Я узнала об измене случайно. Нет, никаких помад на воротничке или чужих духов — всё гораздо банальнее. Его телефон завибрировал на кухонном столе, когда он был в душе, и я машинально взглянула на экран. «Скучаю, котик. Когда увидимся?» — написала некая Кристина с сердечком в конце сообщения.
Пятнадцать лет брака рассыпались в прах за одну секунду.
Я не стала устраивать истерик, не швыряла вещи и не кричала. Просто тихо положила телефон обратно, села за стол и стала ждать, когда Игорь выйдет из ванной. Когда он появился в халате, растирая волосы полотенцем, я спокойно спросила:
— Кто такая Кристина?
Он замер. Полотенце медленно сползло у него из рук. На его лице я увидела всё: вину, страх, растерянность. А потом — то, чего не ожидала увидеть никогда, — облегчение.
— Лена, я хотел тебе сказать, — начал он, и я поняла, что это конец. Не начало разговора, а именно конец нашей совместной жизни.
Оказалось, Кристине двадцать восемь. Она работает в его компании маркетологом. Молодая, амбициозная, без «лишнего груза прошлого», как выразился Игорь. Они встречаются уже полгода. Он «не планировал так всё затягивать», но «не знал, как мне сказать».
— Я хочу развода, — сказал он, и в его голосе не было ни капли сожаления.
Я молча кивнула. Что ещё оставалось делать?
К разводу Игорь подготовился заранее. Как оказалось, ещё за год до того, как я узнала об измене. Квартира в центре города, в которой мы жили последние десять лет, была переоформлена на его мать. Машина — тоже. Общие накопления куда-то испарились, и доказать, что они вообще существовали, было практически невозможно.
На моё имя было оформлено только одно — загородный дом в деревне Сосновка, в ста километрах от города. Мы купили его год назад, и это была моя идея. Я влюбилась в этот дом с первого взгляда: двухэтажное деревянное строение с резными наличниками, высокими потолками и огромными окнами. Дом был построен в начале прошлого века и хранил в себе дух той эпохи. Правда, он нуждался в серьёзном ремонте — крыша протекала, полы скрипели, штукатурка осыпалась.
Игорь согласился на покупку только потому, что дом стоил копейки. «Потом продадим», — говорил он тогда. А теперь, сидя в кабинете адвоката, он ухмылялся:
— Ну что, Ленка, забирай свой музей древностей. Только учти, что на ремонт уйдёт ещё куча денег. А где ты их возьмёшь на своём фрилансе?
Он смеялся. Его адвокат — дорогой, в костюме от известного дизайнера — тоже улыбался снисходительно. А я молчала, подписывая документы. Пусть думают, что я — жертва. Пусть наслаждаются своей победой.
А я получила то, что хотела. Тот самый дом.
Я переехала в Сосновку в конце апреля. Весна только начинала вступать в свои права — деревья покрывались нежной зеленью, в саду цвели старые яблони, воздух был напоён ароматом свежести и новой жизни.
Дом встретил меня скрипом половиц и запахом сырости. Но даже в таком состоянии он был прекрасен. Высокие потолки, огромные окна, деревянная лестница на второй этаж с резными перилами — всё это дышало историей.
Я наняла местную бригаду — трёх мужиков, которые за разумную цену согласились помочь с ремонтом. Начали с крыши. Потом принялись за стены, полы, электрику. Работа шла медленно, но верно.
Однажды, когда я разбирала чердак, выбрасывая хлам, накопившийся за десятилетия, я наткнулась на старый сундук. Он стоял в самом дальнем углу, под слоем пыли и паутины. Внутри оказались стопки пожелтевших газет, несколько книг, старые фотографии и… картины.
Несколько холстов и десятки эскизов, набросков, акварельных миниатюр. Я не искусствовед, но даже мне было понятно, что это не просто мазня. Каждая линия, каждый мазок были выполнены с удивительным мастерством. Пейзажи, портреты, зарисовки из жизни — всё дышало талантом.
На некоторых работах в углу стояли подписи, но я не могла разобрать их. Краска выцвела, бумага истлела. Я аккуратно сложила всё обратно в сундук и попросила рабочих спустить его вниз.
Вечером я позвонила своей бывшей однокурснице Марине. Она работала искусствоведом в городском музее и хорошо разбиралась в живописи. Я рассказала ей о находке, и она загорелась:
— Лена, привози всё ко мне. Я посмотрю.
Через неделю я сидела в кабинете Марины и смотрела, как она, надев белые перчатки, рассматривает каждую картину, каждый эскиз. Её лицо становилось всё более сосредоточенным, глаза блестели.
— Лена, — наконец выдохнула она, откладывая очередной холст. — Ты понимаешь, что ты нашла?
Я молча покачала головой.
— Это работы Василия Поленова, Исаака Левитана, Константина Коровина. Смотри, вот эта подпись — это однозначно Левитан. А вот этот набросок… Боже, это может быть ранний Серов. Мне нужно провести экспертизу, но, Лена, если это подлинники, а я уверена на девяносто процентов, что это так, то это огромная ценность. Это миллионы.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Миллионы? За старые картины, которые валялись на чердаке?
— Откуда они там взялись? — спросила Марина, не отрывая взгляда от картин.
— Понятия не имею. Дом старый, построен в начале двадцатого века. Наверное, прежние хозяева были коллекционерами или… или сами художниками?
Марина кивнула:
— Возможно. В те времена многие дворянские семьи собирали коллекции. После революции и во время репрессий люди прятали ценности где только могли. Наверное, хозяева твоего дома тоже спрятали эти работы и не успели вернуться за ними. А потом дом перешёл к другим владельцам, которые просто не знали, что на чердаке лежит целое состояние.
Экспертиза заняла два месяца. Марина привлекла специалистов из столицы, и каждый день я жила в напряжённом ожидании. А тем временем продолжала ремонт. Рабочие закончили с крышей и стенами, начали класть новые полы. Я собственноручно снимала старые обои, красила рамы, мыла окна.
Дом преображался на глазах. Он словно оживал, возвращаясь к прежнему великолепию. Я нашла в соседнем городе реставратора, который взялся восстановить старую мебель, которая тоже хранилась на чердаке и в сарае. Резной буфет, комод с инкрустацией, кресла с гнутыми ножками — всё это обрело вторую жизнь.
Я работала до изнеможения, но была счастлива. Впервые за долгие годы я чувствовала себя свободной. Никто не критиковал меня за «бесполезные траты», не насмехался над моей любовью к старине, не говорил, что я «живу прошлым».
А потом позвонила Марина.
— Лена, садись. У меня новости.
Экспертиза подтвердила подлинность работ. В сундуке оказалось двенадцать картин и более пятидесяти эскизов и набросков кисти известных русских художников конца девятнадцатого — начала двадцатого века. Общая стоимость коллекции по предварительным оценкам составляла около сорока миллионов рублей. Возможно, больше.
Я плакала, когда Марина рассказывала мне это. Плакала от счастья, от облегчения, от осознания того, что жизнь всё-таки справедлива.
Я продала две картины — самые дорогие — и на вырученные деньги закончила ремонт дома, обставила его антикварной мебелью, разбила сад. Остальные работы я оставила себе. Марина помогла оформить их как частную коллекцию, и теперь они висят в специально оборудованной комнате на втором этаже.
Дом стал моим убежищем, моим счастьем. Я перестала брать новые заказы на фрилансе и начала писать. Оказалось, у меня это неплохо получается. Первый роман я закончила за полгода, и издательство сразу же взяло его в работу.
Жизнь наладилась. Я была счастлива.
А потом приехал Игорь.
Это случилось в конце лета. Я сидела на веранде с чашкой чая и читала, когда услышала звук подъезжающей машины. Подняла голову и увидела знакомый чёрный внедорожник.
Игорь вышел из машины и замер, разглядывая дом. Я видела, как его лицо меняется — удивление, восхищение, замешательство.
— Лена? — окликнул он, поднимаясь на крыльцо. — Это… это тот самый дом?
Я кивнула, не вставая с кресла.
— Ты его отремонтировала, — выдохнул он, оглядываясь. — Боже, он потрясающий. Откуда у тебя деньги?
— Нашла клад, — усмехнулась я.
Он рассмеялся, думая, что я шучу. А потом я провела его внутрь.
Игорь медленно шёл по комнатам, разглядывая отреставрированную мебель, паркетные полы, антикварные люстры. На втором этаже я открыла дверь в комнату, где висели картины.
— Это что? — спросил он, подходя ближе.
— Коллекция. Нашла на чердаке.
Он внимательно посмотрел на одну из картин, потом на другую. Я видела, как меняются его глаза.
— Это… это подлинники? — голос его дрогнул.
— Да. Левитан, Поленов, Коровин, Серов. Ещё несколько менее известных мастеров. Общая стоимость около сорока миллионов. Две я продала, чтобы закончить ремонт. Остальные оставила себе.
Игорь побледнел. Он смотрел на меня, потом на картины, потом снова на меня. Я видела, как в его голове крутятся цифры, как он понимает, что упустил.
