— Привет. Есть что поесть?
Голос Дениса, бодрый и безмятежный, донёсся из комнаты, прорезав тяжёлую, спертую тишину квартиры. Он появился в дверном проёме — расслабленный, в домашних шортах и футболке с логотипом какой-то игры. На его лице играла довольная улыбка человека, который провёл день именно так, как хотел. Он даже не заметил, как Анна, не снимая куртки, почти рухнула на жёсткий пуфик в прихожей. Она просто не смогла сделать ещё один шаг. Ноги, гудящие после двенадцатичасовой смены в кафе, куда она устроилась на вторую работу, отказывались её держать.
Она молча подняла на него глаза. В них не было ничего. Ни злости, ни обиды, ни упрёка. Только бездонная, выжженная пустота. Её лицо, осунувшееся и серое от усталости, казалось лицом женщины лет на десять старше своих двадцати пяти. Тонкий слой дешёвой тональной основы не мог скрыть ни тёмных кругов под глазами, ни мелкой сеточки морщин у рта, появившихся за последние несколько месяцев. Она смотрела на него, на его сытое, отдохнувшее лицо, и не узнавала. Это был чужой, совершенно посторонний человек, живущий в её квартире, в её мире, но по каким-то своим, непонятным ей законам.
— Денис, — её голос был хриплым и ровным, лишённым всяких эмоций. Словно говорила не она, а автомат. — Я даю тебе неделю.
Он непонимающе моргнул, его улыбка сползла с лица, сменившись выражением снисходительного недоумения.
— Неделю на что? Ты о чём вообще?
— Найди нормальную работу, — продолжила она тем же монотонным голосом, чеканя каждое слово. — Не стримы. Не турниры. Работу. С зарплатой. Где платят деньги, на которые можно купить еду и заплатить за эту квартиру.
Он возмущённо всплеснул руками, и вся его расслабленность мгновенно испарилась. На её месте проступило знакомое выражение оскорблённого гения, которого в очередной раз не поняли приземлённые обыватели.
— Ань, ты опять начинаешь? Мы же сто раз это обсуждали! Ты просто не понимаешь специфики! Это не просто «игры», это инвестиции! Инвестиции в будущее! Я наращиваю аудиторию, я прокачиваю скилл. У меня уже почти тысяча подписчиков! Ты понимаешь, что это значит? Это потенциальные донаты, это рекламные контракты!
Он шагнул к ней, его голос набрал силу и зазвучал поучающими, менторскими нотками, которые она ненавидела больше всего на свете.
— Пойми, это не завод, куда ты ходишь с девяти до шести. Это современный бизнес! Здесь нужно время, чтобы раскрутиться. Это игра вдолгую. Один удачный турнир, один крупный донат — и я заработаю больше, чем ты на своих двух работах за полгода! Ты просто должна немного потерпеть и поверить в меня. А ты вместо поддержки устраиваешь мне вот это вот всё. Ты меня просто демотивируешь своим неверием.
Анна продолжала сидеть, не шевелясь. Его слова, призванные вдохновить, убедить, а на деле — продавить, больше не достигали цели. Они бились о стену её усталости и рассыпались бессмысленным набором звуков. Она смотрела мимо него, вглубь комнаты, ставшей его святилищем, его офисом, его полем боя. Её взгляд, пустой и отстранённый, медленно скользил по предметам, которые наполняли это пространство.
Вот оно, его «рабочее место». Эргономичное игровое кресло, похожее на трон пилота космического истребителя. Она выплачивала за него рассрочку четыре месяца, отказывая себе в новом пальто. Механическая клавиатура, которая стоила дороже её зимних ботинок и раздражающе щёлкала даже по ночам. Профессиональный микрофон на специальном кронштейне, купленный на деньги, которые её мать дала им на «бытовые нужды». Всё это было его «инвестициями». Инвестициями её сил, её времени, её унижений перед начальством, когда она выпрашивала аванс.
— Ты думаешь, мне это нравится? — не унимался Денис, входя в раж. Он начал ходить по комнате, жестикулируя, как проповедник перед паствой. — Думаешь, я хочу всю жизнь просидеть в четырёх стенах? Да я как раз и пытаюсь вырваться из этого! Для нас обоих! Чтобы мы не считали копейки! Пока ты носишь подносы и улыбаешься хамам за чаевые, я строю будущее! Я создаю бренд! Мой никнейм скоро будут знать тысячи, а ты этого не ценишь!
