Уж сколько живу на свете, а всё не перестаю поражаться людской наглости. Хотела бы я тоже быть такой — удобно. Но у меня никогда не получалось требовать чего-то, что мне не полагается.
Мы с мужем прожили долгую совместную жизнь. Всякое у нас с Петром было: и ссоры, и скандалы, и недопонимания. Один раз даже чуть не разошлись — когда грянул «кризис пустого гнезда», как это теперь модно называть. Дети выросли и оставили нас, а мы, привыкшие о них заботиться, теперь не знали, как дальше жить. Ну и стали развлекаться склоками. К счастью, мы пережили этот переломный момент и всё ещё женаты. Но даже если бы мы тогда разбежались на эмоциях, уверена, сошлись бы обратно. Не можем мы с Петром друг без друга.
Всю жизнь мы с Петром работали, чтобы обеспечить детей, а теперь уже вышли на пенсию. Постоянно ездим на дачу, и старшая дочь вечно удивляется, мол — ну какой же это отдых?
— А мы вот отдыхаем в работе, — отвечала я.
— Нет, ну вы артисты, — со смехом говорила она. — Но, если будут хорошие огурчики, — я не откажусь.
Мы с Петром прекрасно знали, кто что любит: внучке — малины, дочке — огурцов, а сыну — жимолость да иргу подавай. Что-то выращивали для них, а что-то — для себя.
Дети с внуками на дачу если и приезжали, то только отдохнуть. Мы с Петром сразу договорились, что будем справляться сами. Физический труд в нашем возрасте полезен, а современная молодёжь в земле ковыряться не любит. Начнём просить о помощи — перестанут приезжать и будут бояться дачи как огня. А так и повидаемся, и время хорошо проведём, и они отдохнут от городской суеты.
Детям я сказала напрямик:
— Не переживайте, что не помогаете нам. Дачу мы сами себе купили и сами решили ею заниматься. А вы отдыхайте в своё удовольствие.
— Ну вы просто золотые тесть с тёщей, — засмеялся муж старшей дочери. — Вот мои родители постоянно пытаются заставить нас на даче поработать. А мы, честно говоря, не любим этого. Да и на работе сильно устаём.
— Вот именно, — подхватил Пётр. — Работайте, а в земле поковыряться ещё успеете.
Дети, спросив разрешения, поставили за свой счёт качели, купили газонокосилку, починили в доме проводку. В общем, помогать-то они помогали — просто по-своему, как им удобно.
Пенсий нам с Петром на жизнь хватало, но это были не бог весть какие деньги. Так что дача нас здорово выручала, позволяя сэкономить на вареньях, закрутках и свежих овощах. Да и дружнее мы стали с Петром после покупки дачи. Прям не разлей вода. Даже ссориться совсем перестали.
— Это так благодать природы на нас действует, — сказал Пётр с улыбкой, когда я поделилась с ним своими мыслями. — Дел много, некогда нам ссориться.
И он был прав. Поработаешь с утра в огороде, а потом, уставший, сядешь на веранду рядышком с любимым человеком, чаю попьёшь. И сразу такое настроение хорошее. На душе спокойно. Сидишь и думаешь: сами на ноги встали, детей вырастили, а теперь и урожай скоро хороший поспеет. Со всей жизни мы хорошие урожаи собрали. Повезло нам.
В городе мы жили мы в пятиэтажке. Соседи менялись редко, все друг друга знали, часто общались, помогали друг другу, выручали, случись что. Но очень уж соседям по лестничной клетке не нравилось наше с Петром времяпрепровождение. Почему-то их прям раздражало то, что мы спозаранку собирались и ехали на дачу — поливать, полоть, подвязывать и прочее.
— Вот ведь не сидится вам, старичьё, — шутила Марья Ивановна. — Уже отработали своё, сели бы перед телевизором, как все нормальные пенсионеры, да и сидели. Нет, таскаетесь за тридевять земель.
Марья Ивановна и сама была «старичьём», да ещё и года на два старше меня. Дача у неё тоже была — недалеко от нашей. Но ездила она туда редко. Всё сорняками заросло. Мы, проходя мимо, видели, как ветер колышет заросли крапивы в человеческий рост. Жалко, конечно — участок у неё хороший, а простаивает.
Вторая соседка тоже любила над нами посмеяться.
— Жизни-то с этой дачей не видишь, — говорила она мне. А потом добавляла, обращаясь к Петру: — Загоняла эта умалишённая тебя совсем с дачей своей.
— Я и предложил дачу купить, — терпеливо пояснял Пётр — уже не в первый раз. — Нам нравится там работать.
— Не лодыри мы, Ирина Геннадьевна. Не привыкли без дела сидеть.
— А я, значит, лодырничаю, по-вашему?! — возмутилась она.
— Я этого не говорила. Но каждому своё. Кому-то — телевизор на все выходные, а нам — свежий воздух и закаты.
— Романтики недоделанные, — бухтела она.
