— Десять лет про меня не вспоминали, а как про деньги узнали, так сразу родня?

— Ты не звонил мне десять лет, а теперь вдруг брат? — почти выкрикнула Лина, сжимая смартфон в руке.

— Лина, я всё понимаю, но ты же знаешь, у мамы проблемы со здоровьем, а у меня с работой… ты могла бы помочь. Хоть немного.

Голос Миши — её сводного брата — звучал привычно вкрадчиво, но чуждо. Лина ощущала, как в ней закипает ярость. Она с трудом выговаривает:

— Десять лет тишины. Ни письма, ни смс. А теперь «помоги»?

— Ну, ты же понимаешь, жизнь такая… У всех заботы, проблемы…

Лина смотрела в окно своей петербургской квартиры. Внизу тёк людской поток, равнодушный к её внутренней буре. Новенький макет здания на столе — её последний проект — застыл в ожидании завершения, как и этот разговор.

— Сколько? — холодно спросила она.

— Что? — голос Миши дрогнул.

— Сколько нужно денег, Миша? Давай без прелюдий.

— Ну… тысяч двести? На лечение маме и… мне немного перекрутиться.

Лина усмехнулась. Десять лет тишины оценили в двести тысяч.

— Я перезвоню, — сказала она и нажала «отбой».

Никто не мог бы назвать детство Лины счастливым. После с мер ти отца, когда ей было девять, их двухкомнатная квартира в Озёрске стала тихой и безрадостной. Мать словно потухла, погружаясь в рутину бухгалтерской работы на местном заводе. Когда Лине исполнилось одиннадцать, в их жизни появился Геннадий Петрович — плотный мужчина с вечно снисходительной улыбкой. А с ним и его шестнадцатилетний сын Миша — шумный, яркий, любимец учителей.

— Вы посмотрите, какой у Миши проект для школьной выставки! — восхищалась мать за ужином. — Второе место по области!

Лина помнила свои рисунки зданий, аккуратно сложенные в ящике стола. Когда она показала их маме, та рассеянно кивнула: «Очень мило, доченька, только кому нужны эти домики? Лучше математику подтяни».

Миша поступил на экономический, мать и отчим устроили праздник на всю улицу. Когда Лина сказала, что хочет в архитектурный, мать только вздохнула:

— Опять фантазии. Иди на бухгалтера, как я. Стабильно и с хлебом.

В день отъезда Лины в Петербург на вступительные экзамены дома никого не оказалось. Мать оставила записку: «Поехали с Мишей смотреть ему машину. Удачи». Лина тогда сложила свои немногочисленные вещи в старенький чемодан, заперла дверь и оставила ключ под ковриком.

Первый год был а дом. Общежитие с протекающей крышей, работа официанткой по ночам, учёба с утра до вечера. Однажды, когда она свалилась с температурой, соседка по комнате, смуглая и громкая Зарина, отпаивала её чаем и прикладывала холодные компрессы.

— Маме позвони, пусть приедет, — советовала Зарина.

Лина набрала номер. Длинные гудки, а потом короткое: «Не могу говорить, у Миши защита диплома. Перезвоню».

Не перезвонила.

Спустя год после её отъезда случилось то, чего никто не ожидал — Геннадий Петрович у мер от обширного ин фарк та прямо на работе. Эту новость Лина узнала из короткого, почти формального звонка матери. После по хорон мать и Миша остались жить вдвоем в их квартире, еще теснее сплотившись в своем маленьком мирке, где для Лины, казалось, не оставалось даже воспоминаний.

Постепенно звонки домой становились всё реже. Новый год — сухое поздравление от матери. День рождения — ничего. Лина перестала ждать.

За эти десять лет она успела всё: окончить колледж, потом институт, поработать в трёх архитектурных бюро, прежде чем её заметили. Проект реконструкции исторического квартала на Васильевском острове получил государственную премию. Интервью на телевидении, статьи в профессиональных журналах. И вдруг — звонок из прошлого.

Вечером Лина сидела с чашкой чая, пересматривая архив фотографий на ноутбуке. Вот она, худая студентка, с альбомом для эскизов. Вот первая рабочая группа — они проектировали детскую площадку для района новостроек. Вот Антон, её нынешний парень, фотографирует её на фоне первого реализованного проекта — небольшого частного дома в пригороде.

