Ледяной душ с размаху ударил Виолетту по лицу. Она даже не успела закрыть глаза — настолько резко отключилась горячая вода. В который раз за эту неделю.
— Вадик, чтоб тебя! — крикнула она, выскакивая из ванной, обернувшись полотенцем. — Ты опять кран в кухне открыл?
Из кухни донеслось невнятное бормотание, а следом — громкий смех Маргариты Павловны:
— Виолетточка, не шуми ты так. Мальчику надо посуду помыть. Откуда ж ему знать про ваши водопроводные капризы?
Виолетта закрыла глаза и досчитала до десяти. Не помогло. Досчитала до двадцати. В висках пульсировало. Через час ей на работу, а она стоит в коридоре мокрая, с недосмытым шампунем в волосах, пока какой-то незнакомый ещё месяц назад Вадик — двоюродный брат её мужа — преспокойно моет свою чашку, забирая всю горячую воду в квартире.
— Простите, Виолетта Андреевна, — донёсся из кухни маслянистый голос Вадика. — Я ж не нарочно.
Она словно наяву увидела его — полноватого, с вечно потной лысиной и сальным взглядом, который он украдкой бросал на неё каждый раз, когда думал, что никто не видит.
— Вот так и живём, — пробормотала она, возвращаясь в ванную, чтобы хоть как-то закончить с ледяным душем.
А ведь ещё два месяца назад всё было совершенно иначе. Два месяца и четыре дня, если быть точной. Виолетта помнила каждую минуту того вечера, когда их жизнь с Кириллом разделилась на «до» и «после».
В тот день она возвращалась домой, предвкушая тихий вечер с мужем. После двенадцатичасовой смены в клинике ноги гудели, спина ныла, а в голове стоял туман усталости. Она с трудом поднялась на пятый этаж — лифт в их новом доме как назло сломался. Подходя к двери, Виолетта уже представляла, как примет горячую ванну, наденет мягкий халат и устроится с Кириллом на диване смотреть тот сериал, который они начали на выходных.
Дверь в квартиру была не заперта. Странно. Кирилл обычно возвращался позже неё. Толкнув дверь, Виолетта застыла на пороге. В нос ударил незнакомый запах — смесь приторных духов и чего-то кислого. В прихожей громоздились чужие чемоданы и коробки, а из кухни доносились громкие голоса.
— Кирилл? — позвала она мужа, осторожно переступая через сумки.
— О, Ви! — Кирилл выскочил в коридор, натянуто улыбаясь. В его глазах читалась странная смесь восторга и тревоги. — А у нас гости! Помнишь, я рассказывал тебе о тёте Рите? Так вот, она приехала! И дядя Семён тоже.
В дверном проёме кухни появилась грузная женщина лет пятидесяти в ярком цветастом халате, который обтягивал пышные формы. Крашеные медно-рыжие волосы были уложены в сложную конструкцию, а лицо с явными следами недавних косметических процедур выражало смесь любопытства и оценки.
— Виолетточка! — пропела женщина, расставив руки для объятий. От неё волной исходил тот самый приторный аромат. — Наконец-то познакомились! Я Маргарита Павловна, Кирюшина тётя. А это, — она указала на высокого сутулого мужчину, появившегося за её спиной, — мой муж, Семён Аркадьевич.
Семён Аркадьевич — лысеющий мужчина с унылым взглядом — кивнул, не отрываясь от стакана, который держал в руке. По запаху Виолетта безошибочно определила, что это их коньяк — подарок от её отца на новоселье.
— Очень приятно, — машинально ответила Виолетта, всё ещё не понимая, что происходит. Они с Кириллом въехали в эту квартиру всего две недели назад. После свадьбы ей пришлось уволиться с прежней работы и переехать в другой город, потому что муж получил выгодное предложение. В клинике её приняли неохотно, заставив работать на полторы ставки, чтобы доказать профессионализм. — Вы проездом?