Его слова о подносах и хамах на мгновение пробили её защитную оболочку. Она почувствовала фантомный запах пережаренного масла на своей униформе и вспомнила липкий, сальный взгляд последнего клиента, который оставил на чай смятую купюру. Но волна гнева, которая должна была подняться, тут же ухнула обратно в бездну апатии. Слишком поздно. Слишком много таких дней, таких взглядов и запахов было в её жизни за последнее время.
Её взгляд остановился на главном алтаре его мира. Огромный, изогнутый тридцатидвухдюймовый игровой монитор, занимавший почти весь стол. Подарок ему на день рождения. Она помнила, как собирала на него, откладывая с каждой зарплаты, как радовалась, когда он, распаковывая коробку, закричал от восторга, как ребёнок. Он тогда обнимал её, обещал, что теперь-то всё точно пойдёт в гору, что с таким «аппаратом» он порвёт всех на ближайшем турнире. Прошло полгода. Ничего не изменилось. Только её вторая работа стала реальностью, а его обещания — пустым звуком. Этот монитор, сияющий даже в выключенном состоянии, был не просто дорогой вещью. Он был памятником её глупой надежде.
Денис остановился прямо перед ней, нависая своей праведной фигурой.
— Так что вместо того, чтобы предъявлять мне претензии, ты бы лучше…
Она медленно поднялась. Движение было плавным, почти сомнамбулическим, но в нём была непреклонная решимость. Она встала на ноги, и теперь они были почти одного роста. Она посмотрела ему прямо в глаза, и в её пустом взгляде он впервые уловил что-то новое. Что-то холодное и острое, как осколок стекла. Она перебила его на полуслове, и её тихий, ровный голос прозвучал в комнате оглушительнее любого крика.
— Если ты за эту неделю не найдёшь работу, можешь смело собирать свои вещи и проваливать из моей квартиры! Хватит уже сидеть на моей шее!
На мгновение в квартире стало так тихо, что, казалось, можно было услышать, как оседает пыль. Слова Анны, произнесённые без тени эмоций, повисли в воздухе не как угроза, а как свершившийся факт, как зачитанный вслух протокол. Денис смотрел на неё, и его лицо, ещё секунду назад полное снисходительного самодовольства, медленно менялось. Сначала на нём отразилось чистое, незамутнённое недоумение, словно она заговорила с ним на неизвестном языке.
— Что?! — переспросил он, но это был не вопрос, а рефлекторный выдох.
Он ждал чего угодно: слёз, криков, очередной порции упрёков, которые он научился так ловко парировать или просто игнорировать. Но эта ледяная, спокойная констатация выбила почву у него из-под ног. В её взгляде он не увидел привычной обиды, на которой так удобно было паразитировать, вызывая в ней чувство вины. Там не было ничего, за что можно было бы зацепиться.
— Ты совсем с катушек съехала на своей работе? — он попытался вернуть себе контроль, переходя на привычные рельсы насмешливой агрессии. — Проваливать? Из моей квартиры? Может, тебе напомнить, кто здесь мужчина и…
Он не договорил. Анна не ответила. Она не стала вступать в бессмысленную перепалку о том, чья это квартира по документам и кто в последний раз покупал в неё хлеб. Вместо этого она сделала то, чего он никак не мог ожидать. Она молча обошла его и решительно направилась в комнату. Её походка утратила усталую шаткость, теперь в каждом её шаге была тяжёлая, неумолимая логика.
Денис, всё ещё не веря в серьёзность происходящего, развернулся и пошёл за ней, продолжая говорить ей в спину.
— Ань, прекрати этот цирк. Я понимаю, ты устала, у тебя нервы. Давай ты сейчас успокоишься, я закажу пиццу, и мы нормально…
Его голос оборвался. Анна подошла прямо к его столу, к его алтарю. Она не смотрела на него. Её внимание было полностью поглощено чёрным, глянцевым телом монитора. Секунду она просто стояла, глядя на тёмный экран, в котором смутно отражалось её бледное, чужое лицо. Затем, с деловитой методичностью, она протянула руку за стойку и с силой выдернула из разъёма шнур питания. Потом так же резко дёрнула кабель, соединявший его с системным блоком.
— Эй! Ты что творишь?! — в его голосе впервые прорезались панические нотки. Это было уже не снисхождение, а реальный страх за свою собственность, за свой мир.
Анна проигнорировала его возглас. Она обхватила тяжёлый корпус монитора обеими руками. Пластик был холодным и гладким. Она почувствовала, как напряглись мышцы её спины и рук, когда она оторвала его от стола. Монитор, который всегда казался ей таким огромным и монументальным, в её руках вдруг стал просто громоздкой, неудобной вещью. Развернувшись всем телом, она сделала короткий замах и с силой, вложив в это движение всю свою невысказанную ярость и безграничную усталость, швырнула его на пол.
Раздался оглушительный, отвратительный треск. Это был не звон разбитого стекла, а глухой, сочный хруст ломающегося толстого пластика, мгновенно сменившийся тихим, но отчётливым звоном, похожим на стон — это лопнула и посыпалась внутрь корпуса дорогая изогнутая матрица. На ламинате, в нескольких шагах от ног Дениса, лежало то, что ещё минуту назад было его гордостью и надеждой. Теперь это была просто груда расколотого чёрного мусора.
Денис замер. Он смотрел на обломки так, будто ему нанесли физическую рану. Его лицо, до этого выражавшее недоумение и панику, на мгновение стало абсолютно пустым. А потом оно начало меняться. Медленно, черта за чертой, оно искажалось, превращаясь в маску слепой, животной ярости. Глаза потемнели, ноздри раздулись. Он медленно перевёл взгляд с разбитого монитора на неё. И сделал шаг вперёд.
Шаг, который он сделал к ней, был коротким и тяжёлым. В нём не было ни сомнения, ни колебания. Это было чистое, прямолинейное движение хищника к цели. Анна не отступила. Она стояла на том же месте, где бросила монитор, и смотрела, как его лицо, бывшее когда-то родным, превращается в незнакомую, уродливую гримасу. Она видела, как сжались его челюсти, как побелели костяшки на кулаке, который он медленно поднимал. Время, казалось, замедлилось, растянулось, давая ей возможность рассмотреть каждую деталь этой уродливой метаморфозы.
Он не замахнулся. Удар был коротким, жёстким, как тычок. Его кулак, который она знала по тому, как он сжимал мышку или держал её руку, с сухим, глухим звуком врезался ей в скулу. Раз. Её качнуло назад, в глазах на миг потемнело, но она устояла на ногах, уперевшись в стену. Она почувствовала на языке солоноватый, металлический привкус. Прежде чем она успела выпрямиться, последовал второй удар — наотмашь, открытой ладонью по другой щеке. Этот удар был не столько болезненным, сколько унизительным, оглушающим. Он прозвучал в тишине комнаты громко, как выстрел.
И всё. Он опустил руку. Они стояли в метре друг от друга, тяжело дыша. Денис смотрел на неё, и в его глазах больше не было ярости. Ярость выплеснулась, оставив после себя выжженную, холодную пустоту, такую же, какая была в её взгляде, когда она вошла в квартиру. Она молча смотрела в ответ. На её лице не отражалось ни боли, ни страха. Только холодное, отстранённое осознание того, что черта пройдена. Что-то последнее, что ещё тлело между ними, только что было раздавлено и стёрто в порошок.
Не сказав больше ни слова, Денис резко развернулся и направился к своему изуродованному рабочему месту. Он не посмотрел на осколки монитора. Он действовал с деловитой, почти роботизированной поспешностью. Схватил свой рюкзак, валявшийся под столом, и бросил его на кресло. Начал методично отключать периферию. Вот он дёрнул из разъёма дорогую игровую мышь и небрежно сунул её в боковой карман рюкзака. Следом полетела мехаческая клавиатура, провода запутались, но ему было всё равно. Он запихнул её внутрь, не заботясь о сохранности. Последними в рюкзак отправились наушники с микрофоном — его «гарнитура», его средство связи с тем, другим, более важным для него миром.
Он не брал ничего другого. Ни одежды из шкафа, ни зубной щётки из ванной. Только свои инструменты. Свои «инвестиции». Это было даже не бегство, а эвакуация самого ценного. Закончив, он застегнул молнию, одним движением закинул рюкзак на плечо.
Он прошёл мимо неё к выходу. Он не посмотрел в её сторону, словно её больше не существовало в этой комнате, словно она была лишь частью обстановки, как стул или расколотый хлам на полу. Его плечо едва не задело её, когда он проходил мимо. Входная дверь открылась. На лестничной площадке было тихо. Затем дверь закрылась. Замок щёлкнул с безразличной, механической окончательностью.
Анна осталась одна. Она стояла посреди комнаты, в которой смешались запах пыли от разбитого пластика и едва уловимый аромат его парфюма. Тишина больше не была тяжёлой или звенящей. Она была просто тишиной. Абсолютной и нормальной. Она медленно, почти с любопытством, провела кончиками пальцев по горящей щеке. Кожа под пальцами была горячей и уже начинала отекать. Её взгляд опустился вниз. Расколотый чёрный экран, похожий на слепой, мёртвый глаз, смотрел на неё с пола. В нём больше ничего не отражалось…
