой щедрости, — проворчала Галина Петровна. — Они же нос воротили от тебя, когда ты сюда переехал. Только Варька и навещала.
— Ну и что? Мне эти деньги всё равно ни к чему. А им помогу — мне же приятно.
— Ох уж эти мужчины, — вздохнула Галина Петровна. — Вечно вы готовы женщин на руках носить. Сначала свою Зинаиду баловал, теперь детей. А о себе подумать?
Макар улыбнулся. На самом деле, он думал. Много думал за эти полгода — и о себе, и о своей жизни, и о будущем.
— Знаешь, Галя, я хотел тебе кое-что сказать, — он отложил ручку и взял её за руку. — Мне шестьдесят девять лет. Тебе — семьдесят семь. Казалось бы, какое будущее? Но я вот думаю… Мой брат Петька когда-то мечтал уехать на Байкал. Бросить всё и начать жизнь с чистого листа. Я тогда не решился, а он — да. И был счастлив.
— К чему ты это? — Галина Петровна сощурилась.
— К тому, что у него осталась дочь. Настасья Петровна Громова. Она живёт в Петербурге, недалеко от Варьки. Я с ней созвонился, рассказал про Петькино письмо. Она приглашает меня в гости.
— Вот как, — Галина Петровна поджала губы. — Что ж, хорошая идея. Съездишь, развеешься.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной, — Макар сжал её руку крепче. — Варька квартиру сняла на лето, большую, там всем места хватит. А потом… Может, нам стоит подумать о более серьёзных переменах?
— Это каких же? — Галина Петровна вскинула брови.
— Сибирь большая, — Макар улыбнулся. — Петька писал, что там места красивые. Воздух чистый. Дома, говорят, недорогие. А пенсию везде платят.
— Ты с ума сошёл! — она всплеснула руками. — В нашем-то возрасте! Куда-то ехать, всё бросать!
— А что нам бросать, Галя? У меня дети взрослые, внучка почти выросла. У тебя сыновья далеко. Что нас тут держит?
— Ты это серьёзно? — она посмотрела ему в глаза. — Не шутишь?
— Серьёзнее некуда, — Макар поднёс её руку к губам. — Я там даже присмотрел уже кое-что. В интернете. Варька помогла. Недорогой домик в посёлке недалеко от Байкала. С участком. Я бы мог там огород развести, ты цветы свои выращивать. Рыбалка опять же. Грибы, ягоды…
— Огурцы, — мечтательно добавила Галина Петровна. — Я в детстве у бабушки в деревне жила, у нас такие огурцы росли!
— Вот видишь! — обрадовался Макар. — Ты же тоже об этом думаешь!
— Это всё красиво звучит, — она покачала головой. — Но ты забываешь, что нам под восемьдесят. Болячки, лекарства… Как там с больницами?
— Варька всё узнала. Райцентр в получасе езды, там больница хорошая. И автобус ходит регулярно.
— А твоя Зинаида? Ты же только-только с ней отношения наладил.
— Зина поймёт. Она даже рада будет, что я счастлив. К тому же, мы не навсегда уезжаем. Будем приезжать в гости. И детей к себе зазовём. Представляешь, как им там понравится? Природа, воздух…
Галина Петровна рассмеялась:
— Ох, Макар! Ты как мальчишка! Загорелся идеей и всё, ничем не собьёшь. Будь по-твоему. Давай съездим для начала, посмотрим. А там решим.
Макар просиял. Он знал — если Галина Петровна согласилась «посмотреть», значит, она уже почти решилась. И это знание наполняло его таким счастьем, которого он не испытывал, кажется, никогда в жизни.
— Осторожно, тут скользко, — Макар подал руку Галине Петровне, помогая выйти из катера. — Держись за меня.
Байкал встретил их туманом и прохладой. Стоял конец июля, но здесь, у воды, было свежо. Настя, дочь Петра, оказалась улыбчивой светловолосой женщиной, очень похожей на отца. Она приехала из Петербурга раньше них на неделю и уже ждала на берегу, размахивая руками.
— Всё, добрались! — радостно закричала она, обнимая Макара. — Дядя Макар, как же здорово, что вы решились приехать! Папа столько о вас рассказывал!
Она повернулась к Галине Петровне:
— А вы, значит, та самая Галина Петровна! Дядя Макар по телефону все уши мне прожужжал о вас. «Галина Петровна то, Галина Петровна сё».
— Ну-ну, не преувеличивай, — проворчал Макар, краснея.
— Идёмте скорее! Я уже и уху сварила, и дом прибрала. Всё готово для дорогих гостей!
Настя говорила громко, размахивая руками, как и её отец. Макар с нежностью смотрел на неё — кусочек Петьки, здесь, в этом удивительном месте. Он вдруг понял, что скучал по брату все эти годы. И теперь было что-то правильное в том, что он приехал сюда, словно восстанавливая разорванную когда-то ниточку судьбы.
Дом, куда привела их Настя, стоял прямо у кромки леса, в ста метрах от берега. Небольшой, добротный, с верандой и садом. Внутри пахло деревом, травами и свежесваренной ухой.