— Что ты, деточка! — звонко засмеялась Маргарита Павловна, хватая Виолетту за руку и буквально затаскивая на кухню. — Мы к вам насовсем! Ну, пока на ноги не встанем. В нашем городе с работой совсем туго стало, Семёна с завода уволили, представляешь? Тридцать лет отпахал, а тут — бац! — и под сокращение. А Кирюша позвонил, говорит: «Тётя Рита, приезжайте к нам, у нас тут трёшка просторная, места всем хватит». Ну, мы и решились. Квартиру свою пришлось продать за долги, но это ничего, правда, Сёма?
Семён Аркадьевич что-то буркнул в свой стакан и отвернулся к окну.
Виолетта почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она перевела взгляд на мужа, который старательно избегал встречаться с ней глазами.
— Кирилл, можно тебя на минутку? — как можно спокойнее произнесла она, кивая в сторону спальни.
Когда дверь за ними закрылась, Виолетта шёпотом, но с нажимом спросила:
— Что происходит? Почему в нашей квартире чужие люди с чемоданами?
Кирилл запустил пальцы в волосы — жест, который он всегда делал, когда нервничал.
— Ви, это же моя тётя, она меня воспитала после того, как мама умерла. Я тебе рассказывал.
— Рассказывал, — согласилась Виолетта. — Но не говорил, что приглашаешь их жить с нами.
— Ну, как-то к слову не пришлось, — Кирилл виновато улыбнулся. — Они позвонили позавчера, когда ты была на ночном дежурстве. Я хотел тебе сказать, но не хотел беспокоить на работе, а потом ты пришла уставшая, и я решил…
— Решил поставить меня перед фактом? — Виолетта постаралась сдержать нарастающее раздражение. — Кирилл, ты понимаешь, что мы только начали жить вместе? У нас даже медовый месяц толком не закончился!
— Я понимаю, Ви, — Кирилл присел на край кровати. — Но это же временно. Они побудут, пока не устроятся. Максимум пару месяцев.
— Пару месяцев? — Виолетта покачала головой. — Ладно. Но мы должны обсудить правила.
— Конечно, — с облегчением кивнул Кирилл. — Тётя Рита — прекрасный человек, ты сама увидишь. Она для меня всё сделала, когда я остался без мамы.
Когда они вернулись на кухню, Маргарита Павловна уже выгрузила из своих сумок какие-то банки и пакеты и активно переставляла кастрюли в шкафах.
— Виолетточка, — обратилась она, не отрываясь от своего занятия, — я твою посуду отодвинула в дальний шкаф, ты не против? У меня свои привычки готовить, да и Кирюша к моей кухне привык. Правда, Кирюшенька?
Кирилл кивнул, не глядя на жену.
— А это что? — спросила Маргарита Павловна, доставая из шкафа красивый фарфоровый сервиз — свадебный подарок родителей Виолетты. — Боже, какая безвкусица! И где вы только такое нашли?
Виолетта почувствовала, как краснеет от гнева, но заставила себя говорить спокойно:
— Маргарита Павловна, мы с Кириллом обсудили ситуацию. Вы можете остаться на время, пока не решите свои проблемы. Но давайте уважать личное пространство друг друга. Сервиз, кстати, выбирала я. Это подарок моих родителей.
— Ой, да о чём ты говоришь, деточка! — отмахнулась Маргарита Павловна, небрежно задвигая сервиз обратно в шкаф. — Какое личное пространство в семье? Мы же родные люди! Кирюша, ты не рассказал своей жене, как я тебя с трёх лет растила? Как ночами не спала, когда у тебя температура была? Как последнее отдавала?
Кирилл виновато опустил глаза.
— Рассказывал, тётя Рита.
— Вот видишь, Виолетточка, — торжественно произнесла Маргарита Павловна, взмахнув поварёшкой, которую уже где-то нашла. — Мы — одна семья. И потом, это же временно! Максимум годик-другой, пока мы с Семёном не встанем на ноги.
Годик-другой? Виолетта почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
Одна неделя с новыми соседями превратилась в две, потом в месяц. Маргарита Павловна полностью захватила кухню, а Семён Аркадьевич — телевизор в гостиной. Они шумели по утрам, когда Виолетта пыталась выспаться после ночной смены, и постоянно обсуждали её привычки за спиной, хотя и достаточно громко, чтобы она слышала.
