— Андрей, код из эсэмэски скажи. Тут подтверждение нужно.
Наталья не оборачивалась. Она сидела за кухонным столом, сгорбившись над экраном ноутбука, и вбивала данные карты. Вкладка с бронированием отеля в Кемере была открыта уже двадцать минут — она перечитывала условия, проверяла, входит ли багаж, и каждый раз, глядя на фотографии бирюзового бассейна, чувствовала, как отпускает тугой узел, завязавшийся в желудке еще в ноябре. Полгода без выходных. Полгода переработок, дежурств в праздники и экономии на ланчах. Но этот отель того стоил.
Андрей лежал на диване в соседней комнате, закинув ноги на подлокотник. Из телевизора доносился бубнеж какого-то спортивного комментатора, смешивающийся с жужжанием напольного вентилятора, который гонял по квартире спертый, горячий воздух.
— Сейчас, — лениво отозвался он. — Телефон где-то тут валялся.
Наталья слышала, как он шарит рукой по полу, шуршит фантиками от конфет, которые, конечно же, не донес до мусорного ведра.
— Четыре-восемь-ноль-два, — крикнул он через секунду. — Только там это… Нат, погоди, может, не сейчас?
Но она уже нажала «Оплатить».
Экран моргнул. Колесико загрузки сделало несколько томительных оборотов, обещая сладкую жизнь «все включено», а затем сменилось красным крестом. Надпись была сухой и безжалостной: «Операция отклонена. Недостаточно средств».
Наталья нахмурилась. Странно. Она точно знала сумму. Там было сто сорок тысяч. Накопительный счет, который они назвали «Море», был её личной святыней. Она откладывала туда строго десятого и двадцать пятого числа каждого месяца.
— Может, сбой какой-то, — пробормотала она, открывая банковское приложение на телефоне. — Сбер вечно тупит по вечерам.
В комнате стало подозрительно тихо. Андрей выключил звук телевизора. Скрипнули пружины дивана — муж сел.
Приложение загрузилось. Наталья привычным движением пролистнула главный экран вниз, к разделу «Цели».
Цифра «0» смотрела на неё с экрана, как дуло пистолета. Ни копейки. Ни рублей, ни центов. Абсолютная, стерильная пустота.
Сначала она ничего не поняла. Мозг отказывался воспринимать информацию. Может, деньги автоматически перевелись на депозит? Может, банк списал какую-то годовую комиссию? Дрожащим пальцем она ткнула в «Историю операций».
Верхняя строчка. Сегодня, 14:30. Перевод клиенту Сбербанка. Вадим К. Сумма: 140 000 рублей.
Воздух в кухне вдруг стал плотным и вязким, как кисель. Наталья медленно положила телефон на стол, экраном вверх. Звук пластика о дерево прозвучал неестественно громко в этой ватной тишине. Она развернулась на стуле.
Андрей сидел на краю дивана, ссутулившись, и внимательно рассматривал свои носки. Его уши пылали пунцовым цветом, который был виден даже в полумраке коридора.
— Андрей, — тихо сказала она. Голос был чужим, низким и хриплым. — Где деньги?
Муж дернул плечом, словно отгоняя назойливую муху.
— Нат, ну ты только не начинай сразу, а? — он попытался улыбнуться, но вышла жалкая гримаса. — Это ненадолго. Буквально на пару недель. Оборотные средства, понимаешь? Бизнес — это такая штука, там скорость решает.
Наталья встала. Стул с противным визгом проехал по линолеуму. Она вошла в комнату, чувствуя, как внутри, где-то в районе солнечного сплетения, начинает закипать темная, горячая волна.
— Какой бизнес? — спросила она, подходя к дивану. — Какой, к черту, бизнес, Андрей? Я вижу перевод Вадиму.
Андрей вздохнул, встал и попытался приобнять её, но Наталья отшатнулась, как от прокаженного.
— Ну Вадик, да. У него тема выгорела, понимаешь? Стопроцентная. Там поставка запчастей из Китая, параллельный импорт, все дела. Ему не хватало для закрытия партии. Он попросил перехватить до конца месяца. Он вернет с процентами! Нат, там реально подъем будет х2, мы не в Турцию, мы на Мальдивы поедем!
