— Мать невестки – нищета и деревенщина, — рассмеялась свекровь, не обращая внимания, какими глазами смотрит та на нее с другого конца комнаты.
Ресторан «Лунный свет» сиял хрустальными люстрами, как новогодняя елка. Ирина Дмитриевна поправила воротник жемчужно-серого платья и выдохнула. День, которого она так боялась, наступил. Ее единственный сын женился на этой… Как там ее… Анечке. Девочка, конечно, неплохая, но… совсем не того разлива.
— Господи, ну что за публика! — прошипела она, наклоняясь к подруге Вере. — Ты видишь эту… М-м-м… Родственницу? Просто колхоз! Даже подарка не принесла на свадьбу, потому что денег нет.
Валентина Сергеевна, мать невесты, неловко переминалась у стола с тортом в синем немодном платье. Худенькая, с наивной растерянной улыбкой, она пыталась поймать взгляд дочери, будто спрашивая: «Ну как я?»
— Вот смотрю на нее и думаю, откуда такие берутся? — Ирина Дмитриевна картинно закатила глаза. — Такая невзрачная особа, прямо как ее дочь! Как Максим мог выбрать девочку с таким происхождением?
— Ну… Они любят друг друга, — осторожно заметила Вера, разглядывая молодых.
— Ой, ну сейчас все про любовь трындят! — фыркнула Ирина Дмитриевна. — А потом бегают, в глаза друг другу плюют. Любовь! Видали мы эти выкрутасы.
Тем временем Валентина Сергеевна неуверенно двинулась в сторону стола, где восседала новоиспеченная свекровь ее дочери.
— М-м-м, Ирина Дмитриевна, я… Это… Поздравить вас хотела, — проговорила она. — Теперь мы… Ну, как бы родня.
Ирина Дмитриевна окинула сватью взглядом, которым обычно рассматривают таракана в салате.
— Вы знаете, у меня мигрень начинается, — она демонстративно поднялась, оставив сватью с протянутой рукой. — Вера, пойдем освежимся.
Уже в туалете, поправляя идеальную прическу, она сквозь зубы бросила:
— Нет, ты видела? Заявиться на свадьбу сына главбуха с пустыми руками! Чувствую, придется воспитывать не только внуков, но и новую родню, — хихикнула она. — Хотя… Какие еще внуки, господи, прости, от этой нищеты генетической!
Она не заметила, как приоткрылась и тут же захлопнулась дверь. Валентина Сергеевна, которая хотела войти следом, услышала слова Ирины Дмитриевны и поспешила прочь. На ее глаза навернулись слезы, и она утешила себя: «Главное, что Анечка счастлива с Максимом».
Квартиру молодым удалось снять в тихом районе, далековато от центра, зато по карману. Валентина Сергеевна заходила туда каждые выходные, приносила банки с соленьями, возилась с занавесками, помогала разобрать привезенные с барахолки стулья.
Ирина Дмитриевна являлась всегда внезапно, будто для проверки. Цокала языком, рассматривая ремонт, и все норовила привезти «нормальную хрустальницу» вместо «этого кошмарища стеклянного».
— Ну вы как тут, живехонькие? — зычно интересовалась она с порога, раздуваясь, как павлин от собственной важности. — Максимушка, ты исхудал совсем! Наверное, все макаронами питаешься, не кормят нормально?
Невестку она всегда называла «душечка» и непременно с таким выражением, словно под язык положили что-то кислое.
— Душечка, ну что ж у вас вечно пыль в углах? Это ж негигиеничненько! В приличных домах пыли не бывает.
Как-то в субботу Валентина Сергеевна заскочила помочь с уборкой перед визитом Ирины. Молча мыла окна, пока дочка суетилась на кухне.
— Да брось ты, мам, — Аня пыталась отобрать у матери тряпку. — Я сама.
— Да я что… Я ничего, — смущалась Валентина Сергеевна. — Помогу малость и домой. Сама знаешь, свекровь твоя… Э-э-э… Не одобряет моего присутствия.
— Тоже мне, королевишна! — вдруг выпалила Аня. — Задолбала уже своими намеками!
— Ты, это… Того… Не заводись, — Валентина Сергеевна смутилась еще больше. — Я пойду, пожалуй. Передай Максиму котлетки, в холодильнике оставила.
Она еще не успела выйти, как на пороге нарисовалась Ирина Дмитриевна, накрашенная, надушенная и с огромным тортом.
— О! — у нее глаза округлились, будто увидела привидение. — И наша… М-м-м… Валентина Сергеевна тут. Чудесненько! Значит, все в сборе.
Максим появился из комнаты, обнял мать.
— Мам, привет! А мы тебя на вечер ждали.
— Решила пораньше, порадовать вас, — Ирина цокнула каблучками по паркету. — Торт из «Патиссье» привезла, бельгийский рецепт!
Валентина Сергеевна попыталась просочиться мимо сватьи.
— Ну что вы, Валентина… Э-э-э… Сергеевна, — Ирина вдруг повернулась к ней. — Будто торопитесь. Оставайтесь на чай, все-таки… мы одна семья.
«Одна семья» прозвучало так, будто это диагноз. Анна нахмурилась, Максим сделал вид, что не заметил.
— Ну… Это… Я все же пойду, — пробормотала Валентина Сергеевна. — И вообще, мне на смену к четырем.
— А-а-а, — протянула Ирина Дмитриевна. — Так вы же… В больничке этой… Медсестрой работаете, да? Благородно! Хотя сейчас, наверное, тяжеловато уже?
— Санитаркой, — тихо поправила Валентина Сергеевна. — Ничего, работа как работа.
— Конечно, конечно! Мы все понимаем. Идите-идите, — Ирина сделала королевский жест рукой. — Работа превыше всего! Не все же могут позволить себе сделать паузу, насладиться жизнью. Кто-то создан для грязной работы.
Дверь за тещей закрылась. Максим, казалось, не заметил напряжения.
— Мам, давай чай поставлю. Как у тебя дела?
А Анна отвернулась к окну, закусив губу.
Прошло около семи лет. Максим и Анна стали родителями, Артем был светом в окошке для них и обеих бабушек. Ирина Дмитриевна заваливала его подарками, водила на ранние курсы английского и требовала, чтобы мальчика отдали в музыкальную школу уже сейчас.
Валентина Сергеевна приносила собственноручно испеченные пирожки и водила внука в парк.
Пятый день рождения Артема праздновали с размахом. Ирина Дмитриевна постаралась на славу, привела фотографа, заказала трехъярусный торт и даже нашла какого-то клоуна, который изображал робота. Маленький квадратный столик в детском центре завалили подарками. Гости-родители жались у стен, удивленные размахом события.
— Ну что вы, это все… мелочи, — щебетала Ирина Дмитриевна. — У нас в семье праздники всегда были аристократическими. Не то что сейчас, купят какие-то быстрые углеводы, газировку и считают, что для ребенка достаточно.
— Бабуля! — Артем подбежал, обнял ее коленки. — А ты что принесла?
Валентина Сергеевна наклонилась, погладила внука по голове:
— Это… Ну… Машинка особенная. Как настоящая, только маленькая.
— А-а, — протянул мальчик. — А бабушка Ира мне большую машинку привезла, в ней прям ездить можно!
— Замечательно, — Валентина Сергеевна улыбнулась, хотя глаза оставались грустными.
Шампанское для взрослых уже шипело в бокалах, когда Ирина Дмитриевна поднялась для тоста. Постучала вилкой по хрусталю.
— Дорогие друзья! Сегодня нашему Артемочке пять лет! — она театрально вздохнула. — И я так рада, что мальчик растет в культурной семье, пусть даже культурна она с одной стороны… С нашей, разумеется!
Анна замерла с застывшей улыбкой.
Валентина Сергеевна медленно поставила бокал. Руки, привыкшие к тяжелой работе, вдруг задрожали. Она осторожно вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
— Мам, ты что? — Анна догнала ее в коридоре. — Куда ты?
— Я, это… Голова разболелась, — Валентина Сергеевна отвернулась, пряча глаза. — Ты празднуй, доченька. А я домой пойду.
— Мам…
— Все хорошо, — она натянуто улыбнулась. — День рождения у сына раз в году, вернись к нему. Я просто… устала немного.
Когда Анна вернулась, Максим вопросительно поднял брови.
— Мама плохо себя чувствует, — сухо ответила Анна. — Домой ушла.
— Бывает, — Ирина Дмитриевна поправила воротничок. — Возраст все-таки. После пятидесяти уже не то здоровьице. Особенно если работа физическая.
— Она просто устала, — буркнул Максим, глядя в свой бокал.
Анна сглотнула комок в горле и попыталась улыбнуться гостям. Праздник продолжался. Только деревянная машинка так и осталась лежать в углу, забытая среди блестящих коробок с дорогими игрушками.
— И почему ты разрешаешь теще сидеть с ребенком? — названивала и ворчала Ирина Дмитриевна почти каждый день. — Может, ты няньку наймешь? Что о вас соседи подумают, а? Вечно эта… санитарка у вас толчется!
— Мам, перестань, — хмурился Максим, вглядываясь в экран рабочего ноутбука. — Валентина Сергеевна очень помогает.
— Так я тебе и поверила! — фыркала мать. — Наверное, за деньги с ребенком сидит, обирает вас?
На самом деле именно Валентина Сергеевна подкинула молодым денег на первый взнос по ипотеке, это были ее накопления за много лет. Она также отказалась от отпуска и взяла дополнительные смены, чтобы помочь с платежами. Ирина Дмитриевна же помощи не предлагала, хотя не бедствовала. Она предпочитала дарить дорогие и непрактичные подарки.
После очередной телефонной отповеди Анна спросила:
— Да что ж ей неймется? Мама столько для нас делает, а твоя… — она осеклась, вспомнив, что Максим, вообще-то, сын Ирины Дмитриевны.
— Моя мама просто… переживает, — Максим развел руками. — Она не со зла.
— Ну да, конечно. Не со зла, — Аня нервно поправила прядь волос. — А когда она сказала маме, что ей бы на кладбище давно пора, чтобы квартиру нам освободить, это тоже от большой любви?
— Она просто… Это… Погорячилась, — Максим неловко пробормотал.
— А ты вечно ее защищаешь! — в глазах Ани блеснули слезы. — Когда же ты поймешь, какая твоя мать на самом деле…
У Ирины Дмитриевны намечался день рождения, и она настаивала на «семейном торжестве в узком кругу».
— Это же особенная дата! — объясняла она по телефону. — Не каждый день человеку исполняется шестьдесят три!
Максим тяжело вздохнул, опять придется уговаривать Аню. С тех пор как свекровь назвала ее «неумехой» и перемыла весь сервиз после семейного ужина, жена наотрез отказывалась ездить к Ирине Дмитриевне.
— Ань, ну всего один вечер, — он присел рядом с женой на диван. — Мама обидится.
— А когда твоя мама оскорбляет мою, тебя это не волнует? — Аня нахмурилась, складывая стопкой детские рубашки.
— Ну хватит уже это… Перетирать старые обиды, — он обнял жену за плечи. — Мама просто… У нее такой стиль общения.
— Стиль общения! — Аня фыркнула. — Нет, ты как хочешь, а я не поеду и Артема не повезу.
В комнату вбежал растрепанный Артем, волоча за собой плюшевого зайца.
— Мам, я строю башню! — он плюхнулся на ковер и принялся выстраивать кубики. — Бабушке Вале покажу, она обещала завтра прийти.
— Хорошо, милый, — Аня потрепала его по волосам.
— А еще бабушка Ира сказала, что баба Валя воняет бедностью! — вдруг выпалил мальчик, не отрываясь от кубиков. — А что такое воняет бедностью?
Аня застыла с недоглаженной рубашкой, Максим побледнел.
— Что… Что ты сказал? — выдавил он.