Телефон снова ожил — на этот раз высветилось «Мама». Лина глубоко вздохнула и нажала «ответить».

— Линочка, доченька! — голос матери звучал подозрительно бодро. — Как ты? Мы тут все так гордимся тобой! По телевизору увидели!

— Привет, мам. Спасибо.

— Ты такая красивая была, такая умная! Миша сразу сказал: «Это наша Лина! Моя сестрёнка!» Представляешь?

Лина горько усмехнулась. «Сестрёнка». За десять лет ни единого сообщения.

— Мам, Миша звонил сегодня. Просил денег.

Пауза. Потом неловкий смешок:

— Ну, ты же знаешь, у него сейчас сложности… Кризис, все дела. А ты теперь такая успешная! Премии получаешь!

— А где вы были, когда я тогда болела в общежитии? Когда работала по ночам, чтобы оплатить учебу?

— Ну что ты начинаешь? — в голосе матери появились знакомые нотки раздражения. — У всех своя жизнь. Миша занимался бизнесом, прогорел, проблемы были… А у меня здоровье.

— Которое вдруг стало проблемой, когда у меня появились деньги?

— Ты что, родной матери помочь не хочешь? — в голосе зазвучали слёзы. — После того, как я тебя вырастила?

Лина закрыла глаза. Внутри всё сжалось от застарелой боли.

— Я подумаю, мам. Пока.

Через неделю она согласилась на видеозвонок. На экране появилось лицо матери — постаревшее, но с тем же выражением плохо скрываемого недовольства.

— Линочка! Наконец-то! А мы тут с Мишей как раз о тебе говорили!

В кадр протиснулось лицо брата — улыбающееся, с модной щетиной.

— Привет, сестрёнка! Как дела у нашей знаменитости?

Лина наблюдала за этим спектаклем с ледяным спокойствием.

— Нормально. Работаю над новым проектом.

— Слушай, — Миша понизил голос, будто делясь секретом, — я тут думаю фирму открыть. Может, посоветуешь кого из своих влиятельных знакомых? Ты же теперь с важными людьми общаешься.

— А чем заниматься собираешься?

— Ну… — он замялся, — строительством, может быть. Или дизайном интерьеров. Что сейчас прибыльнее?

Мать вклинилась:

— Миша такой талантливый! Всегда был! Помнишь, как он в школе макеты делал?

Лина помнила. Помнила, как Миша хвастался перед её одноклассниками своим проектом, который сделал отчим. Помнила, как мать отмахнулась от её первой архитектурной награды в колледже: «Ну молодец, конечно, но это же не Миша с его экономическим образованием».

— А ещё, Линочка, — продолжала мать, — я тут в больницу ходила. Врач говорит, нужно обследование серьёзное, в Москве. Но это такие деньги…

— Сколько?

— Ну, тысяч триста на всё про всё. Плюс Мише на бизнес немного…

— Немного — это сколько?

Миша снова появился в кадре:

— Ну, чтобы нормально начать, тысяч пятьсот. Но это же инвестиция! Я потом верну, с процентами!

Лина смотрела на эти родные и одновременно чужие лица. Десять лет тишины оценили уже в восемьсот тысяч.

— Вы не были рядом, когда я была никем, — тихо сказала она. — Не надейтесь быть рядом теперь, когда я — кто-то.

— Что?! — мать возмущённо подалась к экрану. — Да как ты смеешь! Мы твоя семья!

— Семья? — Лина почувствовала, как внутри что-то окончательно обрывается. — Семья — это те, кто рядом, когда тебе плохо. Кто звонит просто спросить, как дела. Кто помнит твой день рождения.

— Мы всегда тебя любили! — в голосе матери звучало неподдельное возмущение.

— Правда? А помнишь, когда я последний раз была дома? Пять лет назад, на Новый год. Ты даже не спросила, чем занимаюсь. Зато весь вечер говорила о том, как Миша чуть не стал начальником отдела.

— Лина, ты чего? — Миша натянуто улыбнулся. — Мы же одна к ров ь!

— Нет, Миша. Мы даже не одна к ров ь. Мы просто чужие люди, которые случайно жили в одной квартире.

Она нажала «завершить звонок» и откинулась в кресле. