— Лен, а ты мою серую футболку не видела? Ту, с надписью.
Голос Славы донёсся из гостиной, ленивый и расслабленный, как у кота, дремлющего на солнце. Лена не ответила. Она стояла на коленях посреди ванной, перед большой плетёной корзиной, методично разбирая гору белья для стирки. Белое к белому, цветное к цветному. Этот ритуал её успокаивал. Он вносил в хаос их совместной жизни хоть какой-то порядок, создавал иллюзию контроля. Она вытащила из корзины его старую, видавшую виды демисезонную куртку, которую он не носил уже пару лет, но и выбросить не давал — «на дачу пригодится». Машинально проверяя карманы, её пальцы наткнулись на что-то плотное. Не скомканный чек и не билет на автобус. Что-то другое.
Она вытащила сложенный вчетверо, потёртый на сгибах листок из ученической тетради в клетку. Развернула. В глаза бросился знакомый размашистый почерк Славы. Это был список. Короткий, деловой, без лишних сантиментов.
Андрей – 15к. Игорь (с работы) – 10к. Серёга – 7к. Антон – 30к.
Под списком была жирно подведена черта, итоговая сумма не стояла, но Лена и без калькулятора быстро сложила цифры в уме. Шестьдесят две тысячи. Холодная, неприятная волна медленно поднялась от живота к горлу. Это были не старые долги, которые они вместе закрывали после его последнего «неудачного бизнес-проекта». Имена были те же, но суммы — новые. Андрей был его лучшим другом. Игорь — коллегой, с которым он обедал каждый день. Антон — их общий знакомый, почти член семьи.
— Лен, ты слышишь? — Слава появился в дверном проёме, улыбающийся, в одних домашних шортах. Он замер, увидев листок в её руках. Улыбка сползла с его лица так быстро, будто её стёрли ластиком. Он сразу всё понял.
— Это что? — её голос был ровным, без единой дрожащей нотки. Она не кричала. Она задавала вопрос, на который уже знала ответ.
Слава сделал неуверенный шаг в комнату, его взгляд метался от её лица к листку бумаги. Он начал говорить быстро, сбивчиво, как провинившийся школьник, которого поймали с сигаретой.
— Лен, ну я всё отдам. Это временные трудности, понимаешь? Немного не рассчитал. С зарплаты Андрею сразу верну, а с остальными договорюсь. Это же свои ребята, они всё понимают. Просто сейчас туго с деньгами, я не хотел тебя расстраивать… Но раз ты уже знаешь… Ты не могла бы переписать себе в блокнот это, а то я же этот листик потеряю… И ещё… Ты не могла бы мне помочь быстренько раскидаться со всем этим, а то…
Он говорил и говорил, сплетая слова в неуклюжую паутину оправданий, но Лена его уже не слушала. Она смотрела на него, и в её взгляде не было ни обиды, ни злости. Там было что-то гораздо хуже — усталость и холодный, аналитический интерес. Она смотрела на него так, как энтомолог смотрит на жука, в очередной раз попавшегося в ту же самую ловушку.
— Я тебе не бухгалтер, чтобы вести учёт твоих долгов! Ты опять набрал у друзей денег и ждёшь, что я буду их отдавать со своей зарплаты?!
— Ну не надо так… Я же не прошу у тебя, я сам… — начал было он, протягивая руку, чтобы забрать у неё записку.
Но Лена отступила на полшага, не позволяя ему дотронуться ни до себя, ни до листка. Она аккуратно, с какой-то извращённой педантичностью, сложила записку обратно вчетверо, точно по старым сгибам. Затем, вместо того чтобы порвать её или бросить ему в лицо, она сунула её в карман своего домашнего халата. Этот простой жест был похож на акт приёма-передачи. Теперь этот список принадлежал ей. Он был её собственностью. Её оружием.
— Хорошо, — сказала она всё тем же спокойным, почти безразличным тоном. — Ты прав. Отдавать нужно.
Она встала с колен, обошла его, стоящего посреди комнаты, и вышла в кухню. Он слышал, как щёлкнул чайник. Слава остался один среди разбросанного белья, чувствуя, как по спине пробегает неприятный озноб. Он ожидал криков, упрёков, скандала. Но это ледяное, расчётливое спокойствие пугало его до чёртиков. Он не знал, что она задумала, но инстинктивно понимал, что сегодняшним днём его мелкие, привычные проблемы не закончатся. Они только начинаются.
Утро следующего дня было обманчиво обыденным. Слава, избегая смотреть Лене в глаза, быстро позавтракал яичницей, которую она молча поставила перед ним, и ушёл на работу, бросив на прощание невнятное «пока». Он явно решил, что буря миновала. Он думал, что её вчерашнее ледяное молчание было просто новой формой недовольства, которая со временем рассосётся, как утренний туман. Он ошибся. Буря не миновала. Она только собиралась.
Как только за ним закрылась входная дверь, Лена допила свой остывший кофе. Она не спешила. Её движения были выверенными и спокойными, как у хирурга, готовящегося к сложной операции. Она вымыла посуду, протёрла стол. Затем достала из кармана халата вчерашнюю записку, разгладила её на кухонном столе и положила рядом свой мобильный телефон. Операционный стол был готов.
Первым в списке был Андрей, лучший друг. Самый сложный случай, требующий ювелирной точности. Лена набрала номер.
— Алло, — раздался в трубке бодрый голос Андрея.
— Привет, Андрей. Это Лена, жена Славы, — её тон был безупречно вежливым, с нотками тщательно выверенной печали. — Извини, что отвлекаю. Тебе удобно говорить?
— Лен, привет! Да, конечно, удобно. Что-то случилось? Со Славой всё в порядке? — в его голосе прозвучала искренняя тревога.
— В порядке, в порядке, не волнуйтся, — Лена сделала короткую паузу, давая тревоге собеседника укорениться. — Просто он очень переживает. Из-за долга. Ты же понимаешь, он человек совестливый, но сейчас такой период… В общем, он просил передать, что, к сожалению, в ближайшее время деньгами вернуть не сможет.
На том конце провода повисло неловкое молчание. Андрей начал бормотать:
— Да Лен, ну что ты, господи… Какие проблемы? Я же не тороплю, пусть не переживает. Мы же друзья, всё понимаю. Скажи ему, чтобы не брал в голову.
— Я понимаю, Андрей. И он понимает. Именно поэтому он и просил меня позвонить. Он не хочет, чтобы эта ситуация висела между вами. Поэтому он предлагает тебе забрать в счёт долга некоторые его личные вещи. Чтобы закрыть вопрос и не портить дружбу.
Снова тишина, на этот раз удивлённая.
— Вещи? В смысле? Лен, не надо ничего, правда…
— Андрей, ты его только больше расстроишь, если откажешься, — голос Лены стал мягким, почти умоляющим, словно она была лишь посредником, исполняющим волю отчаявшегося мужа. — Он считает, что так будет правильно. По-дружески. Он очень ценит вашу дружбу… и свою игровую приставку. Говорил, ты всегда на неё смотрел, когда в гости приходили. Он будет рад, если она достанется именно тебе.
Это был гениальный ход. Она не просто предлагала бартер, она превращала унизительную процедуру в акт благородства со стороны Славы и дружеского участия со стороны Андрея. Отказаться теперь — значило бы обидеть друга.
— Приставку? — переспросил Андрей, и в его голосе уже слышался не протест, а расчёт. — Ну… если он так решил… Я даже не знаю, что сказать.
— Ничего не говори. Просто приезжайте сегодня вечером. Часов в семь, например. Слава как раз вернётся, и вы всё решите, — закончила Лена и повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Второй звонок, Игорю с работы, был проще. Их связывали не дружеские, а деловые отношения, и сантименты здесь были излишни. После той же вступительной речи о переживаниях Славы и невозможности вернуть деньги, Игорь отреагировал более прагматично.
— Вещи? А какие, например?
— У него есть кожаная куртка, почти новая. Итальянская. Он говорил, что ты как-то хвалил её фасон. Он считает, это будет справедливой компенсацией, даже с учётом износа.
— Куртка… — задумчиво протянул Игорь. — Ну, в принципе, можно посмотреть. А когда?
— Думаю, сегодня вечером будет удобно. Скажем, в семь пятнадцать? Заодно сможете обсудить со Славой детали, если понадобится.
Третий звонок, Серёге, был ещё короче. Он с готовностью согласился забрать дорогой набор профессиональных инструментов Славы, уточнив лишь модель перфоратора. Лена назначила ему встречу на половину восьмого.
Она действовала хладнокровно, как диспетчер аэропорта, составляющий расписание рейсов. Остался последний пункт в списке. «Антон – 30к». Самый крупный долг. Лена посмотрела на имя, потом на сумму. Нет. Для него нужно что-то особенное. Что-то, что нельзя просто упаковать в коробку. Она отложила телефон. Его время ещё не пришло.
