— Кухню объединим с гостиной, — Марина провела пальцем по стене, оставляя в пыли воображаемую линию.
— Сделаем студию. Так сейчас модно, продадим дороже.
Игорь, ее старший брат, кивнул, прикидывая что-то в уме. Он мерил шагами скромную двушку матери, словно уже был ее полноправным хозяином, оценивая каждый метр с точки зрения будущей прибыли.
— Сначала нужно убедить ее переехать на дачу. Насовсем. Скажем, воздух там свежее, для здоровья полезнее. Что ей в городе одной делать? Заодно и присмотр будет, Оля с Пашкой пусть навещают.
Анна Петровна стояла в дверном проеме своей спальни, прижимая к себе старенький, выцветший халат.
Она не пряталась, нет. Просто слушала. Каждое слово впивалось в нее, как тонкая ледяная игла.
Они даже не понижали голоса, будучи абсолютно уверенными, что мать либо плохо слышит, либо ей уже давно на все все равно. Что она — просто часть интерьера, который скоро предстоит обновить.
— А младшие? — спросила Марина, скривив губы. — Оля с Пашкой опять начнут свою шарманку про «мамино гнездо» и «память об отце». У них же ни капли практичности.
— А что они? — хмыкнул Игорь. — Они всегда были слишком сентиментальными. Мать просто доживает свой век, пора бы им это понять. Ей уже ничего не нужно, кроме покоя и ухода. А нам нужны деньги. Срочно.
Вот оно. Ключевая фраза. Анна Петровна слышала ее вариации не в первый раз, но сегодня она прозвучала как приговор.
Не ей. Им. Она вспомнила, как они отговаривали ее идти на курсы по истории искусств полгода назад.
«Мама, зачем тебе это? Сиди дома, отдыхай». Они не хотели, чтобы у нее была своя жизнь. Им было удобно видеть в ней лишь тень прошлого. Но именно на тех курсах она и встретила Диму.
Она тихо кашлянула, входя в комнату. Дети обернулись, и их лица мгновенно сменили деловито-хищные выражения на маски приторной заботы.
— Мамочка, ты чего не отдыхаешь? — пропела Марина, подхватывая ее под руку своей цепкой, маникюрной хваткой. — Мы тут как раз обсуждали, что тебе нужно больше бывать на свежем воздухе.
— Я слышала, — Анна Петровна мягко, но настойчиво высвободила руку. Ее голос был спокоен, но в нем не было привычной старческой мягкости. — Вы уже и стены здесь двигаете. Быстро.
Игорь смутился всего на секунду, но тут же нашелся.
— Мам, мы же о тебе заботимся. Эта квартира… она требует ухода, ремонта. Зачем тебе эти хлопоты? На даче тихо, спокойно.
Анна Петровна посмотрела на сына. Десять лет прошло со смерти мужа, и все эти десять лет она видела, как ее старшие дети превращаются в нетерпеливых стервятников, кружащих над ней.
Они ждали. Ждали, когда она сломается, угаснет, исчезнет, освободив жилплощадь.
Младшие, Оля и Павел, звонили каждый день. Спрашивали не про квартиру, а про ее самочувствие, про лекции, про новые знакомства.
Привозили продукты, а не риелторов для «предварительной оценки». Они не видели в ней угасающий объект, от которого можно что-то получить. Они видели маму.
Внезапно раздался резкий, уверенный звонок в дверь.
— Кого это еще принесло? — недовольно буркнул Игорь, направляясь в прихожую. — Вызывали кого-то?
— Я, — сказала Анна Петровна, и в ее глазах блеснул озорной, совершенно не старческий огонек.
Она сама открыла дверь. На пороге стоял высокий, элегантно одетый мужчина. На вид ему было не больше сорока. Он улыбнулся, и от этой улыбки, казалось, в тусклой прихожей стало светлее.
— Аня, любимая, я не опоздал? — он протянул ей роскошный букет пионов.
Игорь и Марина застыли. Их челюсти медленно поползли вниз.
Мужчина обнял Анну Петровна за плечи, поцеловал в висок и перевел взгляд на ошарашенных детей.
— Добрый день, — его голос был бархатным, но с нотками стали. — Меня зовут Дмитрий. Я — муж вашей мамы. Мы вчера расписались. И, судя по всему, появились как раз вовремя.