Наталья смотрела на мужа и видела перед собой не взрослого тридцатилетнего мужчину, а нашкодившего школьника, который разбил окно и теперь врет про инопланетян. Вадим. Опять Вадим. Человек-катастрофа, человек-пиявка, который появлялся в их жизни только тогда, когда ему что-то было нужно.
Она вспомнила, как отказывала себе в новом зимнем пальто. Вспомнила, как Андрей ходил в старых кроссовках, потому что «надо копить». Вспомнила вкус дешевых макарон, которые они ели последнюю неделю перед зарплатой, чтобы докинуть на счет лишние пять тысяч.
И всё это сейчас находилось в кармане у Вадима.
— Да как ты мог занять наши деньги на отпуск своему другу Вадику, который нигде не работает уже три года?! Ты отдал ему всё, что мы откладывали полгода, на его очередной гениальный стартап?! Андрей, ты в своем уме? Мы остаемся без моря из-за твоего алкаша-приятеля!
— Не ори, соседи услышат, — зашипел Андрей, испуганно косясь на открытую балконную дверь. — Чего ты истеришь на ровном месте? Вадим не алкаш, у него временные трудности были. Он сейчас за ум взялся. Ты же его не знаешь так, как я. Мы с первого класса вместе!
— Я знаю его достаточно! — Наталья схватила со стола телефон и ткнула экраном ему в лицо. — Я знаю, что он должен половине города! Я знаю, что он живет за счет мамы-пенсионерки! И я знаю, что эти деньги мы больше не увидим! Ты понимаешь, что ты сделал? Ты не свои деньги отдал! Ты мои деньги отдал! Мой отпуск! Мое здоровье!
— Да что ты заладила: мое, твое! — Андрей вдруг перестал оправдываться и набычился. В его глазах мелькнула обида. — Мы семья или кто? Бюджет общий. Друг в беде, ему коллекторы угрожают, у него реально проблемы. Что я должен был сделать? Сказать «извини, братан, мы жопы греть летим, а ты тут подыхай»? Так, что ли?
Наталья смотрела на него, и ей становилось страшно. Страшно от того, что он искренне верил в то, что говорил. Он стоял перед ней в своих вытянутых на коленях трениках, с нелепой щетиной, и чувствовал себя героем. Спасителем. Рыцарем мужской дружбы.
Она медленно опустилась в кресло, чувствуя, как дрожат колени. Бронь отеля на ноутбуке, наверное, уже слетела. Сессия истекла.
— Коллекторы… — повторила она с отвращением. — У него проблемы с коллекторами, потому что он берет микрозаймы на ставки, Андрей. На ставки! А теперь он сделал ставку на тебя. И ты, как последний лох, сыграл.
— Не смей называть меня лохом, — процедил Андрей, и в его голосе впервые прорезалась агрессия. — Я мужчиной поступил. Помог другу. А ты… Тебе лишь бы шмотки да пляжи. Меркантильная, как все бабы.
Наталья подняла на него глаза. В них не было слез. Там была только холодная, ясная пустота, в которой догорали остатки уважения к человеку, с которым она прожила пять лет.
— Меркантильная? — тихо переспросила она. — Хорошо. Давай поговорим о меркантильности. Давай посчитаем.
Наталья не стала кричать. Кричать было бесполезно — это она поняла еще год назад, когда пыталась объяснить мужу, почему нельзя брать кредит на новый телефон, если старый еще работает. Сейчас в ней проснулся бухгалтер. Холодный, циничный аудитор, который видит перед собой предприятие-банкрот.
Она молча встала, прошла к комоду, где лежала папка с документами, и достала оттуда старый блокнот. Андрей следил за ней с опаской, как собака, которая нагадила на ковер и не понимает, будут её бить тапком или просто выгонят на улицу.
— Давай вспомним, Андрей, — начала она ровным голосом, открывая страницу, исписанную её мелким почерком. — Две тысячи двадцатый год. Твой Вадик решает гонять тачки из Армении. «Верняк», «золотая жила», «через месяц на «Гелике» приеду». Помнишь?
— Ну, было, — буркнул Андрей, отводя взгляд к темному окну. — Не повезло тогда. Границы закрыли, ковид, таможня… Это форс-мажор.
— Форс-мажор, — кивнула Наталья, словно соглашаясь. — Ты дал ему тридцать тысяч. На взятки, на бензин, на «решение вопросов». Где эти деньги? Где «Гелик»? Вадик вернулся на маршрутке, а деньги, по его словам, ушли «в дело».
— Он не виноват! — взвился Андрей. — Там система! Там всех кинули!
— Хорошо. Идем дальше. Две тысячи двадцать первый. Майнинг. — Наталья перелистнула страницу. Бумага сухо зашуршала в тишине комнаты. — Вадик собирает ферму. Ему не хватает на видеокарты. Кто дает ему пятьдесят тысяч с премии? Андрей дает. Потому что «биток растет», потому что «надо успеть в вагон». Где ферма, Андрей?
Муж вскочил с дивана и начал нервно расхаживать по тесной комнате, задевая коленями журнальный столик.
— Да что ты старое ворошишь! Упал курс тогда, розетка дорогая стала! Он продал оборудование, чтобы долги закрыть. Он, между прочим, честный человек, он передо мной извинился! Сказал: «Брат, не выгорело, но я помню».
— Помнит он, — усмехнулась Наталья. Усмешка вышла злой, оскаленной. — А я вот помню, как мы два месяца ели гречку без мяса, пока твой «брат» постил фотки из баров с какими-то девицами. Он на твои деньги не долги закрывал, а гулял, празднуя своё очередное банкротство.
— Ты свечку не держала! — рявкнул Андрей, останавливаясь перед ней. Его лицо пошло красными пятнами. — Хватит считать чужие деньги! Это низко!
— Чужие?! — Наталья швырнула блокнот на стол. Он проскользил по лакированной поверхности и с глухим стуком упал на пол. — Это наши деньги! Это я заработала, Андрей! Я! Пока ты сидишь в своем офисе за сорок тысяч и ноешь, что начальник — козел, я беру подработки. Я веду три проекта. Я глаза порчу за монитором до ночи. А ты берешь мой труд, мое время, мою жизнь и спускаешь в унитаз по имени Вадим!
Андрей замер. Упоминание его зарплаты всегда действовало на него как красная тряпка. Это было его больное место, его гниющая рана, которую он пытался прикрыть громкими словами о перспективах и мужской чести.
— А, вот мы и заговорили о главном, — процедил он, сузив глаза. Теперь он перешел в наступление. — Ты меня попрекаешь. Ты меня рублем попрекаешь. Я для тебя кто? Банкомат? Или муж? Да, я сейчас получаю меньше. Временно! Но я ищу варианты. А ты… Ты ведешь себя как мелочная торговка на базаре. «Я дала, я купила, я заработала». Да подавись ты своими деньгами! Дружба не продается!
— Дружба не продается, Андрей. А вот ты продался. И очень дешево, — Наталья говорила тихо, но каждое слово падало тяжело, как камень. — Ты для него не друг. Ты для него — беспроцентный кредит. Ты — лох, которого можно развести на жалость. У Вадика таких «друзей» еще пятеро, и он живет за ваш счет, смеясь вам в лицо. Он ни дня не работал, Андрей! Три года! Он профессиональный паразит. А ты — его кормовая база.
— Заткнись! — заорал Андрей, сжимая кулаки. Вены на его шее вздулись. — Не смей оскорблять моих друзей! Вадик поднимется! Вот увидишь, он еще на «Мерсе» приедет и швырнет тебе эти сто сорок тысяч в лицо! И я посмотрю, как ты тогда запоешь!
— Когда он приедет на «Мерсе», Андрей, рак на горе свистнет, — Наталья устало потерла виски. Голова начинала раскалываться. — Но проблема не в Вадике. Проблема в тебе. Ты украл у нас отпуск. Ты украл у нас ремонт на кухне в прошлом году. Ты крадешь наше будущее. Мы живем в этой «бабушкиной» квартире с отклеивающимися обоями не потому, что мы бедные. А потому, что у меня муж — идиот, который хочет быть хорошим для всех, кроме своей семьи.