— Ну, бабушка Ира так сказала, когда меня из садика забирала, — Артем пожал плечами. — А еще она говорила, что баба Валя… Это… Нищета, и наша мама вся в нее.
На мгновение повисла потрясенная пауза. Аня и Максим переглянулись.
«Видишь, я была права», — говорил ее взгляд.
«Вижу, понял», — отвечал его взгляд.
Дверь квартиры Ирины Дмитриевны узнавалась по латунной табличке «Фамильные апартаменты Котовых». Максим стоял перед ней, собираясь с духом, сжимая и разжимая кулаки. Внутри колотилось сердце, как у подростка перед первым свиданием.
— Максимушка! — мать всплеснула руками, открыв дверь. — Ты раньше времени, гости к трем собираются! А где душенька Анечка и внучек?
— Не придут, — отрезал он, проходя в квартиру и не разуваясь.
— Это нехорошо, — Ирина Дмитриевна поджала губы. — В приличных семьях на день рождения бабушки всем составом…
— Мама, — Максим остановился посреди гостиной, тяжело дыша. — Ты говорила моему сыну, что его бабушка Валя воняет бедностью?
Ирина Дмитриевна застыла с чашкой в руках. На мгновение ее лицо исказилось, но она быстро взяла себя в руки:
— Максимушка, что за выдумки! Ты же знаешь, я бы никогда…
— Не ври! — он впервые в жизни повысил на нее голос. — Артем все рассказал.
Ирина Дмитриевна вдруг гордо выпрямилась.
— Я, может, и погорячилась немного, но ребенку надо знать правду! У него не самая престижная родословная по линии матери.
— Родословная? — Максим усмехнулся. — Серьезно? Ты хоть понимаешь, что оскорбляешь мою жену, моего сына и мать моей жены?
— Не драматизируй! — фыркнула Ирина Дмитриевна. — Это ж правда! Твоя теща — санитарка, живет на копейки. Разве я не права?
— Права? — он подошел ближе, глядя ей прямо в глаза. — Валентина Сергеевна вкалывает на двух работах, чтобы нам помочь. А что сделала ты? Критиковала, унижала!
— Максим! Да как ты… Это… Смеешь! — она попыталась схватить его за руку. — Я мать твоя!
— Это ничего не значит, — он отступил. — Быть матерью — не просто родить, это значит любить сына, уважать его выбор.
— Я всю жизнь тебе посвятила! — голос Ирины Дмитриевны взлетел до визга.
— И теперь ждешь, что я буду тебе вечно обязан? — Максим направился к выходу. — Не будет этого, мама. Мы больше не придем. И тебе запрещаю приближаться к моему сыну.
— Максимушка! — она кинулась за ним. — Это все она, эта… твоя Анька! Она тебя против матери настраивает!
Он обернулся в дверях:
— Нет, мама. Это не Аня. Это все ты.
Ирина Дмитриевна звонила сыну, просила прощения, но все было бесполезно. Максим решительно ответил:
— Возможно, однажды я прощу тебя за то, как ты обращалась с моими родными людьми, но не сейчас.
А вот Валентина Сергеевна переехала к дочери, зятю и внуку. Максим предложил это сам.
— Вы так помогли нам, а теперь я хочу помочь вам. Вы часть нашей семьи, причем важная часть, и должны быть с нами.
Жене он однажды признался:
— Я только сейчас понял, что семья — это не те, кто громче всех кричит о своем статусе. А те, кто просто любит и поддерживает.
Едва он договорил, телефон завибрировал, на экране высветилось «Мама». Максим сбросил вызов и поставил на беззвучный.
Где-то далеко Ирина Дмитриевна с грустью смотрела на погасший экран смартфона.
— Не буду я извиняться, — прошептала она. — Еще чего… Сами прибегут.
Но где-то в глубине души она понимала, что не прибегут ни завтра, ни послезавтра… Может быть, не придут никогда, потому что настоящую семью не покупают за дорогие подарки, ее строят на любви и уважении. А этому Ирина Дмитриевна так и не научилась.