— Гостиная, кухня, две спальни, санузел, — скороговоркой перечисляла Настя, показывая им комнаты. — Папа сам всё обустраивал, когда здесь жил. А потом сдавал дом смотрителю заповедника, когда уехал. Но по документам он мой. Мне он, если честно, без надобности — я в Питере прижилась. Буду сдавать его или продам. Если только вы…
Она многозначительно посмотрела на Макара, и тот улыбнулся:
— Настя, разве я не говорил тебе по телефону? Мы, кажется, уже всё решили.
Галина Петровна ахнула:
— Ты что, уже договорился? А меня спросить?
— Я же сказал: «Если тебе понравится», — напомнил Макар. — Осмотрись сначала, а потом решай.
Настя тактично оставила их вдвоём, сказав, что сбегает к соседям за молоком. Галина Петровна обошла дом, трогая стены, заглядывая в шкафы и ящики. Потом вышла на веранду, где на столе уже стояли тарелки с ухой.
— Красиво тут, — признала она. — И дом добротный. И место чудесное. Но…
— Что «но»? — Макар подошёл, обнял её за плечи.
— Страшно, Макар. Всё бросать, начинать заново. В нашем-то возрасте.
— А мне, думаешь, не страшно? — усмехнулся он. — Но я вспоминаю, как жил все эти годы. Как боялся сделать шаг в сторону. И теперь понимаю: лучше рискнуть и попробовать, чем потом жалеть, что не решился.
Она повернулась к нему, внимательно вглядываясь в лицо:
— Ты правда этого хочешь? Не для меня, не для Насти, не для памяти брата, а для себя?
— Для себя, — твёрдо сказал Макар. — И для нас. У нас ещё есть время, Галя. Может, не так много, как хотелось бы. Но достаточно, чтобы прожить его по-настоящему.
Она молчала, глядя на озеро. А потом вдруг улыбнулась:
— Ты знаешь, мне всегда хотелось жить у воды. Только я никому об этом не говорила.
Макар поцеловал её в седую макушку:
— Вот и хорошо. Значит, решено?
— Решено, — кивнула Галина Петровна. — Но с одним условием.
— Каким?
— Домик мы оформим на двоих. И вообще всё будет на двоих. А то знаю я вас, мужиков. Сегодня люблю, завтра нашёл помоложе.
— Галя! — возмутился Макар. — В моём-то возрасте!
— А что? Кто меня на скамейке недавно с Маргаритой Павловной до хрипоты обсуждал? Я всё слышала!
Макар рассмеялся:
— Ревнуешь, значит? Это хороший знак.
Галина Петровна фыркнула, но глаза её смеялись. Макар вдруг подумал: как странно. Всю жизнь он проблуждал в потёмках, словно нащупывая тропинку, которая вывела бы его к свету. И вот теперь, когда, казалось бы, жизнь подходит к финалу — он наконец-то нашёл свой путь. Правильный путь. И рядом с ним тот человек, с которым хочется делить каждый оставшийся день.
Макар сидел на веранде и курил, глядя на золотившиеся в закатном солнце верхушки деревьев. Прошло два года с тех пор, как они с Галиной Петровной переехали в Сибирь. Два самых счастливых года в его жизни.
Они обустроили дом, развели огород, завели кошку и собаку. В прошлом году приезжала Зинаида с Варькой и её парнем, Георгий с женой и детьми. Пожили месяц, не хотели уезжать. Говорили, что тут словно в другом мире оказываешься.
— Макар, ты куда пропал? — Галина Петровна вышла на веранду с подносом, на котором дымились две чашки чая. — Опять куришь? Я же просила — хотя бы не в доме.
— А я и не в доме. Я на веранде, — он улыбнулся и затушил сигарету. — Иди сюда, посидим. Скоро звёзды появятся.
Они сидели в уютном молчании, попивая чай и глядя, как над озером постепенно сгущаются сумерки. Потом Галина Петровна вдруг спросила:
— Макар, скажи, ты никогда не жалел? Ну, что всё так обернулось? Что с Зинаидой разошёлся, что сюда переехал?
Он задумался. Жалел ли он? Была ли в нём хоть капля сожаления о прожитой жизни?
— Нет, — наконец ответил он. — То есть, я жалею, что не сделал этого раньше. Что потратил столько лет, живя не своей жизнью. Но, с другой стороны… Если бы я тогда ушёл от Зины, у меня не было бы моих детей, Варьки. И тебя я бы не встретил. Так что всё правильно. Всё так, как должно быть.
Галина Петровна кивнула и взяла его за руку.
— Вон, смотри, — Макар показал на небо. — Звезда падает. Загадывай желание.
— В моём возрасте уже нечего загадывать, — усмехнулась она. — У меня уже всё есть.
Макар обнял её, и они сидели так, пока совсем не стемнело. Где-то вдалеке слышались голоса соседей, плеск волн, шум деревьев. Мир вокруг них жил своей жизнью. А они сидели на веранде дома, который стал им родным, и наслаждались каждым мгновением своего немного запоздалого, но оттого не менее ценного счастья.
Жизнь, как оказалось, не заканчивается с выходом на пенсию. Иногда она только начинается — стоит лишь набраться смелости и сделать шаг в неизвестность. И пусть временем, отмеренным для этой новой жизни, не расточительствуют, каждый миг проживают полно, жадно, с благодарностью судьбе за подаренный шанс…