Андрей стоял посреди комнаты, тяжело дыша. Он выглядел растерянным и жалким в своей растянутой футболке с дурацкой надписью. Он понимал, что она права. Где-то в глубине души, под слоями самообмана и бравады, он знал, что Вадик никогда не вернет эти деньги. Что никакой «параллельный импорт» не выстрелит. Что коллекторы — это результат глупости, а не злого рока.
Но признать это сейчас значило бы признать своё полное поражение. Признать, что он — неудачник, которого обманул школьный приятель. Признать, что жена, которая зарабатывает в два раза больше, имеет право командовать. Его мужское эго корчилось в агонии, требуя защиты.
— Знаешь что, — выплюнул он, глядя ей прямо в глаза. — Если тебе так важны эти бумажки, если ты готова из-за них удавиться, то, может, нам вообще не по пути? Я думал, у меня жена — тыл, поддержка. А ты — калькулятор ходячий. Тебе плевать на людей. Тебе плевать, что человека могут убить за долги!
— Если Вадика убьют за долги, мир станет только чище, — ледяным тоном парировала Наталья. — Но его не убьют. Он выкрутится, как всегда. Назанимает у других дураков. А мы остались с голой задницей.
Она обвела взглядом комнату. Старый диван, продавленный посередине. Телевизор, купленный в кредит три года назад. Дешевый ламинат, который уже начал расходиться швах. Здесь не было ничего лишнего, ничего богатого. Каждая вещь здесь была куплена с боем, с накоплений, с экономии.
И тут её взгляд зацепился за черный глянцевый корпус под телевизором.
Игровая консоль. Последняя модель. Андрей купил её полгода назад, когда получил тринадцатую зарплату. Наталья тогда промолчала, хотя им нужен был новый холодильник — старый гудел как трактор. «Мне нужно расслабляться, Нат. Я устаю на работе», — сказал он тогда. И она смирилась.
Теперь этот черный ящик казался ей символом всего их брака. Символом эгоизма Андрея.
— Ты говоришь, я считаю копейки? — переспросила она, и в её голосе зазвучали новые, опасные нотки. — Говоришь, я меркантильная? Хорошо. Раз в нашем семейном бюджете дыра размером в сто сорок тысяч, мы будем её закрывать. Активами виновника торжества.
Андрей проследил за её взглядом и побледнел.
— Даже не думай, — прошептал он. — Нат, не смей. Это моё.
Наталья медленно двинулась к телевизору. В её движениях больше не было усталости — только решимость хирурга, готового ампутировать гангренозную конечность.
— У нас общий бюджет, любимый, — ядовито улыбнулась она. — Ты так сказал пять минут назад. Раз ты распорядился моими накоплениями, я распоряжусь твоими игрушками.
— Не смей! — Андрей сделал шаг вперед, но остановился, наткнувшись на её взгляд. В нем было столько презрения, что он физически ощутил холод.
— Еще как посмею. — Она подошла к тумбе и потянулась к проводам. — Рынок сейчас хороший. Тысяч пятьдесят за неё дадут. Плюс джойстики, плюс аккаунт с играми. Хоть треть суммы вернем.
Это была точка невозврата. Наталья понимала это. Андрей понимал это. Воздух в комнате наэлектризовался до предела, пахло грозой и неизбежной катастрофой. Слова закончились. Начиналось действие.
Наталья протиснулась в узкое пространство между стеной и тумбой. Там, в пыльном полумраке, переплелись десятки проводов — черных, серых, белых — создавая запутанный узел, похожий на змеиное гнездо. Это было идеальное отражение их семейной жизни: всё спуталось, пережалось и покрылось слоем серой, жирной пыли, до которой ни у кого не доходили руки.
Она нащупала нужный кабель. Он был теплым. Приставка работала в режиме ожидания, тихонько гудя, словно живой организм, который питался их электричеством и их временем.
