— Тома, ты как хочешь, но так дальше продолжаться не может, — Михаил Петрович отложил вилку и промокнул губы салфеткой. — Сколько можно сидеть на двух стульях?
Тамара Николаевна виновато опустила глаза. Ресторан «Русский двор», где они сидели, был почти пуст — вторник, обеденное время. Официантка в накрахмаленном переднике меланхолично протирала соседние столики, негромко играла музыка.
— Миша, ты же знаешь, как всё сложно, — она рассеянно помешивала остывший кофе. — Витя с семьёй…
— Вот именно — Витя с семьёй! — Михаил Петрович подался вперёд. — Два года прошло, как ты их пустила. Два года! И что изменилось? Где их собственное жильё? Где накопления? Одни разговоры.
За окном моросил мелкий осенний дождь. Тамара Николаевна смотрела, как капли сбегают по стеклу, и думала о том, что ещё утром собиралась съездить к сыну — Кирюша болеет, надо проведать. Теперь этот разговор…
— У них ремонт, — начала она неуверенно. — Они столько вложили…
— В твою квартиру! — перебил Михаил Петрович. — В твою собственность! А могли бы эти деньги на первый взнос откладывать. Или хотя бы коммуналку платить…
Тамара Николаевна вздрогнула. Про коммунальные платежи она как-то не думала. Вроде договаривались, что дети будут платить, но… Квитанции приходили ей на почту, она по привычке оплачивала, а потом забывала спросить у сына.
— Знаешь, сколько они задолжали? — Михаил Петрович достал из кармана сложенный лист. — Я посчитал. За два года, с учётом всех платежей…
— Миша, перестань, — она накрыла его руку своей. — Не здесь.
Он спрятал бумагу, но глаза его смотрели жёстко:
— Тома, я всё понимаю. Сын, внук, невестка. Но мы с тобой уже полгода женаты. Полгода! А живём как чужие — я в своей квартире, ты у сестры. Разве так можно?
Тамара Николаевна почувствовала, как к горлу подступает ком. Действительно, как можно? Михаил Петрович хороший человек, заботливый. С ним спокойно и надёжно. А она всё мечется между ним и детьми.
— Может, снимут что-нибудь? — предложила она неуверенно. — Я помогу первое время…
— На твою пенсию? — он горько усмехнулся. — Тома, очнись. Они взрослые люди. У твоего Вити ровесники давно своим жильём обзавелись. Вон, Сергей с пятого этажа — и квартиру купил, и машину. А твой всё никак не соберётся.
— У Серёжи родители богатые, — попыталась защитить сына Тамара Николаевна.
— А у Вити — добрая мама, — отрезал Михаил Петрович. — Которая всю жизнь будет тянуть его семью? Тома, пойми правильно, — его голос смягчился, — я же о тебе забочусь. Мы не молодеем. Нам бы пожить для себя, попутешествовать. А ты всё им, им, им…
Официантка подошла к их столику:
— Будете что-нибудь ещё?
— Нет, спасибо, — Михаил Петрович достал бумажник. — Принесите счёт.
Когда они вышли из ресторана, дождь усилился. Михаил Петрович раскрыл над Тамарой Николаевной зонт:
— Я отвезу тебя к сестре. Только подумай о том, что я сказал. Так не может продолжаться вечно.
Она кивнула, забираясь в машину. В голове крутились обрывки мыслей — квартира, коммуналка, Витя, Кирюша с температурой…
— Знаешь, — вдруг сказал Михаил Петрович, выруливая со стоянки, — моя первая жена тоже всё детей жалела. Всё им, всё им. А как слегла с инсультом — где эти дети были? Соседи «скорую» вызывали.
Тамара Николаевна промолчала. Она знала, что первая жена Михаила скончалась три года назад. Знала, что с детьми у него отношения сложные. Но сейчас ей показалось, что в его голосе прозвучало что-то… злое?
В небольшой двухкомнатной квартире на окраине города было тихо. Нина осторожно приоткрыла дверь в комнату матери:
— Мам, ты как? Может, водички?
Антонина Васильевна чуть повернула голову на подушке — это было всё, что она могла сделать после второго инсульта:
— Нин… А Тома где?
— Тома скоро придёт, мам. Она в магазин вышла, за лекарствами.
Нина поправила одеяло, проверила капельницу. Последние полгода они с сестрой жили как на часах — смена каждые четыре часа, по очереди. Пока одна отдыхает, вторая дежурит у маминой кровати.
Входная дверь тихо скрипнула — вернулась Тамара Николаевна.
— Как она? — спросила шёпотом, разбирая пакеты с лекарствами.
— Тебя спрашивала, — Нина устало опустилась на кухонный стул. — А твой Михаил Петрович опять звонил. Говорит, что ты совсем его забросила.
Тамара Николаевна только рукой махнула:
— Пусть говорит. Вон только привез меня, а уже жалуется. Не могу же я маму на тебя одну оставить.
— А он что предлагает?
— Вместе жить, — она невесело усмехнулась. — Говорит, надо для себя время найти.
— А квартира твоя как же? Витька с семьёй куда денутся?
— Вот и я о том же, — Тамара Николаевна достала из пакета новый пузырёк с лекарством, прищурилась, читая инструкцию. — Да и как я уеду? Тут мама, тут дети, внук…
Из комнаты снова донёсся слабый голос Антонины Васильевны.
А телефон на кухонном столе снова загорелся входящим вызовом — «Миша»…
Вечером Тамара Николаевна всё-таки поехала к сыну. В подъезде встретила соседку, Марию Степановну:
— Тамарочка! Давно не заходили. А я вашего Кирюшу утром видела — в школу побежал.
— В школу? — переспросила Тамара Николаевна. — Но Витя звонил, сказал — температура…
— Да что вы! Бодрый такой, с портфелем. Я ещё похвалила — молодец, не пропускает.
Тамара Николаевна медленно поднималась по лестнице. Что-то здесь не так. Зачем Витя сказал про болезнь? Хотел, чтобы она приехала? Но почему просто не позвать?
Дверь открыла Анна. На кухне пахло ватрушками:
— Мама! А мы вас ждали. Проходите, я как раз к чаю напекла.
В прихожей громоздились коробки с новой мебелью. На стене красовались свежие обои — бежевые, с едва заметным рисунком. Тамара Николаевна помнила, как сын советовался с ней по поводу цвета.
— Анечка, а что это Кирюша в школу пошёл? — спросила она, разуваясь. — Витя говорил, температура…
Невестка замерла с чайником в руках:
— Какая температура? Он здоров. А Витя… — она запнулась, — Витя просто соскучился. Вы так редко стали приезжать.
«Соврал, — подумала Тамара Николаевна. — Просто соврал, чтобы я приехала.» А в голове звучал голос Михаила Петровича: «Сколько можно сидеть на двух стульях?»
— Будете ватрушки? — Анна суетилась у стола. — С творогом и яблоками, как вы любите.
— Спасибо, Анечка, — Тамара Николаевна села за стол, осматривая кухню.
Здесь тоже всё изменилось — новый гарнитур, бежевый с зелёным, блестящая плита, микроволновка. На подоконнике примостились горшки с зеленью — укроп, петрушка, базилик. Всё уютное, домашнее.
— Красиво у вас стало, — она провела рукой по глянцевой столешнице.
— Да, — Анна зарделась от похвалы. — Витя три месяца копил на кухню. Говорит, раз живём здесь, должно быть по-человечески.
«Раз живём здесь…»
Эти слова неприятно кольнули. Михаил прав — они уже как хозяева себя чувствуют.
— А где Кирюша? — спросила Тамара Николаевна, отгоняя неприятные мысли.
— На тренировке. У него через неделю соревнования по плаванию, — Анна поставила перед свекровью чашку с чаем. — Знаете, тренер говорит, есть шансы на первое место в его возрастной группе.
— Надо же… — Тамара Николаевна почувствовала укол совести. Раньше она не пропускала ни одного выступления внука, а сейчас даже не знала про соревнования.
В прихожей хлопнула дверь — пришёл Виктор.
— Мама? — он просиял, увидев её. — А я думал, ты завтра приедешь.
— Решила сегодня, — она внимательно посмотрела на сына. — Кирюшу проведать. Который, оказывается, не болеет.
Виктор смутился, начал стягивать куртку:
— Мам, прости. Я просто…
— Соскучился, — закончила за него Тамара Николаевна. — Анечка уже объяснила.
Она хотела добавить что-то ещё, но тут зазвонил телефон. На экране высветилось: «Миша».
— Извините, — она встала из-за стола. — Я отвечу.
В коридоре было тихо, только с кухни доносился приглушённый голос Анны: «Витя, ну зачем ты соврал…»
— Да, Миша?
— Тома, ты где? — голос мужа звучал недовольно. — Я заехал к Нине, а тебя нет.
— Я у Вити, — она машинально понизила голос. — Приехала проведать…
— Опять? — в трубке раздался тяжёлый вздох. — Мы же только что говорили! Тома, имей совесть. Я специально пораньше с работы ушёл, хотел вечер вместе провести…
— Миша, я ненадолго…
— Знаю я твоё «ненадолго»! — он повысил голос. — Вечно у тебя там дела находятся. То внук, то невестка, то…
С кухни послышались шаги. Тамара Николаевна торопливо прошептала:
— Я перезвоню.
Виктор стоял в дверях кухни, и его лицо… Такое же точно выражение было у него в детстве, когда она не пришла на его школьный концерт — срочное дежурство в больнице.
— Мам, — он шагнул к ней. — Прости за враньё про Кирилла. Просто ты теперь всё время занята. То у тёти Нины, то с Михаилом Петровичем…
— А ты решил меня обманом выманить? — она сама не ожидала, что голос прозвучит так резко.
— Мам…
— Нет, ты послушай, — Тамару Николаевну вдруг прорвало. — Я что, не человек? У меня своей жизни быть не может? Только бегать между всеми, угождать?
Она осеклась, увидев в дверях Анну. Невестка стояла, прижимая к груди полотенце, и глаза у неё были испуганные.
— Простите, — пробормотала Тамара Николаевна. — Я… я пойду.
— Мам, куда вы? — Анна дёрнулась к ней. — А ватрушки…
— В другой раз.
Уже в дверях она услышала, как Виктор говорит:
— Это всё он. Этот её новый муж. Настраивает против нас.
Тамара Николаевна торопливо захлопнула дверь и почти бегом спустилась по лестнице. На улице всё так же моросил дождь. Она достала телефон:
— Миша? Приезжай за мной. Да, прямо сейчас. У подъезда подожду.
В машине было тепло и пахло кофе. Михаил Петрович протянул ей бумажный стаканчик:
— Купил по дороге. Твой любимый, с корицей.
— Спасибо, — она отхлебнула, чувствуя, как унимается дрожь в руках.
— Поругались? — он искоса глянул на неё.
Тамара Николаевна покачала головой:
— Просто… просто я вдруг поняла, что ты прав. Нельзя вечно сидеть на двух стульях.
Михаил Петрович молча вёл машину. В темноте его лицо казалось высеченным из камня.
— Знаешь, — сказал он наконец, — мой риелтор присмотрел отличную квартиру в Геленджике. Тихий район, море рядом. Если твою продать…
— В смысле? — Тамара Николаевна резко повернулась к нему. — Продать?
— А что такого? — он пожал плечами. — Всё равно они там как хозяева распоряжаются. Продадим, купим на юге. Заживём для себя.
Она молчала, глядя на мелькающие за окном фонари. В голове крутилась мысль: «Вот оно что… Вот зачем ему всё это…»
Тамара Николаевна не спала всю ночь. В маленькой комнате у сестры было душно, несмотря на приоткрытую форточку. Она лежала, глядя в потолок, где метались тени от проезжающих машин, и думала, думала, думала…
«Продать квартиру… Уехать в Геленджик…»
Слова Михаила Петровича крутились в голове, как заевшая пластинка.
Она вспоминала, как въезжали в эту квартиру с покойным мужем — молодые, счастливые. Как Витька делал первые шаги по этому паркету, цепляясь за стены. Как клеили обои всей семьёй, смеялись, пачкались в клее…
Телефон тихо завибрировал — сообщение от Михаила: «Не спишь? Я тоже. Думаю о нас, о нашем будущем. Утром поговорим.»
Она не ответила. Встала, накинула халат и прошла на кухню. Сестра, Нина, уже не спала — сидела с чашкой чая, хотя было всего пять утра.
— Что, Томка, не спится? — она подвинула вторую чашку. — Давай, рассказывай.
Тамара Николаевна опустилась на табурет:
— Нин, помнишь, как мы с Колей ту квартиру получили?
— Ещё бы не помнить, — Нина усмехнулась. — Ты же три года в две смены пахала в больнице, чтобы очередь подошла. А потом ещё и ремонт своими силами…
— А теперь Миша хочет, чтобы я её продала.
Нина замерла с чашкой у рта:
— Что значит — продала?
— В Геленджик зовёт переехать. Говорит, надо для себя пожить.
— А Витька с семьёй куда?
Тамара Николаевна пожала плечами:
— Говорит, взрослые люди, пусть сами устраиваются.
— Ах вот оно что, — Нина поставила чашку. — А я всё думала, чего это он так активно против твоего сына настраивает. Теперь понятно.
— О чём ты?
— Да ладно, Том, — сестра внимательно посмотрела на неё. — Не видишь, что ли? Как приехал на той неделе — весь вечер про твоих «неблагодарных детей» разглагольствовал. Как вчера зашёл — опять за своё. А теперь вот и цель ясна.
— Думаешь?..
— Уверена! — Нина стукнула ладонью по столу. — Квартира-то в центре, дорогая. Продашь — хорошие деньги будут. А в Геленджике своём он что присмотрел? Небось, не элитное жильё?
Тамара Николаевна вспомнила фотографии, которые показывал Михаил — небольшая квартира в старом доме, до моря, конечно, близко, но…
В дверь позвонили. Обе женщины вздрогнули.
— Кого это в такую рань? — Нина пошла открывать.
На пороге стоял Кирилл, внук. Взъерошенный, в расстёгнутой куртке, с рюкзаком в руках.
— Кирюша? — Тамара Николаевна бросилась к нему. — Что случилось?
— Бабуль, — мальчик шмыгнул носом, — можно я у тебя поживу?
Оказалось, он сбежал из дома. Подслушал вечером разговор родителей, узнал про планы Михаила Петровича насчёт продажи квартиры.
— Папа так кричал, — Кирилл сидел на кухне, обхватив руками горячую чашку с чаем. — Говорил, что твой муж специально всё это придумал. А мама плакала. А потом они думали, что я сплю, и папа сказал, что у него никогда не будет своей квартиры, потому что все деньги ушли на ремонт, а теперь нас выгоняют…
Тамара Николаевна слушала внука, и внутри у неё всё переворачивалось. Как же она раньше не видела? Не понимала?
— А ещё, — Кирилл опустил голову, — я слышал, как дядя Миша тебе звонил. И как он тебя против папы настраивал. Бабуль, он плохой. Не слушай его!
В дверь снова позвонили — на этот раз требовательно, длинно.
— Это родители твои, — вздохнула Нина. — Наверное, уже всю больницу на уши подняли.
Тамара Николаевна пошла открывать. На пороге стоял Виктор — бледный, встрёпанный, в наспех натянутой куртке.
— Мам, прости, — выдохнул он. — Кирилл у тебя?
— У меня, — она посторонилась, пропуская сына. — Проходи.
Он шагнул в прихожую и вдруг обнял её — крепко-крепко, как в детстве:
— Мам, не продавай квартиру, а? Мы что-нибудь придумаем. Может, ипотеку возьмём… Или комнату какую снимем…
А она стояла, гладила его по спине и думала о том, какой же он всё-таки ещё мальчишка. Её мальчишка. И как она могла хоть на минуту поверить, что деньги важнее этого?
Зазвонил телефон. «Миша» — высветилось на экране.
Тамара Николаевна нажала «отклонить».
К девяти утра на кухне у Нины собрался настоящий семейный совет. Приехала заплаканная Анна, примчался Михаил Петрович — как был, в домашних брюках и наспех накинутой куртке. Кирилл сидел, забившись в угол дивана, и смотрел исподлобья.
— Это манипуляция! — громко говорил Михаил Петрович, нервно поправляя воротник рубашки. — Тома, неужели ты не видишь? Мальчишка сбежал из дома, устроил истерику — и что? Мы должны отказаться от наших планов?
— От твоих планов, Миша, — тихо поправила его Тамара Николаевна. — Это были только твои планы.