Закончив, она встала из-за стола. На её лице не было улыбки, лишь тень сосредоточенного, холодного удовлетворения. План был запущен. Теперь оставалось только дождаться главного актёра, для которого этот вечерний спектакль станет полной неожиданностью.
Слава возвращался домой с необычайной лёгкостью в душе. Рабочий день прошёл гладко, начальник даже похвалил его за какой-то отчёт. По дороге он заскочил в кондитерскую и купил два миндальных круассана — любимые Ленины. Это был его молчаливый жест примирения. Он был уверен, что она уже остыла. Ну, подумаешь, нашла записку. Подуется денёк-другой и забудет. Так было всегда. Он привык, что её гнев — это яркая, но короткая вспышка, после которой всегда наступает затишье.
Он вставил ключ в замок, повернул его дважды и толкнул дверь. Привычно бросил на тумбочку ключи и пакет с круассанами. И замер. Из гостиной доносились какие-то странные, приглушённые звуки — шарканье ног, неловкое покашливание. Не телевизор. Он сделал шаг вперёд и заглянул в комнату.
Первое, что он увидел — это спину своего лучшего друга, Андрея. Тот стоял на коленях перед телевизором и, пыхтя, отсоединял провода от его игровой приставки. Рядом на полу уже стояла аккуратная стопка дисков с играми, его коллекция, которую он собирал годами.
— Андрей? — голос Славы прозвучал хрипло и неуверенно. — Что ты делаешь?
Андрей вздрогнул и медленно обернулся. Он не смотрел Славе в глаза. Его взгляд скользил по стене, по ковру, куда угодно, только не на лицо друга.
— Слав, привет. Я… тут это… Лена звонила. Сказала, ты сам предложил. В счёт… ну, ты понимаешь.
Слава моргнул, пытаясь собрать реальность в единую картину. Мозг отказывался верить. Он хотел что-то сказать, закричать, спросить, что за бред, но в этот момент его внимание привлекло движение у зеркала в прихожей. Там стоял Игорь, его коллега, и с деловитым видом примерял его дорогую кожаную куртку. Ту самую, на которую Слава откладывал три месяца. Игорь расправил плечи, провёл рукой по гладкой коже, оценивающе посмотрел на своё отражение.
— А сидит неплохо, — сказал Игорь скорее самому себе, но в тишине квартиры это прозвучало оглушительно. Он поймал взгляд Славы в зеркале и тут же смутился, торопливо отводя глаза. — Слава. Лена сказала… что ты не против.
И тут из кухни, словно актриса, вышедшая на сцену в самый драматичный момент, появилась Лена. В руках она держала чашку с чаем, от которой поднимался тонкий пар. На её лице было выражение абсолютного, невозмутимого спокойствия.
— А, Слава, ты уже дома. Отлично. Как раз вовремя, — сказала она таким будничным тоном, будто застала его за просмотром вечерних новостей. — Я просто помогла тебе рассчитаться с кредиторами. Ты же сам говорил, что надо всё отдать.
Слова застряли у Славы в горле. Он переводил ошеломлённый взгляд с Андрея, который неловко прижимал к груди его приставку, на Игоря, застывшего в его куртке, и на жену, спокойно попивающую чай. Это был сюрреалистичный, уродливый спектакль, и он был в нём главным посмешищем.
— Ты… что ты наделала? — наконец выдавил он из себя, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — Вы что творите?! А ну положили всё на место! Немедленно!
— Слав, не кричи, — мягко, но твёрдо остановила его Лена. Её спокойствие было подобно толстому стеклу, о которое разбивались его эмоции. — Ребята ни в чём не виноваты. Они просто приняли твоё щедрое предложение. Вещи — это ведь наживное, правда? Дружба и репутация важнее.
Андрей и Игорь переминались с ноги на ногу, явно чувствуя себя крайне неловко. Они были похожи на стервятников, которых застали за растерзанием добычи, и им было одновременно и стыдно, и жалко упускать трофей.
— Лена, я с тобой потом поговорю, — прошипел Слава, делая шаг к Андрею. — А ты, поставь. Это. На. Место.
В этот самый момент в дверь позвонили. Коротко и настойчиво. Все четверо замерли. Лена, не меняя выражения лица, поставила чашку на комод и пошла открывать.
На пороге стоял Серёга. Он смущённо улыбнулся, увидев собравшуюся компанию. — О, привет всем. А я это… за инструментами. Лена сказала, можно забрать.
Появление Серёги стало той последней каплей, что пробила плотину хрупкого самообладания Славы. Он развернулся, и его лицо исказила гримаса ярости, которую до этого момента не видел никто — ни друзья, ни, тем более, Лена.
— Пошли вон, — прорычал он, и в этом рыке не было ничего от прежнего, расслабленного и добродушного Славы. Это был звук загнанного в угол зверя. — Все пошли вон из моего дома! Сейчас же!
Он сделал шаг к Серёге, выставив вперёд руку, намереваясь вытолкать его за порог. Андрей и Игорь вжали головы в плечи, готовые в любой момент бросить свою добычу и ретироваться. Атмосфера в квартире сгустилась до предела, стала тяжёлой и вязкой, как смола. Ещё секунда — и произойдёт что-то непоправимое, что-то физическое и уродливое.
— Стойте, — голос Лены прозвучал не громко, но так властно, что все трое мужчин замерли. Она вышла из-за спины Славы, встав между ним и его «гостями». — Не расходитесь. Мы ещё не закончили.
Слава посмотрел на неё, не веря своим ушам.
— Ты в своём уме? Я сказал, чтобы они убирались!
— Они уберутся, когда мы закроем все вопросы, — ледяным тоном ответила она, глядя не на него, а куда-то вглубь квартиры. — Остался самый крупный долг. Антону. Тридцать тысяч. И для него я приберегла кое-что особенное.
С этими словами она развернулась и, не обращая больше ни на кого внимания, направилась в спальню. Слава с ужасом смотрел ей вслед, инстинктивно понимая, куда она идёт и за чем. Через мгновение она вернулась. В руках она несла тёмный, потёртый гитарный чехол. Она поставила его на пол, неторопливо расстегнула молнию и извлекла наружу гитару. Старую шестиструнную «Кремону», которую Слава не брал в руки уже много лет, но берёг как зеницу ока. Полированная дека из тёмного дерева, пожелтевшая от времени окантовка, стёртые лады — это была гитара его покойного отца. Единственная вещь, единственная нить, которая всё ещё связывала его с ним.
Кровь отхлынула от лица Славы. Он смотрел на гитару в руках Лены, и мир сузился до этого единственного образа. — Не смей, — прошептал он. Голос его был едва слышен.
— Лена, не трогай её. Положи.
— Почему же? — она с любопытством оглядела инструмент, провела пальцем по струнам, издав глухой, нестройный звук. — Это самая ценная вещь в доме. Не по деньгам, конечно. Но по значению. Самый большой долг должен быть покрыт самой большой ценностью. Всё честно. Я позвоню Антону, скажу, чтобы забирал.
— Это память! — закричал Слава, и в его крике было столько отчаяния, что даже Игорь, стоявший в его куртке, поёжился и сделал шаг назад. — Это единственное, что у меня осталось от отца! Ты не имеешь права!
Лена подняла на него глаза. В них не было ни сочувствия, ни злости, ни сожаления. В них была лишь холодная, жестокая правота победителя.
— Права? А ты имел право брать в долг у людей, зная, что не сможешь отдать? Ты беспокоишься о памяти отца? — она сделала шаг к нему, и её тихий голос резал по ушам страшнее его крика. — О его памяти надо было думать, когда ты в очередной раз клянчил деньги у друзей. Ты сам поставил эту гитару, эту память, на одну доску со своими мелкими займами. Ты сам назначил ей цену. Я просто выставила счёт.
Эта фраза ударила его, как пощёчина. Он смотрел на неё, и не видел перед собой женщину, которую любил, с которой делил постель и строил планы. Он видел безжалостного судью, который вынес ему окончательный приговор.
Андрей, не говоря ни слова, аккуратно поставил приставку на пол. Игорь торопливо снял с себя куртку и бросил её на пуфик. Серёга, так и не вошедший в квартиру, молча развернулся и пошёл вниз по лестнице. Им стало страшно. Это была уже не неловкая ситуация, а чужая, уродливая трагедия, свидетелями которой они быть не хотели. Через минуту в квартире остались только двое.
Слава стоял посреди гостиной, опустошённый и сломленный. Он смотрел на Лену. Она всё так же держала в руках гитару его отца, этот священный для него артефакт, который в её руках превратился в вульгарный предмет торга. И в этот момент он с абсолютной ясностью понял, что всё кончено. Она не просто распродала его вещи. Она выставила на аукцион его достоинство, его дружбу, его прошлое. И она победила. Между ними не осталось ничего — ни любви, ни тепла, ни будущего. Только выжженная земля и холодный пепел воспоминаний, которые она только что растоптала своим каблуком…