— Наташа, отойди, — голос Андрея дрогнул, но теперь в нем звучала не просьба, а предостережение. — Не дури. Это дорогая вещь. Ты сейчас дернешь, порт выломаешь.
— Порт? — переспросила она, не оборачиваясь. Её пальцы крепко сжали штекер HDMI. — Ты беспокоишься о порте? А о том, что я год пахала на эту Турцию, ты не беспокоился? Ты просто взял и перевел всё одним кликом. Теперь моя очередь делать клик.
Резкое движение рукой. Щелчок. Экран телевизора, на котором светилась заставка стримингового сервиса, мигнул и погас. Черный прямоугольник отразил искаженную, сутулую фигуру Андрея, стоящего посреди комнаты с растерянно поднятыми руками.
— Ты больная… — прошептал он. — Ты реально больная. Это же просто вещь! Зачем ты ломаешь вещи?
— Я не ломаю, Андрей. Я изымаю ликвидные активы для покрытия кассового разрыва. Ты же любишь бизнес-термины? Вот тебе экономика.
Наталья потянулась к кабелю питания. Он сидел плотно, сопротивлялся, будто приставка чувствовала угрозу и не хотела покидать насиженное место. Наталья уперлась коленом в полку, дернула сильнее. Вилка выскочила из розетки с сухим треском. Маленький белый огонек на корпусе консоли — этот неусыпный глаз, который следил за ними по вечерам — погас.
Теперь это была просто коробка. Кусок пластика и микросхем. Три килограмма железа, которые стоили больше, чем совесть её мужа.
Она вытащила консоль на свет. Черный глянец тут же покрылся отпечатками её влажных от волнения пальцев. Андрей смотрел на приставку так, словно Наталья держала за горло его ребенка. В его глазах читался неподдельный ужас. Для него этот черный ящик был не просто игрушкой. Это был портал. Дверь в мир, где он был героем, где он побеждал драконов и выигрывал чемпионаты, где он не был менеджером среднего звена с долгами и требовательной женой. И сейчас эту дверь заколачивали досками.
— Поставь на место, — сказал он, делая шаг к ней. Его лицо закаменело. — Я серьезно говорю. Поставь. На. Место.
— А то что? — Наталья выпрямилась, прижимая консоль к груди, как щит. — Ударишь меня? Из-за игрушки? Давай, Андрей. Это будет вишенка на торте. Сначала обокрал, теперь побей. Вадик бы одобрил. Это очень по-мужски.
Андрей остановился в метре от неё. Его кулаки сжимались и разжимались. Он был выше её на голову, тяжелее килограммов на тридцать, но сейчас, глядя в её ледяные глаза, он чувствовал себя маленьким и слабым.
— Я не буду тебя бить, — процедил он сквозь зубы. — Я просто заберу своё. Это мой подарок самому себе. Я его купил с премии. Имею право.
— Ты не имеешь права ни на что в этом доме, пока не вернешь сто сорок тысяч! — отчеканила Наталья. — Твоя премия — это часть общего бюджета. Ты жрал продукты, купленные на мою зарплату, пока копил на эту дрянь. Ты не платил коммуналку два месяца, я закрывала счета! Так что эта консоль — моя. И геймпады мои. И игры твои дурацкие за пять тысяч каждая — тоже мои.
Она сделала шаг в сторону, пытаясь обойти его и выйти в коридор. Ей нужно было добраться до телефона, сфотографировать консоль и выставить объявление. Или просто вызвать такси и отвезти её в круглосуточный ломбард. Ей было плевать на цену. Двадцать тысяч, тридцать — любая сумма сейчас казалась победой. Это был принцип. Это была война.
Андрей качнулся влево, преграждая ей путь.
— Ты никуда не пойдешь с ней, — глухо сказал он.
— Отойди.
— Нет. Отдай приставку.
Наталья посмотрела на него с брезгливостью. Перед ней стоял взрослый мужик, который готов был баррикадировать дверь собственным телом ради возможности пострелять виртуальных фашистов, но который и пальцем не пошевелил, чтобы защитить благополучие семьи.
