Есть у меня знакомая портниха. Невысокого росточка, быстрая в движениях, в свои шестьдесят с большим хвостиком, Алла Николаевна еще ухитряется шить на заказ. И выходят из-под ее сухоньких ручек прекрасные вещи, достойные современных подиумов, но условия у нее нестандартные: приходишь утром с отрезом ткани, а вечером уже уходишь с готовым платьем. Просто Алле Николаевне нужно, чтобы «модель» все время была рядом.
Я хожу к ней уже много лет. За эти годы Алла Николаевна почти не изменилась – только перестала красить волосы, сказав, что благородная седина в возрасте – это гораздо круче, да морщинок на ее подвижном, до сих пор милом лице с классическим греческим носиком и все еще ясными голубыми глазами, немного прибавилось.
В то утро я пришла к Алле Николаевне внепланово –нас пригласили встречать Новый Год в ресторане, а платья не было. Вот и вымолила у нее денек, после которого гарантированно получила бы новое платье.
— Ну все, шьем, — удовлетворенно сказала моя «кутюрье», тщательно измерив и раскроив серебристый материал на куски. – Видела я уже однажды такое платье, тебе понравится…
Из комнаты раздался стрекот машинки, а я уселась на кухне, переключая каналы телевизора.
Часа через три, когда я порядком уже соскучилась, она наконец-то позвала меня на примерку:
— Ну вот, смотри, уже что-то намечается. И цвет тебе очень идет. Сейчас перерывчик сделаю, чайку попьем, а потом продолжу.
Свежезаваренный чай был таким ароматным, а домашние пирожки так и таяли во рту.
Но Алла Ивановна, откусив пирожок, вдруг протянула:
— Что-то ничего в рот не лезет. С чего бы мне это платье-то вспомнилось? Кажется, уже все давно забылось… А может, это Новый Год навеял?
— У вас с серебристым платьем что-то связано? –Осторожно поинтересовалась я.
— Да… Старая история.— Глаза ее затуманились воспоминаниями и, неожиданно для меня, она предложила:
— Ладно, расскажу тебе. Никому никогда не рассказывала, но как-то захотелось душу облегчить. Слушай.
— Ты знаешь, я же родом из деревни, — начала она.
— Приехала покорять столицу после окончания училища, где учили на швею. Семьдесят пятый это был, а мне всего девятнадцать стукнуло.
С детства прекрасно шила и мечтала стать модельером, в книжках вычитала про такую профессию. Но работать по распределению пришлось на швейной фабрике. Я и не переживала, надеясь, что еще схвачу свою звезду за хвост. Накопила на старую швейную машинку и в общежитии по вечерам шила себе красивые наряды из любого, самого завалящего материала. Комендантша меня ругала за шум, но я и ей шила. И подруг своих обшивала. А фасоны сама придумывала.
Благодаря этому, выглядела я, как модная, стильная штучка, привлекая внимание парней. К сожалению, простые ребята боялись ко мне подходить, да и я их не привечала. Зато привлекали всякие «мажорчики».
Что возьмешь с глупенькой деревенской девчонки, только что дорвавшейся до столичной жизни!
Парни в основном были детьми «влиятельных» родителей, всегда хорошо одеты и в общении приятны. «С возможностями», как тогда говорилось.
— Так вроде как у «золотой молодежи» был довольно закрытый круг общения, — удивилась я. –Они с девчонками из общежития не особо общались, впрочем, как и теперь.
— Стыдно сказать, но я, как, как так героиня из «Москва слезам не верит», врала им, что учусь на модельера в институте, и что мой отец – ответственное лицо в области.
И фильма того не видела, а надо же, пришло такое в голову, — смущаясь, сказала Алла Николаевна. —
Случайно познакомилась с одной девицей, а там уже пошло-поехало… И получилась у меня такая «двойная жизнь». Утром – на фабрике впахиваю, вечером, если не шью, развлекаюсь где-нибудь в компании. И как сил на все хватало – до сих пор не пойму. Их немного смешила мой говор, но они мне это прощали. Девочка все-таки с области, такая оригинальная.
И вот так получилось, что я влюбилась в одного красавчика. Хорош был, что и говорить. И взрослый. Ему уже двадцать пять было, и по его словам, был он подающим надежды режиссером на киностудии «Мосфильм». Говорун и весельчак – в компании его любили.
Эдик, так его звали, тоже отвечал мне взаимностью. А что? Это сейчас я уже старая, вся морщинистая, а тогда красоткой была. Личико кукольное, фигурка — как у манекенщицы и волосы длинные, до попы.
— Вы и сейчас красавица! – Не удержалась я.
— Ай, — отмахнулась она. — Разве сравнишь… Так вот, иногда я приходила к Эдику домой, в его большую квартиру-сталинку, но, правда, только когда родителей не было дома. А дома их не было часто, ведь они постоянно ездили в какие-то киноэкспедиции.
Естественно, при такой вольнице мы делали, что хотели, а Эдик часто намекал, что рано или поздно мы поженимся. Но потом случилось то, что случилось.
31 декабря 1976 года я хорошо запомнила. Эдик за три дня до праздника позвал меня встречать Новый Год на даче, со своими друзьями. Ясное дело, что я с восторгом согласилась. А потом всю ночь не спала, строя самые радужные планы.
Я хотела быть на празднике самой красивой, поэтому специально сшила себе красивое белое платье и даже купила белые туфельки. Мне казалось, что, когда Эдик меня увидит такой, он наконец-то скажет заветные слова. Но и у меня были от него, как я уже говорила, свои заветные тайны.
Чтобы Эдик не узнал, что я живу в общежитии, я всегда назначала ему место встреч около одного большого дома, где якобы жила моя родственница. А потом просто выходила из подъезда в назначенное время, благо домофонов тогда не было.
В тот день я вышла, вся лучась ожиданием, а Эдик подъехал на отцовских жигулях. И я, как принцесса, отправилась к своей мечте.
По юной своей глупости я совершенно не думала как будет, когда выяснится, что я — обычная сельская девчонка с отцом-трактористом и никакого областного начальства даже в глаза не видела. И что мама моя всю жизнь проработала в поле и ни разу не была в городе. Мне очень больно сейчас об этом думать, но я стыдилась своих родителей – работящих и очень хороших людей.
Глаза ее увлажнились и, смахнув слезинку, она продолжила севшим голосом:
— Дача оказалась огромной, с густым лесом рядом.
Как сейчас говорят – вилла. Я таких никогда не видела, думала, что-то типа избы будет. Но это был настоящий дом, как на картинке из заграничной жизни. Даже с камином. И компания собралась под стать: все красиво одетые, уверенные в себе, шумные. Дочка хозяина дачи даже на этом фоне сильно выделялась. Ну прямо снежная королева!
Очень красивая блондинка в серебристом платье, которое ладно облегала ее формы – я бы при всем старании такое не сшила. И я заметила, как Эдик поглядывает на нее…
— Так вот отчего вас так взволновало серебристое платье, — догадалась я. – Хозяйка дачи была в таком же платье, какое вы мне сегодня шьете.
— Можно сказать и так. – Алла Николаевна наконец-то глотнула чаю и продолжила:
— Стол был роскошный, все изрядно выпили и веселились, но только мне было как-то невесело. Эдик подсел к этой Илоне, они о чем-то болтали, а у меня сердце сжималось, когда я смотрела на них. И тут я увидела, как он ее приобнял и тянется к ней губами. Я не выдержала – резко подошла к ним, схватила Эдика за руку и вывела в коридор.
— Ты что, совсем сдурел! – Зло шептала я ему. – Еще целоваться начни при мне!
Подвыпивший Эдик вяло оправдывался:
— Ты что, детка! Да я только с тобой…Это так, дружеский разговор. Ну, дань вежливости. А ты, как дура, истеришь по пустякам!
Я успокоилась, повеселела и даже позволила отвести себя в другую комнату, где нам постелили. Эдик в ту ночь был со мной особенно страстен. Вроде бы, радоваться надо, но меня все не покидало ощущение, будто обнимает он не меня, а другую.
Но, засыпая в его объятиях, я подумала, что не надо нагнетать. Эдик любит меня, это же видно!
Днем мы всей компанией катались на лыжах, играли в снежки, потом снова сидели за столом. А к вечеру, уставшие, разбрелись по уголкам.
Эдик заснул довольно быстро, а мне как-то не спалось. Перебирая события дня, я вспоминала, как он смотрел на эту Илону, как она ему улыбалась и как словно ненароком задевала его грудь. И сердце мое сжималась – я чувствовала, что между ними что-то происходит, словно искры сыплются. Потом задремала, но под утро проснулась и обнаружила, что Эдика рядом нет.
Подождала еще немногое и пошла его искать. Тыркалась во все двери и только на втором этаже, в спальне, увидела «веселую» картину…
Длинные белые волосы, раскинувшиеся по подушке, а рядом – темная голова моего несостоявшегося жениха. Не в силах сдерживать себя, я закричала и, повернувшись, бросилась бежать.
Эдик побежал за мной, придерживая все спадающую простыню. Он догнал меня в конце коридора и грубо схватил за руку:
— Детка, ты куда собралась?
Он не был испуган или растерян – он весело хохотал над моими злыми слезами:
— Вот дура-то! Ну подумаешь, разок с понравившейся девицей! Ничего страшного не случилось, с меня не убыло. Ну, успокойся же и пойдем в комнату…
— Гад! – выкрикнула я, сжимая кулачки.
— А… — еще сильнее засмеялся он. — Сразу же слетели все великосветские манеры. Тоже мне, цаца! Думаешь, не знаю ничего про твою общагу? Веселила ты меня, забавно с тобой было. Особенно когда ты из подъезда чужого дома выходила. Кого обмануть хотела, крошка? Ну ладно, хватит. Пошли в постель. Не хочешь? Ну и катись тогда. Чтобы духу тут твоего завтра не было!
— Жестко… Не выдержала я, забыв про чай и всеми силами ненавидя неведомого мне Эдика.
— Это еще что. Жестче было потом, — Алла Николаевна смотрела на меня уже почти спокойно словно перешла какую-то понятную лишь ей черту. – Зимой светает поздно. В спешке я собралась и в темноте пешком пошла в город. А туфельки свои новые так и забыла…
Автобусы еще не ходили, поэтому просто брела по дороге, ведь снегу тогда было выше колена. Через полчаса ног в тоненьком капроне уже не чувствовала и хотелось только одного: лечь посередине этой дороги и заснуть.
Но мне повезло, меня подобрал ранний грузовик. Уж не знаю, что он делал на дороге второго января. Хотя, продукты же развозить надо…
Помню, как дядька с усами молча крутил баранку, искоса поглядывая на меня. Довез до города и даже денег не взял, мол, беги, девка, отогревайся.
Вот так и встретила я тот семьдесят шестой год.
— А Эдика вы с тех пор не видели?
— Ни разу. – Поморщилась она. –А я и не хотела – всю охоту встречаться с «мажорчиками» он у меня отбил. Поняла я, какая гниль это. Многие потом все потеряли, посбивали с них спесь.
А из Эдика, кстати, ничего и не получилось. И был он вовсе и не режиссером. Папашка пристроил его на киностудию установщиком декораций. Получается, что и он врал всем, не только я.
Нет злости у меня на него, разве за то, что жизнь свою личную не устроила. Мужчины разные были, а вот довериться так никому и не смогла. Ну, мне уже эти мужчины до фонаря сейчас…
— Вам, наверное, очень тяжело вспоминать то время? – спросила я, удрученная ее рассказом.
— Ты знаешь, а ведь это был мой самый счастливый Новый год.
— Как? – Изумилась я. –Что же в этом счастливого?
— А вот так, — впервые улыбнулась она. – Подарок мне Эдик самый лучший на свете сделал. Ведь именно в ту ночь во мне зародилась новая жизнь. Мое солнышко, мое счастье — Катенька. Да ты и сама прекрасно ее знаешь, согласись, чудесная она у меня.
Как же я благодарю Господа, что не сделала ошибку тогда и не избавилась от нее! А думала сначала, потому что не хотела ребенка от этого гада. Но не сделала же. И хлебнула потом одна с ребенком, и выживала, как могла, а Катеньку вытянула.
Муж у нее хороший, меня уважает. И внуков двое, уже студенты. Вот, жду на Новый год, это традиция у нас. Молодежь в свои компании потом, а мы уже сами. По-стариковски. Хотя, какие же они старики? Сорок шесть Катюше всего. И это – мой самый дорогой подарок в жизни.
Поздним вечером Алла Николаевна торжественно вручила мне мое новое серебристое платье. Сидело оно изумительно.
На прощание, заглядывая мне в глаза, она пробормотала:
— Наговорила я тебе с три короба. Забудь все. Это так, мои фантазии. Не было ничего. И Катя у меня от одного женатого мужчины… В общем, ерунда это все. Но я не поверила…