Первой опомнилась Марина. Ее лицо, только что изображавшее заботливую дочь, исказилось гримасой недоверия и злости.
— Муж? Мама, это что за шутки? Ты в своем уме? Какой еще муж?
Она смотрела то на мать, то на Дмитрия, словно пыталась найти признаки гипноза или помешательства.
— Более чем в своем, дочка, — спокойно ответила Анна Петровна, принимая из рук Дмитрия пионы. Аромат наполнил затхлый воздух прихожей. — Проходите, Дима, не стой на пороге.
Дмитрий вошел, и его присутствие мгновенно изменило масштаб комнаты. Старая, тесная квартирка съежилась под его уверенным взглядом. Он не осматривался с любопытством, а скорее сканировал пространство, как хирург перед операцией.
— Это какой-то розыгрыш, — вставил Игорь, наконец обретая дар речи. Он подошел к Дмитрию почти вплотную, пытаясь смотреть на него сверху вниз, хотя тот был на полголовы выше.
— Послушайте, уважаемый. Мы не знаем, кто вы такой и что вам нужно от нашей матери, но…
— Мне нужна ваша мать, — мягко, но с неоспоримой твердостью перебил его Дмитрий. Он даже не повысил голоса. — И я ее получил. Законным, как вы понимаете, образом. В ее мудрости и порядочности я нашел то, чего не встречал в своем мире.
Он достал из кармана пиджака телефон, открыл галерею и показал Игорю фотографию. Свидетельство о браке. Четкое, официальное, с подписями и печатью.
Марина заглянула брату через плечо. Ее глаза сузились.
— Подделка! Вы аферист! Мама, он тебя обманул! Мы вызовем полицию!
— Вызывай, — Анна Петровна прошла в комнату и села в свое любимое кресло. Впервые за долгие годы она чувствовала себя в нем не старой женщиной, а королевой на троне.
— Заодно и расскажете им, как вы тут мою квартиру без меня делили. Думаю, им будет интересно.
Упоминание полиции подействовало на Марину отрезвляюще. Она знала, что никакого заявления у них не примут. Но злость искала выход.
— Да как ты могла? — зашипела она, поворачиваясь к матери. — После отца… В твоем-то возрасте! Нашла себе… альфонса!
Дмитрий усмехнулся. Так усмехаются, глядя на капризного, глупого ребенка.
— Альфонс, который приехал на автомобиле стоимостью в три таких квартиры? Марина, кажется? Не будьте банальной. Это утомляет.
Игорь решил сменить тактику. Он принял озабоченный вид, сел на подлокотник дивана.
— Мам, мы же волнуемся. Ты пожилой человек, доверчивый. Такие, как он… — Игорь неопределенно махнул рукой в сторону Дмитрия, — они ищут одиноких пенсионерок. Охотники за квартирами.
— Охотник за квартирой, в которой вы уже мысленно снесли стены? — уточнила Анна Петровна. — Игорь, не смеши.
Вы с Мариной так долго убеждали меня, что я уже ничего не соображаю, что, кажется, сами в это поверили. А я все соображаю. И все вижу.
Она посмотрела на Дмитрия, и ее взгляд потеплел.
— Дима, дорогой, я, кажется, устала от этого ремонта. Может, переедем поскорее?
— Конечно, любимая, — он подошел и встал за ее креслом, положив руки ей на плечи. — Я как раз хотел обсудить это с… твоими детьми.
Дело в том, что мы с Аней переезжаем в наш загородный дом. Вещи я уже распорядился перевезти. А эту квартиру, — он обвел взглядом комнату, — Анна Петровна решила подарить.
На лицах Игоря и Марины промелькнула жадная надежда. Неужели все-таки сработало?
— Младшим, — закончил Дмитрий. — Оле и Павлу. Они, кажется, единственные, кто ничего от матери не требовал. Справедливо, не находите?
Слово «справедливо» повисло в воздухе, как дым от дешевой сигареты. Игорь вскочил, его лицо побагровело. Маска заботливого сына слетела, обнажив хищный оскал.
— Подарить? Эту квартиру? Да ты в своем уме, мать? Это и наше наследство! Отца! Он бы в гробу перевернулся, если бы увидел, что ты его память на молодого хахаля променяла!