— Сорок миллионов, — повторил он. — Лена, я… я не знал. Если бы я знал…
— Ты бы не отдал мне этот дом, — закончила я за него. — Я знаю.
Он судорожно сглотнул.
— Лена, послушай. Я был дураком. Я ошибся. То, что было между мной и Кристиной… это ничего не значило. Просто глупость, кризис среднего возраста. Я понял, что люблю только тебя. Я хочу вернуться. Мы можем всё начать сначала, как раньше. Помнишь, как нам было хорошо вместе?
Я смотрела на него и видела насквозь. Он говорил правильные слова, но глаза его были прикованы к картинам. Он смотрел не на меня — он смотрел на миллионы, которые упустил.
— Нет, Игорь, — спокойно сказала я. — Мы не можем начать сначала. Ты хочешь не меня. Ты хочешь эти картины, этот дом, эти деньги. А меня ты бросил год назад, когда начал встречаться с Кристиной. Или даже раньше, когда начал переоформлять всё имущество на свою мать.
— Это не так! — запротестовал он. — Я действительно понял, что совершил ошибку. Дай мне шанс всё исправить!
— Шанс? — я рассмеялась. — Игорь, ты смеялся надо мной в кабинете адвоката. Ты радовался, что отдал мне этот «музей древностей», как ты его называл. Ты наслаждался тем, что я осталась ни с чем. А теперь, когда узнал, что я нашла здесь целое состояние, ты вдруг понял, что совершил ошибку?
Он молчал. Я видела, как у него дёргается желвак на скуле.
— Уходи, Игорь, — сказала я, проходя мимо него к выходу. — И больше не приезжай.
— Лена, подожди…
Но я уже спускалась по лестнице. Я открыла входную дверь и жестом пригласила его выйти.
Он стоял на пороге, и я видела в его глазах смесь ярости и отчаяния. Он понимал, что проиграл. Окончательно и бесповоротно.
— Ты пожалеешь, — прошипел он.
— Нет, — улыбнулась я. — Жалеть буду не я.
Он развернулся и пошёл к машине. Я стояла на крыльце и смотрела, как он садится за руль, как заводит двигатель, как уезжает, поднимая облако пыли.
А потом я вернулась на веранду, налила себе ещё чаю и взяла книгу. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в золотисто-розовые тона. В саду пели птицы. Где-то вдалеке раздавался смех детей.
Я была счастлива. По-настоящему счастлива.
И, знаете что? Мне было совершенно всё равно, что подумает или скажет Игорь. Потому что я поняла главное: настоящее счастье не в деньгах и не в картинах. Оно в свободе быть собой, в возможности жить так, как хочешь ты, а не кто-то другой.
А деньги? Деньги — это просто приятное дополнение.
Через месяц я узнала от общих знакомых, что Кристина бросила Игоря, узнав, что он потерял целое состояние. Оказалось, она встречалась с ним только из-за денег. Ирония судьбы, не правда ли?
А я продолжала жить в своём прекрасном доме, писать книги и радоваться каждому новому дню. Иногда я поднималась в комнату с картинами и подолгу стояла перед ними, любуясь мастерством художников прошлого. И каждый раз думала о том, как один старый дом изменил мою жизнь. Как он спас меня. Как он сделал меня по-настоящему счастливой.
Игорь смеялся, когда я получила этот дом при разводе. А потом смеялась я — когда он понял, что потерял.
И знаете что? Моя улыбка оказалась самой искренней.
Прошло два года. Я издала уже три романа, все они стали бестселлерами. Дом в Сосновке превратился в место паломничества для моих читателей — я иногда устраиваю здесь литературные встречи и экскурсии по моей коллекции.
Я встретила хорошего человека — архитектора Павла, который помогал мне с последними штрихами реставрации дома. Мы не торопимся, но я знаю, что это настоящее. Он любит меня такой, какая я есть. Он восхищается моим домом, моими картинами, моими книгами. Но главное — он восхищается мной.
А Игорь? Последний раз я видела его издалека, на презентации моей новой книги в городе. Он стоял в толпе и смотрел на меня. Просто смотрел. А потом развернулся и ушёл.
Иногда я всё-таки думаю о нём. О том, как легко человек может разрушить свою жизнь собственными руками. О том, как жадность и глупость ослепляют. О том, как важно ценить то, что имеешь, пока не потерял.
Но эти мысли приходят редко и не задерживаются надолго. Потому что у меня есть дом, который я люблю. Есть работа, которая приносит радость. Есть человек, который делает меня счастливой.
А ещё у меня есть то, чего не купишь ни за какие деньги: покой в душе и уверенность в том, что я живу правильную жизнь. Свою жизнь.
И это дороже любых картин.