— Андрей, ты понимаешь, как жалко ты сейчас выглядишь? — спросила она тихо. — Ты готов драться за кусок пластика, но ты не смог сказать «нет» своему дружку-паразиту. Ты трус. Ты просто трус, который боится реальной жизни. Поэтому ты и прячешься в этой коробке каждый вечер.
— Не твое дело, где я прячусь! — взревел он. Слюна брызнула изо рта. — Я работаю! Я устаю! Мне нужна разрядка! А ты… Ты только пилишь! «Купи то, сделай это, поехали туда». Да я с этой приставкой счастливее, чем с тобой за последний год!
Слова повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые. Наталья замерла. Это было честно. Наконец-то, впервые за вечер, он сказал правду. Ему было лучше с виртуальными персонажами, чем с живой женой.
— Отлично, — кивнула она, чувствуя, как внутри что-то окончательно обрывается. Та последняя ниточка, на которой держался их брак, лопнула со звоном порванной струны. — Раз так, то я делаю тебе одолжение. Я избавляю тебя от источника счастья, чтобы ты наконец-то вернулся в реальность. Или валил к Вадику. Вместе будете в «танчики» играть на телефоне.
Она рванулась к двери, пытаясь проскочить под его рукой. Андрей среагировал мгновенно. Инстинкт собственника сработал быстрее разума. Он схватил её за локоть, грубо дернул на себя. Наталья пошатнулась, но консоль из рук не выпустила.
— Отдай, сука! — заорал он, теряя человеческий облик. Теперь это была борьба. Грязная, унизительная возня двух людей, которые когда-то клялись друг другу в любви.
— Не трогай меня! — закричала Наталья, пытаясь вырваться.
Она ударила его свободной рукой по плечу, но это было всё равно что бить стену. Андрей вцепился второй рукой в корпус приставки. Его пальцы побелели от напряжения. Он тянул консоль на себя, Наталья тянула на себя. Пластик жалобно заскрипел.
Они кружили по комнате в нелепом танце ненависти. Стул был опрокинут. Ковер сбился в кучу.
— Это моё! — хрипел Андрей, и в его глазах стояли слезы бессильной злобы. — Ты не имеешь права!
— Ты украл мои деньги! — кричала Наталья ему в лицо. — Ты украл мой отдых! Я заберу всё, что смогу!
Резкий рывок. Андрей дернул слишком сильно. Наталья не удержалась на ногах, споткнулась о сбившийся ковер и полетела на пол. Но даже падая, она не разжала рук. Она падала вместе с консолью, увлекая за собой Андрея, который вцепился в «плойку» мертвой хваткой.
Глухой удар тел об пол заглушил шум улицы за окном. Но страшнее всего был другой звук — звук удара дорогой электроники о ламинат. Хруст. Звонкий, сухой треск ломающегося пластика.
На секунду в комнате повисла тишина. Наталья лежала на спине, тяжело дыша. Андрей нависал над ней, стоя на коленях. А между ними, словно труп их семейной жизни, лежал черный корпус приставки. Сверху, по глянцевой панели, змеилась огромная, уродливая трещина. Отломанный кусок пластика отлетел к плинтусу. Внутри что-то жалобно звякнуло.
Андрей смотрел на разбитую консоль. Его руки тряслись. Он медленно поднял взгляд на Наталью. И в этом взгляде больше не было ни страха, ни оправданий. Там была только чистая, дистиллированная ненависть.
Андрей не сразу поднялся с колен. Он сидел на полу, сгорбившись над останками игровой станции, и бережно, словно это была раненая птица, проводил пальцем по глубокой трещине, рассекшей глянцевый корпус по диагонали. Из недр консоли высыпалось несколько мелких черных осколков и какая-то зеленая плата. Внутри что-то безнадежно гремело при малейшем движении.
Наталья стояла у стены, потирая ушибленный локоть. Адреналин, бурливший в крови минуту назад, схлынул, оставив после себя тошнотворную ясность. Она смотрела на мужа и не видела в нем ни капли того человека, за которого выходила замуж. Перед ней сидел чужой, неприятный мужчина с редкими волосами и слабым подбородком, который оплакивал кусок пластика так, как не оплакивал бы потерю близкого родственника.