Это был удар ниже пояса. Рассчитанный и жестокий. Упоминание отца всегда было для нее больным местом.
Марина тут же подхватила.
— Конечно! Она решила купить любовь Оленьки и Пашеньки! Они же у нас святые, бессребреники! А мы, значит, плохие, потому что думаем о будущем! Мама, ты хоть понимаешь, что он тобой манипулирует?
Мы подадим в суд! Признаем тебя недееспособной! Этот брак аннулируют, а тебя отправят лечиться!
Внутри Анны Петровны что-то оборвалось. Не со звоном, не с треском. Просто тихо и окончательно.
Все эти годы она играла по их правилам. Была тихой, угасающей матерью, вдовой, тенью.
Пыталась быть справедливой, делить свою любовь поровну, хотя видела, кто этой любви достоин, а кто лишь пользуется ею. Хватит.
Она медленно поднялась с кресла. Ее спина выпрямилась, и казалось, она стала выше. Она посмотрела на Игоря, потом на Марину. Взглядом, лишенным всякой теплоты.
— Недееспособной? — переспросила она так тихо, что им пришлось прислушаться. — Лечиться?
Дмитрий молчал, стоя за ее спиной. Он не вмешивался. Это была ее битва.
— Игорь, — продолжила Анна Петровна, делая шаг к сыну. — Твой «бизнес» должен кредиторам почти пять миллионов.
И срок возврата — следующий месяц. Ты поэтому так торопишься продать «мамину развалюху»?
Игорь замер. Краска отхлынула от его лица.
— Откуда ты…
— А ты, доченька, — она повернулась к Марине, — думала, я не знаю, что твой Андрей подал на развод и требует половину дома, который купили его родители?
И что тебе срочно нужны деньги на адвоката, чтобы не остаться на улице?
Марина открыла рот, но не смогла произнести ни звука.
— Я рассказала Диме о своих тревогах. О том, как вы торопите меня со съездом.
Он беспокоился за меня и попросил своих людей проверить, все ли в порядке. Оказалось, что нет. Оказалось, что ваша «забота» имеет вполне конкретный денежный эквивалент.
— Вы говорите о памяти отца? — голос Анны Петровны набрал силу. — Ваш отец оставил мне не только эту квартиру.
Он оставил акции, которые я не продавала все эти годы. Он сказал: «Аня, это на черный день. Или на счастливый».
Я все ждала, когда же вы повзрослеете. Когда перестанете видеть во мне лишь ходячее завещание. Не дождалась.
Она подошла к Дмитрию и взяла его под руку.
— Так вот, дети. Мой счастливый день настал. А ваш черный, кажется, только начинается. Деньги от акций я вложила. В один очень успешный проект. Угадай, чей? — она с нежностью посмотрела на мужа.
Дмитрий едва заметно улыбнулся.
— Что касается квартиры, — закончила Анна Петровна, направляясь к выходу, — дарственная на Ольгу и Павла уже у нотариуса.
А вам… вам я ничего не должна. Вы взрослые. Решайте свои проблемы сами. Как и советовали мне.
Она остановилась на пороге.
— Ах да. Попытаетесь оспорить брак или дарственную — юристы Дмитрия с удовольствием расскажут вашим кредиторам и бывшему мужу о ваших реальных финансовых активах.
Думаю, разговор будет увлекательным. Удачи.
Дверь за ними закрылась, оставив Игоря и Марину в комнате, стены которой они уже никогда не снесут.
Через неделю Анна Петровна сидела на террасе своего нового дома.
Перед ней расстилался ухоженный сад, а в воздухе пахло розами и свежескошенной травой. Она была в легком шелковом платье, а не в старом халате. Рядом с ней Дмитрий читал деловые бумаги.
Они позвонили Ольге и Павлу в тот же вечер. Сначала была ошеломленная пауза, потом — град вопросов, но ни в одном из них не было упрека или недоверия. Только беспокойство.
— Мам, ты счастлива? Этот человек… он хороший? — спросила Оля, и в ее голосе дрожала тревога.
— Он лучший, дочка, — ответила Анна Петровна, и это была чистая правда.
Когда они узнали про квартиру, то долго отказывались.
— Мама, нам не нужно! Главное, чтобы у тебя все было хорошо! — горячо убеждал Павел.
