— Опять просрочка по кредиту пришла, — лениво протянул Денис, не отрывая взгляда от экрана, где мускулистый герой в очередной раз спасал мир от взрыва. — Аль, тебе надо что-то решать. Может, вторую работу найдёшь? Машину-то терять не хочется.
Звук его голоса был таким же плоским и безжизненным, как изображение на старом телевизоре. Он смешивался с грохотом выстрелов, запахом дешёвого пива, которое Денис открыл минуту назад, и застарелым духом безысходности, пропитавшим диван и воздух в маленькой гостиной. Алла замерла на полпути от прихожей к кухне.
В одной руке у неё был тяжёлый пакет с продуктами, оттягивающий плечо, в другой — связка ключей, всё ещё холодная от вечерней промозглости. Она только что вернулась с двенадцатичасовой смены в супермаркете, где весь день переставляла коробки, улыбалась покупателям и слушала придирки менеджера. Её ноги гудели, а спина ломилась тупой, ноющей болью.
Она медленно, очень медленно поставила пакет на пол. Пластиковые ручки впились в пальцы, оставив на коже красные полосы. Она посмотрела на мужа. Денис полулежал на их продавленном диване в позе, ставшей для него основной за последние полгода.
Одна рука с пультом покоилась на выпирающем животе, обтянутом старой футболкой с выцветшим принтом. Другая сжимала запотевшую бутылку. На журнальном столике рядом с ним стояла ещё одна, пустая, и лежала вскрытая пачка чипсов.
— Что, прости? — её голос прозвучал глухо, как будто шёл из глубокого колодца. Она не была уверена, что правильно расслышала. Возможно, это просто усталость играла с ней злую шутку.
Денис недовольно поморщился, оторвав взгляд от экрана ровно на секунду. Его раздражало, что приходится повторять очевидные вещи.
— Говорю, денег не хватает. Твоей зарплаты мало. Машина — это актив, понимаешь? Её нельзя терять. Надо крутиться как-то.
Он сказал это и снова погрузился в мир киношных перестрелок. Для него диалог был закончен. Он обозначил проблему, предложил решение и теперь ждал его исполнения. Просто и эффективно.
Алла смотрела на его расплывшуюся в полумраке фигуру, на жирные крошки от чипсов на футболке, на самодовольное выражение лица. Она вдруг с поразительной ясностью увидела не своего мужа, а какое-то чужое, ленивое существо, паразитирующее на её жизни. Внутри неё что-то сдвинулось. Не сломалось с треском, а именно сдвинулось — медленно, тяжело, как тектоническая плита, меняя весь ландшафт её души. Долгое терпение, которое она считала добродетелью, вдруг обернулось глупостью. Жалость, которую она к нему испытывала, показалась ей унизительной.
Она усмехнулась. Смешок получился коротким, сухим, без малейшего намёка на веселье.
— Крутиться? — переспросила она, делая шаг в комнату. — Это ты мне говоришь? Мне?
Денис снова оторвался от телевизора, на этот раз с явным неудовольствием. Что-то в её тоне ему не понравилось. Исчезла привычная усталая покорность. Появился металл.
— А кому? Я, что ли, виноват, что сейчас с нормальной работой туго? Я не могу пойти на любую должность, у меня квалификация, опыт. Я в поиске.
— Ты в поиске пива по акции, — отрезала она, и её голос стал жёстче, сбрасывая с себя остатки дневной усталости. — Ты в поиске удобного положения на диване. Твой единственный опыт за последние шесть месяцев — это определение лучшего боевика для вечернего просмотра. А моя квалификация, значит, — пахать за двоих, пока ты тут штаны просиживаешь и рассуждаешь об активах? Машину ему жалко. А ты сам что для неё сделал? Хоть одно собеседование прошёл за последний месяц? Не в интернете резюме разослал, сидя в трусах, а встал, побрился и пошёл? Хоть раз предложил продать её, чтобы закрыть долги и дышать свободнее? Нет. Ты предлагаешь мне найти вторую работу. Чтобы я приходила домой только поспать, а ты мог и дальше комфортно деградировать под пивко. Гениальный план, Денис. Просто гениальный.
Денис смотрел на неё с открытым ртом. Его мозг, размягчённый алкоголем и бездельем, отчаянно пытался понять, что происходит. Привычный, отлаженный механизм, где он был центром вселенной, а она — обслуживающим персоналом, дал сбой. И этот сбой ему категорически не нравился.
Денис медленно поставил бутылку на стол. Стук стекла о лакированную поверхность прозвучал в наступившем молчании как выстрел. Он тяжело поднялся с дивана, и тот со скрипом распрямил свои измученные пружины. Всё его тело, обрюзгшее и расслабленное секунду назад, теперь налилось негодованием. Он не привык к такому тону. Он отвык от того, что его комфорт может быть поставлен под сомнение.
— Ты каким тоном со мной разговариваешь? — он сделал шаг к ней, выпятив грудь. Это была его стандартная защитная реакция — попытаться задавить авторитетом, которого давно не было. — Я тебе не мальчик, чтобы меня отчитывать. Я ищу, понятно? Каждый день просматриваю вакансии, рассылаю резюме. Или ты думаешь, сейчас инженеров с руками отрывают? Рынок переполнен!
Он говорил громко, стараясь заполнить своим голосом всё пространство, вытеснить её колкую правоту. Его лицо покраснело, в глазах появился обиженный, уязвлённый блеск человека, которого незаслуженно обвинили.
— Инженер? — Алла даже не повысила голос. Она просто смотрела на него так, будто видела впервые. — Какой ты инженер, Денис? Ты им перестал быть в тот день, когда отказался от предложения Сергея. Помнишь? На складе. Временно, на пару месяцев, пока не найдёшь что-то по специальности. С хорошей оплатой, между прочим. Но тебе же «статус не позволяет» коробки таскать. Пыльно там, видите ли.
— Я, по-твоему, должен был пойти грузчиком работать? Я, с высшим образованием? Чтобы окончательно потерять квалификацию? Ты этого хотела?
Его возмущение было таким искренним, что в другой ситуации можно было бы даже поверить. Но Алла уже перешла ту черту, за которой вера в его оправдания умерла. Она видела не уязвлённую гордость специалиста, а банальную, всепоглощающую лень.
— Квалификацию чего ты боишься потерять? — она сделала шаг навстречу, и он инстинктивно отступил обратно к дивану. — Квалификацию по скоростному открыванию пивных бутылок? Или по умению находить самые тупые сериалы? Твоя квалификация, Денис, уже полгода лежит мёртвым грузом. А моя — вот она. — Она ткнула пальцем в сторону пакета с продуктами на полу. — Моя квалификация — это знать, где сегодня скидка на макароны. Это отмывать руки от запаха хлорки после влажной уборки в торговом зале. Это улыбаться недоумкам, которые спрашивают, почему ценник не тот, хотя он висит прямо у них перед носом. Это приходить домой и видеть, как моё «высшее образование» лежит на диване и рассуждает о том, что мне надо бы побольше «крутиться».
Она говорила ровно, без крика, но от этого спокойствия веяло холодом. Каждое слово было как отточенный нож, который методично срезал с него слои лжи и самообмана. Телевизор что-то бормотал на фоне, но его уже никто не слушал. Маленькая квартира превратилась в арену, где столкнулись два мира: мир реальной, изнурительной работы и мир выдуманных преград и обид на весь свет.
— Ты не работу ищешь. Ты ждёшь, — продолжила она, глядя ему прямо в глаза. — Ты ждёшь, что однажды тебе позвонят и предложат кресло начальника с секретаршей и служебной машиной. Потому что ты так решил. Потому что ты «достоин». А пока этого не случилось, можно и подождать. На диване. За мой счёт. Оплачивая из моей зарплаты кредит за твою машину, на которой ты раз в неделю ездишь к друзьям пить пиво. Это ведь тоже часть твоего «статуса», да?
Денис молчал. Его лицо из красного стало багровым. Аргументы закончились. Он не мог возразить, потому что всё, что она говорила, было абсолютной, неприкрытой правдой. И от этой правды ему хотелось не исправляться, а только одного — разбить что-нибудь. Заткнуть ей рот. Сделать так, чтобы она замолчала и всё стало как прежде. Он сжал кулаки, в бессильной ярости глядя на женщину, которая только что разрушила его уютный, тщательно выстроенный мирок.
В тот момент, когда ярость Дениса, смешанная с бессилием, достигла точки кипения и готова была выплеснуться наружу, в тишину квартиры вклинился резкий, настойчивый звонок в дверь. Он прозвучал как сигнал гонга, объявляющий перерыв в раунде. Денис вздрогнул, словно его окатили холодной водой. На его лице промелькнуло мгновенное облегчение. Спасение. Свидетель. Предлог, чтобы прекратить этот унизительный допрос.
— Это, наверное, Виталик, — он произнёс это с нарочитой бодростью, пытаясь голосом вернуть в комнату подобие нормальной жизни. — Мы договаривались футбол посмотреть.
Он поспешно двинулся к двери, будто спасаясь бегством. Алла не сдвинулась с места. Она просто наблюдала за ним, и в её взгляде не было ничего, кроме холодного, аналитического любопытства. Она смотрела, как он на ходу пытается натянуть на себя маску гостеприимного хозяина и беззаботного парня, как расправляет плечи и поправляет футболку на животе. Он открыл дверь.
На пороге действительно стоял Виталик — невысокий, плотный, с добродушным лицом и двумя полуторалитровыми бутылками пива в руках. Его появление было апофеозом той самой жизни, которую Алла только что разносила в щепки.
— Денисыч, здорово! Готов к разгрому? Наши сегодня их порвут! — весело пробасил он, шагая в прихожую.
— А то! Проходи, не стесняйся, — Денис преувеличенно хлопнул его по плечу, поворачиваясь и бросая на Аллу предостерегающий взгляд. Взгляд, который говорил: «Только попробуй что-нибудь ляпнуть. Не позорь меня».
Но Алла не собиралась его позорить. Она выбрала тактику куда более жестокую. Она не стала кричать или устраивать сцену. Она просто отказалась участвовать в его спектакле. Когда Виталик, пройдя в комнату, увидел её неподвижную фигуру и ощутил почти физически плотную, наэлектризованную атмосферу, его весёлая улыбка начала медленно сползать с лица.
— О, Алка, привет! А ты чего такая серьёзная? — он попытался разрядить обстановку.
Алла медленно перевела на него взгляд.
— Привет, Виталик.
Её голос был ровным и бесцветным, как у диктора, зачитывающего прогноз погоды. Она не улыбнулась. Не предложила пройти. Она просто стояла, как монумент его неуместному визиту. Денис засуетился, пытаясь заполнить неловкую паузу.
— Да мы тут… планы на будущее обсуждали, — неловко хихикнул он. — Вилаль, бросай пиво на стол, сейчас матч начнётся!
Виталик, уже чувствуя себя крайне неуютно, двинулся к журнальному столику. И тут Алла сделала движение. Она подошла к столу с телефоном в руках.
— Раз уж твой друг здесь, может, вы вместе подумаете? — её тон был абсолютно деловым. — У вас головы свежие, не забитые работой. Вот, почитайте. Это уведомление из банка. Очень познавательное чтиво о последствиях бездействия.
Денис застыл с протянутой к пиву рукой. Его лицо стало пепельно-серым. Это было хуже, чем крик. Это было публичное, хладнокровное унижение. Виталик замер на полпути, его рука с бутылкой повисла в воздухе. Он переводил растерянный взгляд с мертвенно-бледного лица друга на ледяное, непроницаемое лицо его жены.
— Алл, ты чего? — пролепетал Денис, его голос сорвался на шёпот.
— А что не так? — она с деланым удивлением приподняла бровь. — Виталик же твой друг. Друзья должны помогать в беде. А у нас беда, Денис. Финансовая. И пока ты тут с друзьями собираешься обсуждать тактику футбольного матча, наша общая машина готовится уехать на штрафстоянку банка. Может, Виталик тебе даст в долг? Или тоже посоветует мне найти вторую работу? Очень интересно услышать мужское, солидарное мнение.
Каждое слово било точно в цель. Она не просто выставила Дениса на посмешище. Она сделала его друга соучастником этого унижения, втянув его в их грязь. Виталик попятился к выходу, его добродушное лицо исказилось от неловкости.
— Слушайте, ребят… я, наверное, не вовремя, — пробормотал он, ставя бутылки на пол в прихожей. — Я пойду, пожалуй. Денис, ты звони, если что…
Он не договорил. Ему хотелось только одного — как можно скорее исчезнуть из этой квартиры, где воздух, казалось, можно было резать ножом. Он почти бегом выскочил за дверь, даже не попрощавшись толком. Денис не пытался его остановить. Он стоял посреди комнаты, глядя на закрывшуюся дверь, за которой скрылся его друг и остатки его мужской гордости. А потом он медленно повернулся к Алле. В его глазах больше не было обиды или растерянности. Только чистая, концентрированная ненависть.
— Ты меня опозорила! — выдохнул Денис, как только щелчок замка за спиной Виталика отрезал его от внешнего мира. Его голос, до этого срывающийся на шёпот, теперь обрёл силу и зазвенел от ярости. — Ты выставила меня ничтожеством перед единственным другом! Растоптала! Тебе этого хотелось? Довольна?!
Он надвигался на неё, его лицо исказилось в уродливой гримасе унижения. Кулаки были сжаты так, что побелели костяшки. Весь его вид кричал об угрозе. Он ждал, что она испугается, отступит, начнёт извиняться. Но Алла стояла неподвижно, как скала, о которую разбивались его гневные волны. Она дала ему выговориться, выплеснуть эту беспомощную ярость, и когда он замолчал, чтобы перевести дух, она ответила. Тихо, но так, что каждое слово впечатывалось в мозг.
— А ты сам что сделал, чтобы вытащить нашу семью из долгов? Только пил с друзьями и диван просиживал? А в таком случае, сиди и не вякай, милый мой!
Эта фраза, произнесённая без капли злости, с одной лишь убийственной констатацией факта, ударила его сильнее пощёчины. Она не была вопросом. Она была приговором. Ярость Дениса схлынула, как будто из него выпустили воздух, оставив после себя лишь липкий, холодный стыд. Он смотрел на неё, а видел не свою жену, а чужого, безжалостного человека, который только что вынес ему вердикт.
Алла обошла его, словно он был предметом мебели. Её движения стали подчёркнуто деловыми, лишёнными всякой суеты. Она подошла к своему пакету, который так и стоял на полу, и начала методично разбирать продукты. Выложила на кухонный стол хлеб, молоко, пачку дешёвых сосисок. Потом остановилась и посмотрела на него через плечо.
— С завтрашнего дня бюджет веду я, — её тон не допускал возражений. — Твои пивные вечера и сигареты в него не входят. Кончились. Если тебе нужны деньги на твои мелкие мужские радости — заработай. Можешь пойти и помыть подъезды, например. Или раздавать листовки у метро. Говорят, там платят каждый день.
Денис открыл рот, чтобы что-то возразить, но не нашёл слов. Он просто не мог поверить в реальность происходящего. Это был какой-то дурной сон.
Алла, не обращая на него внимания, прошла в прихожую. Её взгляд упал на гвоздик у двери, где висели две связки ключей. Одна — от квартиры. Вторая, с массивным брелоком от автосалона, — от его машины. Его гордости. Его символа статуса. Она спокойно сняла связку с брелоком с гвоздя. Металл холодно блеснул в тусклом свете коридорной лампочки. Она повертела ключи в руке, а затем сунула их в карман своих джинсов.
— Что… что ты делаешь? — наконец выдавил он из себя, чувствуя, как ледяной ужас подползает к горлу.
— Восстанавливаю справедливость, — она вернулась в комнату и остановилась перед ним. — Я оплачиваю эту машину. Я плачу за бензин, на котором ты ездишь. Я получаю уведомления о просрочках по кредиту. Значит, я и буду решать, кому на ней ездить. А тебе, Денис, она больше не нужна. До дивана и обратно ты прекрасно дойдёшь пешком.
Она не кричала. Она не угрожала. Она просто лишала его атрибутов той жизни, которую он считал своей по праву. Она демонтировала его мир на его же глазах.
И для финального аккорда она подошла к столику. Взяла начатую им бутылку пива. Затем вернулась в прихожую, подобрала с пола две полные бутылки, оставленные Виталиком. С этим грузом она прошла на кухню. Денис, как заворожённый, двинулся за ней. Он смотрел, как она спокойно, одну за другой, открыла все три бутылки и начала выливать их содержимое в раковину. Янтарная, пахнущая хмелем жидкость с шипением и бульканьем исчезала в тёмном зеве слива. Это был звук конца его эпохи. Она не просто выливала пиво. Она выливала его вечера, его дружбу, его самоощущение, его право на беззаботное ничегонеделание.
Когда последняя капля исчезла в канализации, Алла ополоснула раковину, поставила пустые бутылки возле мусорного ведра и повернулась к нему.
— Не нравится — дверь там. Можешь идти искать ту, что будет оплачивать твой кредит и твоё безделье. Можешь даже сейчас пойти к Виталику. Может, он тебя приютит и пивом угостит.
Она отвернулась и продолжила заниматься своими делами, полностью игнорируя его присутствие. А Денис так и остался стоять посреди кухни, глядя на мокрую раковину. Он не ушёл. Ему некуда было идти. Он медленно развернулся, вернулся в комнату и рухнул на диван. Телевизор всё ещё что-то орал про спасение мира. Но Денис его не слышал.
Он сидел с открытым ртом, глядя в одну точку и с абсолютной, оглушающей ясностью осознавая, что его комфортной, предсказуемой и такой приятной жизни только что пришёл конец. Окончательный. Бесповоротный. И он сам был её могильщиком…