— Кирюша, ты замечал, как твоя жена много спит? — громко спрашивала Маргарита Павловна, гремя посудой на кухне в восемь утра, когда Виолетта только вернулась с ночного дежурства. — Мы в её годы вкалывали с утра до ночи, а не нежились в постели до обеда. Да, Сёма?
— Да уж, — хмыкал Семён Аркадьевич, включая телевизор на полную громкость. — Молодёжь нынче не та пошла.
Виолетта скрипела зубами, зарываясь глубже в подушку. Объяснять, что она работала до четырёх утра, спасая жизни в реанимации, не было сил.
Вечером после работы она обнаружила, что её любимая чашка разбита. Это была особенная вещь — подарок от бабушки, фарфоровая чашка с тонким, почти прозрачным рисунком.
— Ой, Виолетточка, извини, — сказала Маргарита Павловна, когда Виолетта подняла эту тему. — Я случайно. Но ты не переживай, я тебе свою отдам. Вон ту, с котятами. Она мне от бабушки досталась, но тебе я не жалею. Ты же теперь как дочка мне.
— Спасибо, но мне не нужна ваша чашка, — ответила Виолетта, изо всех сил стараясь не сорваться. — Просто хотелось бы, чтобы вы спрашивали, прежде чем брать мои вещи.
— Какие твои? — искренне удивилась Маргарита Павловна, всплеснув пухлыми руками. — Вы же с Кирюшей муж и жена. Значит, всё общее. А я Кирюше как мать родная, так что мы все — одна семья!
В тот вечер Виолетта впервые серьёзно поговорила с мужем.
— Кирилл, так не может продолжаться. Они не уважают наше пространство, наши правила. Я прихожу домой, и меня тошнит от запаха её духов. Я не могу найти свои вещи, потому что твоя тётя всё переставляет. Я не могу приготовить себе ужин, потому что кухня вечно занята. Я не могу даже посмотреть телевизор, потому что твой дядя не отлипает от него с утра до ночи!
— Ви, дай им время привыкнуть, — вздохнул Кирилл, потирая виски. — Тётя Рита всегда была немного… своеобразной. Но она добрая, она всегда заботилась обо мне.
— А кто позаботится о нас? О нашем браке? Мы женаты месяц, а я уже чувствую себя чужой в собственном доме. — Виолетта понизила голос до шёпота, хотя знала, что Маргарита Павловна наверняка подслушивает под дверью. — Вчера я зашла в ванную, а там Семён Аркадьевич бреется, даже дверь не запер! А когда я извинилась и закрыла дверь, твоя тётя отчитала МЕНЯ за то, что я не постучалась. В своей ванной!
— Перестань драматизировать, — отмахнулся Кирилл, и в его голосе впервые прозвучало раздражение. — Подумаешь, не запер дверь. Ну не привык человек, у них в квартире замка не было.
— Дело не в двери! — воскликнула Виолетта, а потом понизила голос. — Дело в уважении. В границах. Они ведут себя так, будто это их дом, а я — случайная гостья.
— Они мои родные, Ви. Я не могу их выгнать.
— Я и не прошу выгонять. Я прошу установить правила. Ясные, понятные правила для всех.
Кирилл устало кивнул:
— Хорошо. Я поговорю с ними.
Но разговор, видимо, не состоялся или прошёл впустую, потому что на следующий день Виолетта, вернувшись с работы, обнаружила, что кто-то рылся в её комоде с бельём. Вещи были сложены не так, как она их оставляла.
— Маргарита Павловна, вы трогали мои вещи? — напрямую спросила она, заходя на кухню, где тётя Кирилла готовила ужин.
— Ой, Виолетточка, ну что ты в самом деле? — отмахнулась женщина, помешивая что-то в кастрюле. От резкого запаха специй у Виолетты запершило в горле. — Я просто постирала кое-что из твоего белья. Заодно и шкаф твой разобрала — такой там был беспорядок! И как Кирюша терпит? Я его приучала к порядку с детства. Кстати, эти кружевные трусики тебе совсем не идут, милочка. С твоими-то бёдрами лучше что-нибудь попроще носить.
Виолетта почувствовала, как кровь приливает к лицу. Она открыла рот, чтобы ответить, но не нашла слов. Резко развернувшись, она вышла из кухни, чувствуя, как дрожат колени от унижения и гнева.
Ситуация накалилась через месяц, когда Маргарита Павловна привела в квартиру своего племянника Вадика — того самого полноватого мужчину с масляным взглядом, который теперь регулярно лишал её горячего душа.
— Виолетточка, ты не против? — с деланной вежливостью спросила Маргарита Павловна, когда Вадик уже разложил свои вещи в кабинете, который Виолетта планировала использовать для работы с документами. — Он всего на пару недель, пока с женой в разводе разбирается. Кирюша не возражает.
Виолетта обернулась к мужу, который виновато пожал плечами.
— Вадик — мой двоюродный брат. Он всегда был мне как… ну, не совсем брат, но…
— Родня, — закончила за него Виолетта. — Понятно.
В тот же вечер Вадик, изрядно выпив, попытался зайти в ванную, когда там была Виолетта. Она успела закрыть дверь на защёлку, но его пьяное бормотание «Ой, извиняюсь, не знал, что занято» и хихиканье за дверью вызвали у неё дрожь отвращения.
Когда она рассказала об этом Кириллу, тот лишь отмахнулся:
— Ви, он просто не знал, что ты там. Ты преувеличиваешь.
— Преувеличиваю? — Виолетта почувствовала, как внутри что-то оборвалось. — Преувеличиваю тот факт, что в нашей квартире живут уже четыре человека вместо двух? Что твоя тётя командует в моём доме? Что её пьяный племянник пытается подглядывать за мной в ванной?
— Не говори так о моей семье, — холодно ответил Кирилл.
— А как насчёт меня? Я — твоя семья. Или я только квартиру должна предоставлять для твоей родни?
— Это временно, — устало повторил Кирилл.
— Сначала было «пару месяцев», потом «годик-другой», — напомнила Виолетта. — А теперь ещё и Вадик. Кто следующий?
Следующей оказалась Зиночка — двоюродная сестра Маргариты Павловны, разведённая женщина с угрюмым взглядом и тремя чемоданами одежды.
— Ей некуда идти, Кирюша, — объясняла Маргарита Павловна, когда Виолетты не было дома. — Муж выгнал на улицу. Не бросать же родню в беде!
Когда Виолетта вернулась с ночной смены, её ждал «сюрприз» — Зиночка устроилась в гостиной на раскладном диване. В её честь был устроен небольшой праздник, и в квартире царил хаос — грязная посуда, пустые бутылки, окурки в пепельнице (хотя Виолетта неоднократно просила не курить в доме).
— Кирилл, это уже перебор, — сказала Виолетта мужу, затащив его в спальню. — Я устала жить в коммуналке.
— Ви, пойми, я не мог отказать. Зина в тяжёлой ситуации.
— А мы? Мы в какой ситуации? — Виолетта чувствовала, как горят щёки от злости. — У нас больше нет личного пространства. Мы не можем нормально поговорить. Когда мы в последний раз были близки?
Кирилл отвёл взгляд.
— Сейчас не время об этом говорить.
— А когда будет время? Когда вся твоя родня переедет к нам?
Вадик тем временем чувствовал себя всё свободнее. Он повадился входить в ванную без стука, «забывая», что там может кто-то быть. Виолетта стала запираться на ключ и переодеваться только в спальне, хотя и там не чувствовала себя в безопасности — Маргарита Павловна имела привычку входить без стука в любую комнату.
— Виолетточка, ты не видела мои таблетки? — спрашивала она, распахивая дверь спальни, когда Виолетта только что вышла из душа и стояла в одном полотенце. — Ой, извини, ты тут переодеваешься. Но мы же все свои, верно?
Виолетта перестала приглашать подруг. Она стеснялась того, во что превратилась их квартира — вечно занятый туалет, чужие вещи в каждом углу, запах чужих сигарет, постоянный шум и невозможность уединиться.
Маргарита Павловна тем временем начала приглашать свою подругу Галину Степановну — властную женщину с зычным голосом.
— Боже, Риточка, как ты тут живёшь? — громко вопрошала она, оглядывая квартиру. — Так тесно! И эти современные обои — кошмар какой-то. Надо бы переклеить.
— Да я уже Кирюше говорила, — кивала Маргарита Павловна. — Говорю, давай ремонт сделаем нормальный. А то твоя жена выбрала какие-то унылые цвета. Но она же такая упрямая, наша Виолетточка! Всё по-своему хочет.
Виолетта слышала этот разговор, стоя в коридоре. Обои они с Кириллом выбирали вместе, долго обсуждая каждую деталь их будущего дома. Это был их первый совместный проект как супругов, и теперь какая-то чужая женщина называла это «кошмаром».
Вечером она не выдержала.
— Они хотят делать ремонт в нашей квартире! — воскликнула она, закрывая дверь спальни. — Они обсуждают, какие у нас плохие обои!
— Ну, тётя Рита просто предложила… — начал Кирилл.
— Она не предлагает, она ставит перед фактом. Как и с Вадиком. Как и с Зиночкой. Как и со всем остальным.
— Виолетта, я устал от этих скандалов, — Кирилл повысил голос. — Почему ты не можешь просто принять мою семью?
— Потому что они не уважают меня. Не уважают нас. Нашу семью — тебя и меня.
— Они мои родные люди!
— А я кто? — тихо спросила Виолетта. — Кто я для тебя, Кирилл?
Он не ответил, лишь отвернулся к окну.
Их отношения становились всё более напряжёнными. Виолетта чувствовала себя загнанной в угол в собственном доме. Она пыталась поговорить с Маргаритой Павловной напрямую, но натыкалась на стену непонимания и обвинений.
— Виолетточка, ты такая эгоистка, — качала головой тётя Кирилла. — Я всегда говорила Кирюше, что надо жениться на девушке из нашего круга, на Анечке Соколовой, например. Уж она бы не устраивала скандалы из-за каждой мелочи!
Как-то раз Виолетта услышала, как Маргарита Павловна говорит по телефону со своей подругой:
— Да, Галочка, переезжаем помаленьку. Семён вон уже работу нашёл, я на пенсии. Квартирка хорошая, просторная. Конечно, невестка бурчит, но это ничего, перемелется. Не на улицу же нас выгонять, в самом деле! Кирюша всё понимает, а эта… Ну ничего, молодые всегда так — сначала упираются, потом привыкают. Нет-нет, мы никуда не собираемся. Куда нам на старости лет мотаться? Обживёмся тут.
Обживёмся тут. Эти слова звучали в голове Виолетты как приговор. Она поняла, что Маргарита Павловна не собирается никуда уезжать. Это не временное пристанище — это план на постоянное жительство.
Виолетта стала замечать и другие тревожные знаки. Маргарита Павловна всё чаще говорила о том, что надо поменять мебель, сделать ремонт. Она постепенно вытесняла вещи Виолетты из общих пространств — сначала с кухни, потом из ванной, теперь и из гостиной.
— Виолетточка, твои статуэтки я убрала в коробку, — сообщила она как-то. — Такая безвкусица, прости Господи. Я свои поставила, из чешского стекла. Посмотри, какая красота!
На месте коллекции фарфоровых фигурок, которую Виолетта собирала с детства, теперь красовались массивные цветные вазы сомнительного вкуса.
Однажды, вернувшись домой раньше обычного, Виолетта застала Маргариту Павловну роющейся в её шкатулке с украшениями.
— Что вы делаете? — воскликнула Виолетта, едва сдерживая гнев.
— Ой, Виолетточка, не пугай так! — Маргарита Павловна нервно захлопнула шкатулку. — Я просто смотрела, что у тебя тут. Думала, может, что-то из моих украшений тебе бы подошло. У меня столько всего красивого!
Виолетта с трудом сдержалась, чтобы не сорваться.
— Я прошу вас не трогать мои личные вещи, — произнесла она ледяным тоном. — Никогда.
— Ох, какие мы гордые! — фыркнула Маргарита Павловна. — Подумаешь, шкатулка! В семье всё общее, понимаешь? Се-мье! Или ты не считаешь нас семьёй?
Виолетта не ответила. Она поняла, что разговаривать бесполезно.
Финальной каплей стал день, когда Виолетта обнаружила в почтовом ящике письмо из паспортного стола. В нём говорилось, что Маргарита Павловна и Семён Аркадьевич подали документы на постоянную регистрацию в их квартире.
Она стояла посреди подъезда, перечитывая строчки официального уведомления, и чувствовала, как внутри нарастает холодная ярость. Теперь всё стало предельно ясно. Это не временное пристанище, не переходный период. Это захват территории.
Виолетта положила письмо на стол перед Кириллом, когда он вернулся с работы.
— Что это? — спросил он, бегло просмотрев бумагу.
— Ты знал? — спокойно спросила Виолетта. — Ты знал, что они собираются прописаться у нас?
— Ну… тётя Рита упоминала что-то такое, — неуверенно произнёс Кирилл. — Но это же формальность. Для медицинской страховки и всего такого.
— Формальность? — Виолетта покачала головой. — Ты хоть понимаешь, что значит прописка? Они получат права на эту жилплощадь. Их будет не выселить. Никогда.
— Да брось, Ви. Это же моя тётя, она не станет…
— Она уже стала, — перебила Виолетта. — Они живут тут четыре месяца. И сколько раз они упоминали о поисках работы? О съёмной квартире? Ни разу. Потому что они не собираются уходить.
Кирилл замолчал, глядя в стену.
— Я не дам согласия на их прописку, — твёрдо сказала Виолетта. — И более того, я хочу, чтобы они съехали. Все они. В течение месяца.
— Я не могу этого сделать, — тихо ответил Кирилл.
— Можешь. Ты просто не хочешь.
— Виолетта, пойми, они вырастили меня. Они…
— Я понимаю, — прервала его Виолетта. — Но ты должен понять меня. Я не буду прописывать твою родню в нашей квартире. Они мне никто.
— Как ты можешь так говорить? — Кирилл подскочил, как ужаленный. — Они моя семья!
— А я? — снова спросила Виолетта. — Я твоя семья?
— Да, но…
— Нет никаких «но», Кирилл. Либо мы с тобой семья и принимаем решения вместе, либо… — она замолчала.
— Либо что? — спросил он, глядя ей в глаза.
— Либо я ухожу. Выбирай.
Кирилл побледнел.
— Ты ставишь мне ультиматум?
— Я ставлю вопрос ребром. Пять человек в трёхкомнатной квартире. Твоя тётя, которая считает меня временным неудобством в своём будущем доме. Её муж, который напивается каждый вечер. Её племянник, который норовит подглядывать за мной в ванной. Её кузина, которая курит в нашей спальне, когда нас нет дома — да-да, я чувствую запах, когда возвращаюсь. И это не говоря о её подругах, которые уже подбирают обои для ремонта в нашей квартире. Если это устраивает тебя — живи так. Я — не буду.
Утром следующего дня Виолетта позвонила подруге и попросила приютить её на время. Кирилл не пытался её остановить, когда она собирала вещи. Он сидел на кровати, глядя в одну точку.
— Ты не понимаешь, — сказал он, когда она застегнула чемодан. — Они всегда были рядом. Всегда поддерживали меня.
— Я не прошу тебя выбирать между ними и мной, — ответила Виолетта. — Я прошу тебя уважать нашу семью — тебя и меня. Наше пространство. Наши границы.
— Ты ставишь ультиматумы.
— Нет. Я говорю о том, что для меня важно. И спрашиваю: что важно для тебя?
Кирилл не ответил.
Через неделю раздельной жизни Виолетта подала заявление о переводе в другую клинику, в другом районе города. Она начала подыскивать съёмную квартиру. Она не получила от Кирилла ни звонка, ни сообщения. Подруга поддерживала её как могла, но Виолетта чувствовала себя опустошённой.
На десятый день в дверь квартиры подруги позвонили. На пороге стоял Кирилл — осунувшийся, с кругами под глазами.
— Можно войти? — спросил он.
Виолетта кивнула, пропуская его в прихожую.
— Я много думал, — начал он, не глядя ей в глаза. — О нас. О тёте Рите. Обо всём.
Виолетта молчала, давая ему возможность высказаться.
— Я поговорил с ними, — продолжил Кирилл. — Сказал, что им нужно съехать. Все четверо. Дал им месяц на поиски жилья.
Виолетта подняла брови.
— И как они отреагировали?
— Тётя Рита плакала. Говорила, что я предаю семью. Что неблагодарный. Что ты меня настроила против них.
— А ты что думаешь?
— Я думаю… — Кирилл наконец посмотрел ей в глаза. — Я думаю, что ты права. Мы с тобой — семья. И мы должны были решать вместе. Я не должен был ставить тебя перед фактом. Не должен был позволять им не уважать тебя.
— Почему ты это сделал? — тихо спросила она. — Почему не остановил их раньше?
Кирилл тяжело вздохнул.
— Потому что я боялся. Всю жизнь тётя Рита говорила мне, что семья — это всё. Что мы должны держаться вместе. Что только родные никогда не предадут. Она контролировала всё. Мои решения, мои отношения. Даже когда я стал взрослым. И я не знал, как сказать «нет».
— А сейчас знаешь?
— Сейчас я знаю, что могу потерять тебя. И это страшнее, чем её неодобрение.
Виолетта не сразу согласилась вернуться — ей нужны были не слова, а действия. Кирилл понял это. Он нашёл для тёти и её мужа съёмную квартиру неподалёку и оплатил первые три месяца. Вадика и Зиночку он просто выставил, без лишних церемоний. Маргарита Павловна закатила грандиозный скандал, обвиняя его в предательстве, но Кирилл впервые в жизни остался непреклонен.
— Я всё для тебя сделала! — кричала она, когда грузчики выносили её вещи. — Я тебя вырастила! А ты меня на улицу выгоняешь из-за этой… этой…
— Моей жены, — твёрдо закончил Кирилл. — И я не выгоняю тебя на улицу. Я снял вам квартиру, оплатил её на три месяца вперёд. Этого достаточно, чтобы вы встали на ноги. Больше ничего не будет.
Виолетта вернулась домой через месяц, когда квартира была полностью освобождена от незваных гостей. Они с Кириллом начали всё заново — как будто только что въехали. Выбросили всё, что напоминало о тяжёлых месяцах, и купили новые вещи вместо испорченных и сломанных.
Маргарита Павловна не сдавалась легко. Она звонила, писала, пыталась манипулировать через общих знакомых. Рассказывала всем, как жестоко с ней обошлись, как её выгнали на улицу после всего, что она сделала для неблагодарного племянника.
Но Кирилл научился говорить «нет». Он установил чёткие границы: никаких незапланированных визитов, никакого вмешательства в их жизнь, никаких манипуляций. Либо уважение к его выбору и его жене, либо никаких отношений вообще.
Через полгода пришло новое письмо из паспортного стола. Маргарита Павловна снова подала документы на прописку, каким-то образом подделав согласие Кирилла. Но на этот раз они были готовы. Юрист, нанятый Виолеттой, быстро решил эту проблему.
После этого Кирилл окончательно разорвал отношения с тётей. Это было болезненно, но необходимо.
— Знаешь, — сказал он однажды вечером, когда они с Виолеттой сидели в своей уютной гостиной, — я благодарен тебе.
— За что?
— За то, что ты не побоялась сказать правду. За то, что ты поставила вопрос ребром, хотя знала, что это может нас разрушить.
Виолетта молча кивнула. Она не была уверена, что поступила правильно, когда ушла. Но она знала, что не могла поступить иначе.
— Я никогда раньше не задумывался, что можно любить кого-то, но при этом не позволять садиться себе на шею, — продолжил Кирилл. — Всегда думал, что любовь — это когда терпишь всё. Тётя Рита так говорила.
— А теперь?
— Теперь я думаю, что настоящая любовь — это когда уважаешь и себя, и другого. Когда есть границы. Когда есть выбор.
На следующий день пришло письмо из паспортного стола. Запрос на прописку был окончательно отклонён. Кирилл разорвал бумагу и выбросил в мусорное ведро, не испытывая ни капли сожаления.
Они начали новую главу. Без чужих вещей в их шкафах. Без чужих голосов за стенкой. Без страха открыть дверь собственной квартиры.