И ведь мы не заставляли их с нами разговаривать. Ну раздражаем мы — так просто не высовывались бы полюбопытствовать, куда мы опять собрались. Но нет — каждый раз выходили, вставали на порогах и начинали нас обсуждать. Мы с Петром уходили, а они продолжали болтать, переключаясь с нас на других соседей.
Так с весны и в течение всего лета они дружно нас клевали. Пётр их по большей части игнорировал — что ему бабское злословие. Но вот мне иногда бывало неприятно. Они мне мешали тем, что влезали со своим ценным мнением, когда я была с утра или с вечера сосредоточенная и настроившаяся на работу в огороде.
Наступил август. Пошёл урожай. Мы мешками везли с дачи картошку, вёдрами тащили огурцы и помидоры, коробками несли баклажаны, кабачки, морковь. Я засушивала травы, лук, чеснок, укроп. Пётр собирал яблоки. Машины у нас не было, так что с транспортировкой нам помогали дети.
— Надо вам машину подарить, — предложил муж старшей дочери.
Он сидел за рулём, а мы с Петром ютились на заднем сиденье между вёдрами и мешками.
— Ой, да не надо, — отмахнулся Пётр. — Слишком дорогой подарок.
— Ну а что, — продолжил он настаивать. — Скинемся с остальными вашими детьми и купим. Приятнее же добираться до дачи на собственном транспорте, а не на электричке.
«Соседи лопнут от зависти», — подумала я без особого энтузиазма. И так нас считали какими-то чудиками, которые с жиру бесятся, а если ещё и машина появится — вообще со свету сживут. При этом жили мы с Петром небогато — на пенсию, которую сами себе за годы трудового стажа заработали, да на дары природы. Уж не знаю, чему они так завидовали, что вечно к нам цеплялись.
Раньше у нас с соседями были неплохие отношения. Мы часто оставляли друг у друга детей, забирали их из садиков и школ, устраивали им праздники в наших квартирах или прямо во дворе. Наверное, тоже скучно стало. Ирина Геннадьевна давно разошлась с мужем и жила одна. Марья Ивановна была при муже, но дети жили своей жизнью. Мы-то с Петром вечно заняты, а им чем себя занять, кроме как склоки устраивать?
Зять выполнил обещание, и к середине сентября нам подарили машину. Пётр обрадовался, как ребёнок. Свою мы продали много лет назад, чтобы помочь сыну Коле с финансовыми трудностями, а потом она нам как-то перестала быть нужна. Ну а теперь, на пенсию, мы себе позволить машину не могли.
Пётр аж весь сиял, из-за чего соседки совсем ядом изошли.
— Даже машину у детей выклянчили, чтобы на свою дачу ездить, — шипели они. — Совести у вас нет. Молодым свою жизнь строить надо, а вы со своей дачей…
Мы на их ворчание внимания не обращали. Мы-то знали, что ничего у детей не просили и что они сами захотели нас порадовать. Да и Пётр нарадоваться не мог, а для меня возможность видеть его таким была ценнее мнения посторонних людей.
Подколы становились всё злее и злее. Краем уха я однажды услышала болтовню соседок, и мне многое стало понятно.
— Жить-то не на что, — жаловалась одна. — Пенсия мизерная, а ты видела, сколько в магазине сейчас килограмм картошки стоит? Да и невкусная она, разваривается вся…
— Да видела, — вздыхала другая. — У меня на даче за весь сезон одни сорняки выросли. Ну яблок я немного собрала, хватит на пару пирогов.
— У меня яблоки все мелкие и кислючие в этом году пошли. Понятия не имею, как так вышло, я ж яблоню не трогала. Я и была-то на даче раза три за лето, не могла ничего испортить.
Вот они, видимо, и бесились — мы-то, как белки, тащили в дом запасы, а у них ничего не было. Наверное, меня бы на их месте тоже это злило, будь мне хоть какое-то дело до чужих жизней. С другой стороны, мне было невозможно представить себя на их месте. Слишком я любила работать. Неспособна я сидеть на месте без дела и бить баклуши.
Как-то раз, когда мы были дома и занимались заготовкой овощей, в гости заглянула Марья Ивановна.
— Я вам пирог принесла! — защебетала она. — Из собственных яблок!
С собой у неё был большой пустой пакет, на который я обратила внимание лишь вскользь. Мало ли, зачем он ей — может, в магазин после гостей собирается.
Давненько она не приходила выпить чаю, так что встретила я её радушно. Мы поели пирога и поболтали о том о сём. Пирог оказался очень вкусным — готовила Марья Ивановна чудесно, а уж пекла как настоящая мастерица. Мои пироги радом с её даже не стояли. Пётр в одиночку умял половину — так ему понравилось.
В благодарность за вкусный пирог, на который были потрачены продукты, время и силы, я решила дать Марье Ивановне с собой овощей — всего понемногу. В ответ я ожидала услышать хотя бы простое «спасибо», но, к моему удивлению, Марья Ивановна вовсе не обрадовалась.