Он осёкся на полуслове, уставился на неё:
— То есть?
— То и есть, — она расправила плечи, как делала когда-то, выходя к особо трудному классу. — Это ты хотел продать квартиру. Ты придумал переезд в Геленджик. Ты настраивал меня против собственных детей.
— Я заботился о тебе! — он повысил голос. — О нашем будущем!
— Нет, Миша, — она покачала головой. — Ты заботился о моей квартире. И — она сняла с пальца обручальное кольцо. — Забирай свои заботы и уходи.
В кухне повисла звенящая тишина. Было слышно, как тикают часы на стене и гудит в подъезде лифт.
— Ты пожалеешь, — процедил Михаил Петрович, сжимая кулаки. — Они снова сядут тебе на шею, будут пользоваться…
— Вон! — вдруг громко сказала Нина, вставая. — Вон из моего дома!
Он ещё постоял секунду, переводя взгляд с одного лица на другое, потом резко развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в серванте.
— Мам, — тихо позвал Виктор.
— Подожди, сынок, — она подняла руку. — Давайте все успокоимся и поговорим.
Разговор длился больше двух часов. Говорили о деньгах — честно, открыто, без недомолвок. Выяснилось, что Виктор с Анной действительно потратили все сбережения на ремонт, думая, что раз мать разрешила им жить в квартире, можно вкладываться.
— Мы же как лучше хотели, — Анна теребила край фартука. — Чтобы красиво было, уютно…
— Я знаю, девочка, — Тамара Николаевна погладила невестку по руке. — Но надо было сначала всё обговорить.
Говорили о коммунальных платежах — оказалось, что никто толком не знал, кто должен их оплачивать. Виктор думал, что мать, раз квартира на неё оформлена. Тамара Николаевна считала, что дети, раз живут там.
— Я посчитала, — Нина достала калькулятор. — За два года набежало прилично. Но если разделить пополам…
Говорили о будущем.
О том, что нужно составить чёткий план: сколько можно откладывать в месяц, какую квартиру можно взять в ипотеку, какой первый взнос потянут.
— У меня есть кое-какие сбережения, — сказала Тамара Николаевна. — Немного, но на первый взнос хватит.
— Мам, не надо, — начал было Виктор.
— Надо, сынок. Только давайте всё оформим официально — как заём. С договором, с графиком выплат.
Кирилл, который всё это время молча слушал взрослых, вдруг спросил:
— А мы правда переедем?
— Не сразу, зайчик, — Анна обняла сына. — Сначала надо всё посчитать, подкопить денег…
— А можно я тогда свою копилку отдам? — он вскочил. — У меня там много!
Тамара Николаевна почувствовала, как к горлу подступает ком. Она смотрела на своих родных — взъерошенного Кирилла, осунувшуюся за ночь Анну, постаревшего словно за одни сутки Витю — и думала о том, как же она могла хоть на минуту усомниться в них.
— Знаете что, — сказала она решительно, — давайте сначала позавтракаем. Нина, у тебя осталось тесто для блинов?
— Обижаешь, сестрёнка, — Нина уже гремела сковородками. — С яблочным вареньем будете?
Потом, когда они все сидели за столом, ели горячие блины и наперебой строили планы, зазвонил телефон. «Миша» — снова высветилось на экране.
Тамара Николаевна не глядя нажала «отклонить» и отключила телефон.
— Мам, — Виктор посмотрел на неё виновато, — прости, что я так о твоём муже…
— Бывшем муже, — твёрдо поправила она. — Давай не будем о нём. Лучше расскажи, какие у Кирюши соревнования на следующей неделе?
— О! — оживился внук. — Бабуль, ты придёшь? Правда придёшь?
— Конечно, милый. Я теперь никуда от вас не денусь.
За окном наконец-то перестал моросить дождь, и выглянуло солнце. Его лучи играли на чашках с чаем, на банке с вареньем, на светлых Кирюшкиных вихрах. Тамара Николаевна смотрела на своих родных и думала о том, что иногда нужно дойти до самого края, чтобы понять простую истину: нет ничего важнее семьи. Никакие деньги, никакие квартиры у моря не стоят родных глаз, любящих сердец, доверия и понимания.
А телефон лежал выключенный и уже никогда больше не показывал входящие от абонента «Миша».
