Валентина Петровна всегда говорила, что её трёхкомнатная квартира на Профсоюзной — это её крепость. Сорок лет назад она получила эту квартиру по распределению, когда работала инженером на заводе. Здесь родился и вырос её единственный сын Алёша, здесь она пережила развод с мужем-дамским угодником, здесь воспитывала сына одна. Каждый угол был пропитан её заботой, каждая вещь стояла на своём месте.
И вот теперь в её доме появилась она — Лена, двадцатисемилетняя жена её тридцатитрёхлетнего сына. Высокая, стройная, с копной рыжих волос и зелёными глазами. Красивая, надо признать. Но чужая. Совершенно чужая.
— Валентина Петровна, можно я переставлю диван в гостиной? — спросила Лена в первый же день после переезда. — А то телевизор неудобно смотреть.
— Диван стоит на этом месте уже двадцать лет, — сухо ответила свекровь, не отрываясь от готовки. — И прекрасно стоял.
— Ну так может, пора что-то поменять? — не унималась Лена. — Алёша тоже говорит, что можно переставить.
Валентина Петровна обернулась и впервые за день внимательно посмотрела на невестку. В её взгляде не было злобы — скорее, холодное недоумение.
— Алёша может говорить что угодно. Но это мой дом. И здесь всё остаётся как было.
Лена покраснела, но промолчала. Алёша, который в этот момент возился с коробками в спальне, сделал вид, что ничего не слышал.
Первые недели прошли в напряжённом перемирии. Лена пыталась быть полезной — готовила завтраки, убиралась, даже купила новые шторы для кухни. Но каждое её действие Валентина Петровна воспринимала как покушение на свою территорию.
— Зачем ты солишь суп? — спрашивала свекровь, пробуя обед. — Я уже посолила.
— Мне показалось мало, — оправдывалась Лена.
— Мне — не показалось. Я готовлю уже сорок лет, думаю, знаю, сколько соли нужно.
Или:
— Лена, ты опять переложила мои лекарства в аптечке!
— Я просто прибралась…
— Не нужно прибираться там, где не просили. У каждой вещи есть своё место.
Лена начала собирать коллекцию колкостей. «Ну конечно, в твоём возрасте хочется поспать подольше», — когда она встала в выходной в десять утра. «Хорошо, что хоть готовить умеешь, а то я уж думала, современные девушки только заказывать еду умеют», — после того, как Лена сделала борщ. «А у твоих родителей, наверное, денег на нормальную свадьбу не хватило?» — когда речь зашла о том, что молодые расписались в ЗАГСе без пышного торжества.
Но больше всего доставало постоянное напоминание о том, чей это дом.
— Я, между прочим, коммунальные платежи плачу, — говорила Валентина Петровна, когда Лена слишком долго принимала душ. — Вода нынче дорогая.
— Тебе здесь пока место предоставили временно, — роняла она, когда невестка просила купить стиральный порошок получше. — Не забывай об этом.
Лена терпела. Она понимала, что для пожилой женщины появление чужого человека в доме — серьёзный стресс. Но когда терпение начало подходить к концу, она решила действовать.
Сначала мелочи. Лена начала «случайно» забывать покормить свекровин фикус, который та холила и лелеяла уже десять лет. Переставляла её тапочки с привычного места у двери. Покупала не тот хлеб, который любила Валентина Петровна, а тот, который нравился ей самой. Когда свекровь возмущалась, невестка разводила руками: «Ой, забыла! Извините!»
Валентина Петровна не осталась в долгу. Она начала «случайно» включать телевизор на полную громкость в шесть утра, когда Лена ещё спала. Стирала в то время, когда невестка хотела принять душ. А однажды «по ошибке» выбросила Ленину новую помаду, которая «показалась просроченной».
— Валентина Петровна, это помада за две тысячи! — возмутилась Лена.
— А откуда я знаю, сколько она стоит? — невинно ответила свекровь. — Выглядела как старая.
Алёша метался между двумя женщинами, пытаясь всех примирить и никого не обидеть. Но чем больше он старался сгладить конфликты, тем хуже становилось.
— Мама, ну что ты к ней придираешься? — шептал он на кухне.
— Я не придираюсь. Просто объясняю, что к чему, — отвечала Валентина Петровна. — А то она думает, что теперь здесь хозяйка.
— Лен, ну потерпи немного, — просил он жену. — Она привыкнет.
— Сколько можно терпеть? — отвечала Лена. — Я чувствую себя как квартирантка, которую вот-вот выселят!
Апогей наступил в один из февральских вечеров. Лена готовила ужин — делала котлеты по рецепту своей мамы. Валентина Петровна зашла на кухню и сморщилась.
— Что это за запах?
— Котлеты жарю.
— А что ты в них добавила? Чем-то странным пахнет.
— Базилик добавила. И чеснок.
— Чеснок в котлеты? — Валентина Петровна покачала головой. — Ну и извращение. У нас в семье никогда чеснок в котлеты не добавляли.
— А у нас добавляли, — спокойно ответила Лена, переворачивая котлету.
— У вас… — свекровь усмехнулась. — А теперь ты в нашей семье. И готовить будешь так, как принято у нас.
— Валентина Петровна, я готовлю так, как умею и как привыкла.
— Тогда готовь для себя отдельно. А для нас — нормальную еду.
Лена выключила плиту и обернулась. В её зелёных глазах плескалось что-то опасное.
— Для вас? — переспросила она тихо.
— Да, для нас. Для хозяев этого дома.
— Валентина Петровна, — Лена отложила лопатку и повернулась лицом к свекрови. — А кто, по-вашему, теперь хозяйка в этом доме?
— Кто хозяйка? — Валентина Петровна вскинула брови. — Да как ты смеешь такое спрашивать? Я здесь хозяйка! Это моя квартира, моя жилплощадь, которую я получила своим трудом! А ты здесь… ты здесь временно!
— Временно? — Лена шагнула ближе. Она была выше свекрови на голову и сейчас казалась особенно высокой. — Валентина Петровна, я жена вашего сына. Я не квартирантка и не гостья. Я здесь живу. Это мой дом теперь тоже.
— Твой дом? — голос у Валентины Петровны стал звенящим. — Да ты кто такая? Три месяца как в семье, а туда же — хозяйка! Мы тебя из милости приютили, потому что Алёшка попросил, а ты…
— Из милости? — Лена побледнела. — Я замужем за вашим сыном! Законная жена! И имею полное право…
— Никаких прав у тебя здесь нет! — перебила Валентина Петровна. — Живёшь на всём готовом, коммунальные не платишь, а ещё права качаешь!
— Валентина Петровна, — голос у Лены стал очень тихим и очень спокойным, — я скажу это один раз. Я жена Алёши. Ваша невестка. И я не собираюсь терпеть ваши выходки дальше.
— Мои выходки? — Валентина Петровна всплеснула руками. — Да это ты устраиваешь выходки! Переставляешь, перекладываешь, готовишь всякую дрянь с чесноком!
— Я живу. Просто живу в своём доме.
— В моём доме!
— В нашем доме, — спокойно поправила Лена. — И знаете что, Валентина Петровна? Будете знать, кто теперь в доме хозяйка.
Она сняла фартук, аккуратно повесила его на крючок и вышла из кухни, оставив свекровь стоять с открытым ртом.
В тот вечер Лена не ужинала с семьёй. Она сидела в спальне и читала книгу, пока Алёша нервно ходил по квартире, пытаясь понять, что произошло. Валентина Петровна молчала, но по её лицу было видно — она обдумывает ответ.
Ответ не заставил себя ждать. На следующий день свекровь объявила, что больше не будет готовить для невестки.
— Если она такая самостоятельная хозяйка, пусть сама себе готовит, — заявила она Алёше.
— Мам, ну что ты как маленькая?
— Я не маленькая. Я принципиальная.
Лена восприняла это известие спокойно.
— Хорошо, — сказала она. — Буду готовить сама.
И стала готовить. Каждый день она готовила обед и ужин — только для себя и Алёши. Валентина Петровна варила себе овсянку или разогревала замороженные пельмени. Иногда Алёша пытался уговорить жену приготовить и для мамы, но Лена качала головой.
— Она сама так решила.
— Но это же глупо!
— Пусть она об этом думает.
Через неделю Валентина Петровна не выдержала. Запах Лениных котлет с базиликом и блинчиков с творогом сводил её с ума. А овсянка каждый день надоела до чёртиков.
— Лена, — сказала она, зайдя на кухню, где невестка мыла посуду. — Может, хватит дуться?
— Я не дуюсь, — ответила Лена, не оборачиваясь. — Просто готовлю для себя и мужа, как вы и просили.
— Я не просила. Я… — Валентина Петровна запнулась. — В общем, если хочешь готовить для всех — готовь.
— Нет, — спокойно ответила Лена. — Не хочу.
— А почему?
Лена обернулась. На её лице не было ни злости, ни обиды — только спокойная уверенность.
— Потому что я не прислуга в этом доме. Я равноправный член семьи. И готовлю я тогда, когда хочу, и для тех, кто меня уважает.
Валентина Петровна постояла, помолчала и вышла из кухни.
А вечером произошло то, чего никто не ожидал. Валентина Петровна приготовила ужин для всех троих. Поставила на стол три тарелки, разложила гречку с котлетами и позвала:
— Лена! Алёша! Ужинать!
За ужином они молчали. Потом Лена сказала:
— Котлеты хорошие получились. Может, в следующий раз покажете, как их готовите?
— Покажу, — ответила свекровь.
Они больше никогда не воевали открыто. Валентина Петровна по-прежнему считала квартиру своей, а Лену — не очень удачным выбором сына. Но она больше не позволяла себе колкостей и не припоминала, кто здесь хозяйка. А Лена больше не оправдывалась и не пыталась всем угодить.
Они жили в одном доме как два равных человека, которые друг друга не очень любят, но вынуждены уважать. И, как ни странно, это оказалось гораздо лучше, чем война.
Через полгода, когда у Лены начал расти живот, Валентина Петровна сама предложила переделать одну из комнат под детскую.
— Только не вздумай покупать эти современные кроватки с балдахинами, — сказала она. — Ребёнку нужна нормальная мебель.
— Хорошо, — согласилась Лена. — Выберем вместе.
И впервые за долгое время Валентина Петровна улыбнулась невестке. Не очень тепло, но искренне.
Может, они никогда не станут подругами. Но они научились быть семьёй — каждая на своём месте, каждая со своими правами. И этого, пожалуй, было достаточно.