— Что так мало? — принялась она возмущаться. — Я с собой пакет побольше взяла.
— Как это мало? — удивлённо спросила я. — Не буду же я пирог менять на три мешка картошки.
Марья Ивановна поджала губы.
— А не помешало бы, — ответила она. — Неужели жалко положить побольше лука и пару банок солёных огурцов?
— Огурцы мы ещё только солим, — сказала я. — И я что-то не понимаю… ты просто в гости пришла или решила продукты выпросить?
— Богатый у вас урожай, поделитесь с нами. Вы в следующем году ещё вырастите — Заявила соседка
Тут-то я и обалдела. Не зря говорят, что наглость — второе счастье. Оказывается, можно всё лето быть стрекозой, а потом заявиться к муравью и потребовать у него еды. Ну а что, он себе ещё вырастит, ему же питаться не нужно. Поработал — отдай другим, им нужнее.
— Мы-то в следующем году вырастим. — сдержанно ответила я. — Но до этого следующего года ещё дожить надо. Отдам я тебе часть, потом Ирина Геннадьевна придёт просить, потом с третьего этажа пенсионеры потянутся. Мы что, весь дом своими овощами кормить должны?
— Тебе жалко, что ли?
— Жалко. Это всё для нас и наших детей. Мне несложно поделиться, когда об этом адекватно просят и когда относятся нормально ко мне и моему мужу. Вы с Иркой всё лето над нами издевались, сами лодырничали, а теперь чего-то от меня требуете?
Марья Ивановна сокрушённо покачала головой.
— Столько лет тебя знаю, никогда бы не подумала, что ты такая жадная и злая…
— О, ну всё, пошли оскорбления, — перебила я её. — Бери то, что я дала, и уходи. Либо отдавай назад и иди к мужу с пустыми руками. Я и так много тебе всего положила — просто из вежливости и благодарности. А ты знать не знаешь, что такое вежливость и что такое благодарность.
— Ой, да и пошла ты, — огрызнулась Марья Ивановна. — Сиднем будешь на своей картошке сидеть, а другим ничего не дашь.
— Буду, — ответила я. — И что дальше?
Раздражённо фыркнув, Марья Ивановна ушла, но предложенные мною продукты забрала. Я же осталась сидеть на кухне и допивать чай с пирогом. Мне было о чём подумать.
— Петь, — позвала я.
Он выглянул из соседней комнаты, куда ушёл сразу после чаепития.
— Как ты думаешь, — спросила я, — может, стоило поделиться? Я умом-то понимаю, что ничего никому не должна, и что мы всё лето ради этих овощей и ягод горбатились, пока они отдыхали в своё удовольствие. Но всё-таки… Чувствую себя жадной.
— Не слушай её, — ответил Пётр. — Мы такие же пенсионеры, как Марья Ивановна. Точно так же скромно живём. Так что же, мы всех кормить теперь должны — просто потому, что не ленивые?
Я согласно кивнула и на этом сочла ситуацию исчерпанной.
А вечером следующего дня я выносила мусор и услышала, как обе соседки судачат о нас, шушукаясь в углу.
— Вот дались её детям эти овощи, — говорила одна. — Наверняка детям не нужна картошка, им проще купить. Сидят, небось, и думают: «Опять мама с папой со своими кабачками и огурцами, девать их уже некуда».
— Ну надо же как-то отрабатывать машину, которую они выпросили, — ответила другая. — Вот и будут заваливать их своими помидорами да банками с малиновым вареньем.
— Всё равно это всё будет стоять у них в холодильниках и тухнуть, — пробурчала первая. — Выбросят потом, а родителям скажут, что всё съели. А нам нужнее.
— Да не достанется нам ничего. Смирись. Жадные они оба. Всё себе. О других совсем не думают.
Если до этого подслушанного разговора я и чувствовала какие-то угрызения совести, то теперь окончательно от них избавилась. Хорошие люди не будут перемывать другим кости за их спинами. Не будут просить, улыбаясь в лицо, а потом поливать грязью. Помощь ведь — это дело добровольное. Я не обязалась никому помогать, и мой муж — тоже.
А дети с внуками наши заготовки любили — у них наши банки улетали только так. Уж я-то знаю своих детей. Им что не понравится или будет ненужным — сразу скажут напрямик. А так сами просят помидорчиков отложить, чеснока насушить, щавеля, клубники и всего остального.
«Ну и пусть питаются своим злословием, — подумала я, возвращаясь в квартиру. — Хоть помочь с закрутками предложили бы, я бы в обмен на труд поделилась. А то хорошо придумали — бездельничать, а потом кушать за чужой счёт».
Соседки, увидев меня, напряжённо замолчали. Пока я не скрылась за дверью, они сверлили меня злыми взглядами, но даже не поздоровались. Меня это обрадовало — не придётся выжимать из себя фальшивую вежливость. А разбрасываться результатами своих трудов я не намерена.
