Её упоминают чаще всего при двух обстоятельствах. Перечисляя множество наград или высмеивая. Высмеивают Барбру всю жизнь. А она всё равно зарабатывает свои призы. Сегодня Барбре Стрейзанд исполняется 81 год.
Барбра Стрейзанд – женщина-эпоха в голливудском кино. Обаятельная, без сомнения талантливая, одна из самых коммерчески успешных в истории женщин Голливуда… она, увы, постоянно подвергается насмешкам общественности и с юных лет знает, что такое травля. За внешность. За происхождение. За наряды – те самые, которые потом будут звать «легендарными». За ранимость. За всё! Как будто вся жизнь Барбры – одна сплошная история издёвок, смешков за спиной и травли.
Старт не с ноля
Если бывает старт ниже нулевой отметки, то у будущей звезды он был именно таким. Семьи её родителей прибыли в Америку в первой половине двадцатого века, когда в Восточной Европе тут и там вспыхивали проявления антисемитизма, и еврейские авторы писали фантастические рассказы об изгнании евреев из родных городков. Дедушка Барбры по отцу, тот самый, что подарил ей фамилию «Страйсанд» (именно на таком прочтении настаивает актриса), был с окраины Австро-Венгрии – с территории нынешней Украины.
Второе поколение иммигрантов – отец и мать Барбры – относительно неплохо устроились. Страйсанд-старший работал школьным учителем, мать – школьной секретаршей. Они не слишком торопились с детьми, хотели быть уверенными в том, что прокормят их. Барбра родилась, когда отцу было тридцать четыре.
А когда ей был только год – и старшему брату Шелдону немногим больше – он уже умер. За несколько лет до того отец будущей артистки получил черепно-мозговую травму, и она обернулась для Страйсанда эпилептическими приступами. Один из них и оказался роковым.
Эта смерть сильно повлияла на Барбру.
То, что отец её покинул мир, словно не оставив следа – что был, что не было – заставило её всю жизнь волноваться о том, оставит ли след она, и какой это будет след. Тем более, что то, что останется от неё, станет единственным наследием и её отца. Быть может, именно с этим чувством особой ответственности связана плодовитость Барбры как певицы и актрисы. И совершенно точно, именно из этого чувства в семьдесят с лишним лет она села писать мемуары.
Девочка, которая на знала тепла
Повлияла смерть отца не только на мироощущение девочки. Вся её судьба оказалась переломана этой трагедией. Мать выбивалась из сил, пытаясь заработать на жизнь и себе, и дочери, и довольно большая часть заработка уходила на приходящих нянек. Жили мать и дочь Страйсанды по-спартански, скудно и сурово. У девочки не было игрушек. Первую куклу в жизни ей как раз связала одна из приходящих нянь, чтобы легче было занимать девочку.
Район Нью-Йорка, где росла Барбара Джоан – таково было имя девочки по метрике – был далеко не для богатых семей. Но даже здесь, среди «честной, но опрятной» бедноты ревниво следили за тем, кто беднее прочих. Дети на улице и в школе дразнили Барбару за драные чулки, за бедность вообще. За то, что тощие ноги с торчащими коленками кажутся такими кривыми. За большой нос и большой рот и, уж конечно, за еврейство – антисемитизм в США сороковых чувствовал себя уверенно.
Вероятно, устав биться за выживание, мать Барбары Джоан через семь лет после смерти мужа нашла нового мужчину и вышла за него замуж. Ещё один трагический перелом в жизни будущей актрисы.
Когда у Стрейзанд однажды брали интервью на телевидении и коснулись вопроса жизни с отчимом, она, давно уже взрослая женщина, расплакалась. Потому что жизнь с отчимом была адом на земле. С падчерицей он обычно вообще не говорил – и она была уверена, что это из-за её исключительного уродства. Но, когда отчим обращал внимание на девочку, было ещё хуже. Он бил её, бил так, что она в школу не всякий день могла прийти. Как бил и её мать.
Увы, никакого тайного союзничества матери и дочери и тайных утешений, как бывает в таких ситуациях… Мать после побоев сообщала Барбаре, что она сама виновата – разозлила кормильца семьи. Она вообще была колкой и холодной и такой и запомнилась дочери. Никогда ничего не хвалила – чтобы «не разбаловать». В десять лет прямо сказала девочке, что та уродлива – когда Барбара поделилась своей мечтой стать артисткой. Жуткая ли жизнь сделала мать такой жёсткой или то были её изначальные качества, сказать трудно. Но опорой своей дочери она не была и не стала.
Когда Барбара была подростком, то вздумала выкрасить волосы в зелёный цвет и так явиться в школу. Мать рассвирепела и обрила Барбару наголо. Тогда девочка стала каждый день рисовать у себя на лысине обидные рисунки, а потом и вовсе ушла из дома. Чтобы никогда не вернуться. С тех пор она с Дайан Страйсанд уже не общалась.
Да и кому было общаться? Барбары больше не было. Девушка убрала одну букву, чтобы сделать имя короче и ярче. Теперь она была Барбра.
Позже мать сухо ответит журналистам об общении с дочерью: та слишком занята, чтобы с кем-то общаться. Дайан Страйсанд всегда заботилась о том, чтобы её семья выглядела прилично. И, хотя вряд ли считала себя в чём-то виновной, обвинять прилюдно Барбру тоже ни в чём не стала. Она была жёсткой женщиной, а не склочной. И, кстати, сама Барбра признаёт, что мать ей дала для карьеры, по крайней мере, одну вещь – голос. У Страйсанд-старшей был отличный певческий голос.
Нельзя торговать душой
Ещё на самом дне карьеры, откуда предстояло покорять её вершины (а снизу некуда двигаться, кроме как вверх!), Барбра решила для себя – душой не торговать. Никогда не петь и не исполнять того, чего не хочется. Не менять лицо – ни нос, ни зубы. Не отказываться от имени – прежде всего, от неблагозвучной своей фамилии. Да, это сейчас звук её фамилии кажется обыкновенным – настолько привычен. Но не в конце пятидесятых, когда Барбра ушла из дома.
Она нашла, где петь. За копейки, но в тепле и относительной безопасности. В гей-клубе в подвальчике. Позже многие любили обшучивать этот факт её биографии: мол, Барбра просто без труда выдавала себя, девочку-уродку, за мальчика. На деле гей-клуб был, вероятно, единственным местом, где девчонку без защиты семьи и возлюбленного вряд ли бы зажали в углу, где ей пришлось бы уворачиваться от потных рук или покоряться. В клуб её пристроил друг.
Она нашла, где жить. В её комнате было одно узкое окно. Оно выходило на кирпичную стену. Её комната была шириной почти что с это окно. Но это была комната, где она могла почувствовать себя безопасно.
Нельзя сказать, что Барбра, чью фамилию агенты никак не могли произнести правильно, бегала по всем кастингам. Кастинги она ненавидела: на них словно выпрашиваешь, а быть попрошайкой Страйсанд-Стрейзанд было противно. Она старалась участвовать в конкурсах, чтобы засветиться. Она старалась петь так, чтобы посетители в клубе отвлеклись от бесед и коктейлей и разглядели её. Ведь среди них были и музыканты, с которыми можно было бы сотрудничать.
В неполные двадцать Барбре повезло, и её взяли в мюзикл на Бродвее. Ей предстояло петь ровно одну арию. Эту арию она, выйдя на сцену впервые, спела так, что зрители пять минут аплодировали. Увы, в постановке Стрейзанд (теперь уже слишком много людей называли её именно так) не задержалась.
Она хотела каждый раз подавать роль по-новому, а режиссёру казалось, что она так только мешает налаживать работу над мюзиклом. Они повздорили. Стрейзанд ушла. Через много-много лет и много-много наград, в другом веке, позвонила и спросила: теперь ты понимаешь, почему это было важно? Теперь понимаю, ответил режиссёр. И вскоре умер. Хотя вряд ли от разговора со Стрейзанд. Время подошло.
В любом случае, её заметили, и выступлений по клубам стало больше. Её заметила студия с Columbia Records и предложила договор. Над договором она спорила, пока не добилась своего: она имеет право отказаться от любой песни, которую петь не захочет, и от названий, которые ей не понравятся. Студия на это пошла только с урезанием гонораров гораздо ниже того, что Барбра была достойна.
Но Барбра решила не изменять себе никогда, и не стала.
Впервые она обратилась к своему праву отказа тут же, когда дебютный альбом был записан. Студия предлагала название «Милая и дерзкая Стрейзанд». «Альбом Барбры Стрейзанд» – выдвинула в ответ свой вариант певица, и под этим названием он увидел свет.
Вскоре после выхода альбома певицу с уникальным, глубоким голосом пригласили на два телешоу подряд. Одним из них было шоу Джуди Гарленд – и там две звезды, восходящая и почти дошедшая до своего заката, спели дуэтом. После этого Стрейзанд знала уже вся страна. А Гарланд сказала после съёмок: не позволяй им сделать то же, что сделали со мной. Не надо было спрашивать, кому «им». Или что не позволять. Душу в мире, куда окунулась Барбра, продали уже многие…
Ни одной весёлой песни
В ответ на первую славу начались первые насмешки и издёвки. Впрочем, на самом деле – всё те же, что всегда. Барбру звали уродиной и через раз поминали её еврейство. Барбра о насмешках знала, но побеждать их кротостью ли или ответными насмешками не собиралась.
Она принялась выцарапывать, по крайней мере, уважение к своему мнению как артистки – шла ли речь о записи или о съёмках. Многие потом поминали её скандальность, придирчивость и острые коготки. Конечно, фигурально выражаясь. Хотя Стрейзанд показательно отращивала длинные острые ногти в самом прямом смысле.
Сейчас, глядя на кадры с юной Стрейзанд, даже невозможно понять, где же люди видели особенное уродство или дурной вкус.
На плёнке видно хрупкую, гармоничную красоту – ну да, явно семитского характера, с крупным носом. И видно, что сама Барбра эту красоту чувствует и умеет спокойно подать. Ни одна её причёска не маскирует нос, и макияж его не думает прятать. Зачем, если все черты лица в гармонии?
Барбра носила приглаженные волосы, взбитые волосы, прямые, кудрявые, непокорной копной или в маленькой причёске-шлеме – и выглядела отлично. Люди, звавшие её «объективно некрасивой» лишь из-за южных черт лица, сейчас выглядят просто слепыми. Впрочем, расизм и правда слеп.
И к хрупкой, гармоничной внешности у Барбры были – лёгкость движения, яркость голоса (она и говорила, как пела), полные шарма жесты и улыбка, от которой вся она, казалось, начинала искриться. Тем не менее, на первом же серьёзном кастинге на фильм – «Смешная девчонка», который её прославит – ей откровенно сказали, что она нужна и будет нужна, только как характерная, забавная актриса.
Партнёр по кастингу, Омар Шариф, употребил слова и похлеще. За это в сцене поцелуя Барбра укусила его до крови, и… Получила роль всё равно. А потом получила за роль свой первый «Оскар». На церемонии её имя даже не смогли произнести правильно. Не то, что Страйсанд – «Стрейзанд» не выговорили.
Но она вышла, получила свой «Оскар» и была счастлива, а газеты принялись обсуждать, как ужасно она была одета. И потом обсуждали не раз. То, как поминал Стрейзанд в годы её молодости в СМИ, тянуло на травлю – очень редко что-то, кроме её голоса, удостаивалось доброго слова.
Картины с её участием через раз поливали грязью критики – а зрители ходили на них снова и снова. А уж как разделывала пресса наряды Барбры! А ведь уже в наше время никто не назовёт их даже «спорными» — только «легендарными» и «классическими». Разве что заметят, что решение необычное и не без экстравагантности.
Стрейзанд после «Смешной девчонки» действительно много раз снималась в комедийных ролях.
Вплоть до полных скабрёзного юмора картин про семейку Факеров, где она изображает специалистку в геронтологической сексологии, то есть сексе для пожилых. И всё же комедиями её роли не ограничиваются. Она стала звездой ярких драм, вроде «Йентл», истории о еврейской девушке, учившейся Торе под видом юноши, или «Чокнутой», истории о проститутке, убившей своего клиента, или «Повелителе прилива», где Стрейзанд предстаёт в роли психотерапевтки.
И всё же она навсегда осталась больше певицей, чем актрисой. Её хиты знает весь мир – и узнаёт с первых тактов. В 2004 году она решила сделать большой сводный альбом со своими песнями. Пересмотрела все-все записи, которые она, надо сказать, бережно хранит в специальном хранилище…
И обнаружила, что среди них нет ни одной весёлой песни. Смешная девчонка ни разу не спела ничего смешного.
Удивительно ли, если она выросла среди жестокости и травли? Удивительно ли, если эта травля преследовала её всю жизнь? Удивительно ли, если в своём первом браке она тоже столкнулась с насилием, как и в детстве? Скорее, удивительно, что Барбра до сих пор верит в лучшее в людях и всегда находит место для капельки юмора – в работе или в интервью. И что, в конечном итоге, «они» не сделали с ней то же, что с Гарленд.
Барбра получила всё, о чём мечтала. Любящего мужа. Дом, который она обставила так, словно в нём живут много поколений, и живут счастливо. Неувядающую славу. Возможность просто позвонить создателям Сири и попросить их исправить произношение фамилии – Страйсанд, именно так. И возможность по-прежнему петь только то, что хочется петь, не торгуя своей душой.