— У меня все лучше всех, — смеялась она. — А вам нужно. У тебя, Паша, будет своя мастерская, о которой ты мечтал. А у Оли — ее цветочный магазин. Считайте это моим вложением в ваше счастье.
Дмитрий, не отрываясь от бумаг, сказал:
— Я уже поручил помощнику найти для Павла подходящее помещение. А для Ольги мы выкупим тот магазинчик на углу, который ей так нравился.
Пусть занимаются тем, что любят. Деньги должны работать на мечту, а не лежать мертвым грузом.
Анна Петровна смотрела на него с благодарностью. Он не просто подарил ей новую жизнь. Он помог ей позаботиться о тех, кто был ей по-настоящему дорог.
Игорь и Марина тоже звонили. Много раз. Сначала с угрозами, потом с мольбами.
— Мама, ты не можешь так с нами поступить! — кричал в трубку Игорь. — Кредиторы меня сожрут!
— Мамочка, прости нас! Мы были неправы! — плакала Марина. — Андрей выгоняет меня из дома! Помоги!
Анна Петровна слушала их спокойно, без злорадства и без жалости. Эмоции выгорели, оставив после себя лишь холодное понимание.
— Я помогала вам всю жизнь, — отвечала она каждому. — Давала образование, поддерживала, когда вы ошибались.
Я отдала вам все, что могла. Больше ничего нет. Вы взрослые люди. Учитесь жить.
После этого она сменила номер.
Она не знала, что стало с ними дальше. Доходили какие-то слухи, что Игорь продал машину и уехал в другой город, скрываясь от долгов.
Что Марина переехала в крохотную съемную комнату на окраине. Но это была уже не ее история.
Ее история была здесь — в солнечном саду, рядом с любимым мужчиной. Она больше не доживала свой век.
Она его жила. Каждую минуту. С наслаждением, которого не знала много лет. Иногда она думала о том, что настоящее богатство — это не акции и не дома. Это смелость вовремя сказать «хватит» и начать все с чистого листа.
Даже если тебе кажется, что твой поезд уже ушел.
Пять лет спустя.
На той самой террасе, увитой теперь диким виноградом, было шумно. Павел, чья мастерская по изготовлению авторской мебели стала известна на весь город, пытался научить своего трехлетнего сына строгать деревянную лошадку. Малыш хохотал, рассыпая вокруг стружку.
Ольга, чей цветочный бизнес разросся до небольшой сети салонов, расставляла на столе вазы с пышными букетами, споря о чем-то с мужем. Ее живот был заметно округлившимся.
Анна Петровна и Дмитрий наблюдали за этой суетой из плетеных кресел. Она выглядела потрясающе.
Путешествия, любовь и отсутствие постоянного стресса стерли с ее лица лет десять. Она больше не носила старых халатов, предпочитая элегантные кашемировые костюмы.
— А помнишь, как они стены тут двигали? — тихо спросила она мужа, кивая в сторону воображаемой квартиры.
— Помню, — усмехнулся Дмитрий. — Думали, что самые умные.
Они давно перестали получать новости об Игоре и Марине. Последнее, что они слышали, — это то, что Марина работает кассиром в супермаркете и постоянно жалуется на жизнь.
А Игорь так и не смог нигде устроиться, перебиваясь случайными заработками и обвиняя в своих бедах всех, кроме себя.
Они так и не поняли, что потеряли не просто квартиру. Они потеряли мать.
Анна Петровна не испытывала к ним ненависти. Только глухую, застарелую боль, которая уже почти не чувствовалась.
Она сделала свой выбор. Выбрала не тех, кто требовал, а тех, кто любил.
— Бабушка! Деда! Смотрите! — внук подбежал к ним, протягивая кривоватую, но сделанную с огромным старанием лошадку.
Анна Петровна взяла игрушку в руки, словно величайшее сокровище.
— Какая красота, мой хороший!
Она посмотрела на своих счастливых младших детей, на смеющегося внука, на любимого мужчину рядом.
И поняла, что наследство — это не квадратные метры и не счета в банке. Это вот такие моменты. Это смех, который ты даришь.
Это дело, в которое ты веришь. Это любовь, которую ты не делишь, а приумножаешь. И это наследство она оставит после себя.