— Ты довольна? — спросил он, не поднимая головы. Голос был сухим и шершавым, как наждачная бумага. — Ты этого хотела? Уничтожить единственное, что приносило мне радость в этой дыре?
— Я хотела вернуть свои деньги, — ответила Наталья. Ей было удивительно легко говорить правду. Никаких фильтров больше не осталось. — Но если нельзя вернуть деньгами, я возьму моральной компенсацией. Считай, что это был первый взнос за твою глупость.
Андрей резко вскинул голову. Его лицо перекосило от ненависти. Это была не вспышка гнева, а глубокое, застарелое отвращение, которое копилось годами и теперь прорвало плотину.
— Ты — чудовище, — выплюнул он. — Ты не женщина. Ты — калькулятор. Функция. У тебя вместо сердца — банковское приложение. Ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня? Как на неудачную инвестицию. Как на актив, который не приносит дивидендов.
— А ты и есть неудачная инвестиция, Андрей, — холодно парировала она. — Ты — пассив. Токсичный актив, который тянет портфель на дно. Я пять лет пыталась вывести тебя в плюс. Пять лет я тянула тебя, вдохновляла, искала тебе работу, подсовывала курсы. А ты? Ты все это время мечтал только об одном — чтобы от тебя отстали и дали поиграть.
— Да! — заорал он, вскакивая на ноги. Обломки пластика посыпались с его колен на пол. — Да, я хотел, чтобы от меня отстали! Потому что ты душишь! Ты своей заботой душишь хуже, чем коллекторы! С Вадиком я чувствую себя человеком! Понимаешь? Человеком! Он меня уважает. Он верит в меня. А для тебя я — просто способ закрыть ипотеку и купить новые шторы!
— Вадик уважает твой кошелек, идиот! — Наталья рассмеялась, и смех этот был страшным, лающим. — Он верит в то, что ты — бездонная бочка, из которой можно черпать, пока ты не сдохнешь! И знаешь что? Ты этого заслуживаешь. Вы стоите друг друга. Два паразита, которые нашли друг друга в этом огромном мире.
Андрей шагнул к ней. Он был страшен. Его лицо пошло красными пятнами, губы тряслись.
— Заткнись. Не смей говорить про Вадима. Он — единственный, кто не предал меня, когда все отвернулись.
— Не предал? — Наталья прищурилась. — Он кинул тебя на сто сорок тысяч, Андрей. Сегодня. В обед. А ты стоишь здесь и защищаешь его, глядя в глаза жене, которую ты обокрал. Ты не просто лох. Ты — предатель. Ты предал нас ради одобрения какого-то дворового гопника.
— Нас больше нет! — рявкнул Андрей так, что в серванте звякнула посуда. — Слышишь? Нет никаких «нас»! Я лучше буду жить на вокзале, лучше буду жрать доширак с Вадиком в гараже, чем проведу еще хоть минуту с такой сухой, расчетливой стервой, как ты! Ты убила во мне все живое! Ты превратила мою жизнь в расписание платежей!
Он схватил с полки ключи от машины. Наталья даже не шелохнулась. Она знала, что он никуда не уедет. У него не было бензина — она помнила, что он просил тысячу на заправку еще вчера, а она не дала.
— Вали, — сказала она спокойно. — Иди к Вадику. Пусть он тебя кормит. Пусть он тебе носки стирает. Только ключи от квартиры положи на стол. Это моя квартира. Моя ипотека. Ты здесь только прописан, но прав на метры не имеешь.
Андрей замер. Ключи звякнули в его руке. Напоминание о том, что он живет на её территории, ударило его сильнее, чем любая пощечина. Он огляделся по сторонам, словно впервые увидел эти стены, этот дешевый линолеум, этот запах бедности и скандала. Ему некуда было идти. У Вадима — мать и однушка. У родителей — теснота и упреки. Он был в ловушке.
Но признать это сейчас было невозможно.
— Подавись ты своей квартирой, — прошипел он, швыряя связку ключей на пол. Они с грохотом ударились о ламинат и отлетели под диван. — Я уйду. Прямо сейчас. Но ты запомни, Наташа: ты останешься одна. С деньгами, с квартирой, но совершенно одна. Потому что никто, слышишь, никто не сможет вытерпеть твою душную правильность!
— Лучше быть одной, чем с вором, — отрезала Наталья.
Она развернулась и пошла на кухню. Ей нужно было выпить воды. Горло пересохло так, что больно было глотать.
— Куда ты пошла?! Я с тобой не договорил! — Андрей двинулся за ней, пиная по дороге остатки приставки. Пластик хрустел под ногами, как кости. — Ты думаешь, ты победила? Ты думаешь, раз сломала вещь, то стала главной? Хрен тебе! Я сейчас возьму твою кредитку, которая лежит в тумбочке, и сниму все под ноль! Назло! Чтобы ты знала, как унижать мужика!
Наталья остановилась в дверном проеме. Она медленно повернула голову. В её взгляде было столько холода, что Андрей невольно сбавил шаг.
— Попробуй, — сказала она тихо. — Я только что заблокировала все карты. И сменила пароль от вай-фая. И от онлайн-банка. Ты теперь — ноль, Андрей. У тебя нет доступа к ресурсам. Ты отключен от системы жизнеобеспечения.
Андрей застыл с открытым ртом. Он судорожно полез в карман, достал телефон. Экран светился тусклым светом. Значок Wi-Fi исчез. Приложение банка требовало повторной авторизации.
— Ты… ты не могла… так быстро… — пробормотал он.
— Я профессионал, Андрей. Я работаю быстро, — Наталья усмехнулась, но в улыбке не было радости. — А теперь собирай свои шмотки. У тебя десять минут. Если через десять минут ты будешь здесь, я вызову полицию и скажу, что ты на меня напал. А учитывая твое состояние и погром в комнате, поверят мне.
— Ты блефуешь, — прошептал он, но в глазах плескался страх.
— Проверь, — она достала телефон и демонстративно набрала «112», держа палец над кнопкой вызова. — Время пошло. Тик-так, Андрей. Тик-так.
Андрей смотрел на неё, и его мир рушился. Не было больше ни уютного дивана, ни вкусного ужина, ни верной жены, которая все поймет и простит. Была только эта чужая женщина с телефоном в руке и сломанная черная коробка на полу.
Он взвыл — тоскливо, по-звериному, пнул стену так, что посыпалась штукатурка, и бросился в спальню, на ходу срывая со стула какую-то одежду.
Наталья стояла в коридоре и слушала, как он мечется по комнате, как летят в спортивную сумку его вещи, как он матерится сквозь слезы. Ей не было его жаль. Внутри было пусто и чисто, как в операционной после ампутации.
Через пять минут он вылетел в коридор, в одной кроссовке, с сумкой, из которой торчал рукав рубашки.
— Будь ты проклята! — крикнул он ей в лицо, брызгая слюной. — Чтобы ты сдохла со своим золотом! Я Вадику позвоню, мы сейчас такое замутим, ты локти кусать будешь!
— Дверь закрой с той стороны, — равнодушно бросила Наталья.
Андрей выскочил на лестничную площадку. Дверь грохнула с такой силой, что со стены в прихожей упал календарь. Наступила тишина. Не звенящая, не торжественная. Обычная, бытовая тишина пустой квартиры, в которой пахло потом, пылью и перегоревшей электроникой.
Наталья сползла по стене на пол. Она посмотрела на свои руки — они мелко дрожали. Потом перевела взгляд на темный проем комнаты, где в свете уличного фонаря чернели обломки игровой консоли.
«Надо будет завтра выставить на Авито как запчасти, — подумала она отстраненно. — Блок питания целый, геймпады рабочие. Тысяч пять выручу. Хоть что-то».
Она закрыла глаза. Моря не будет. Мужа не будет. Но денег на карте Вадима тоже больше не будет. Никогда. И это, пожалуй, стоило того…
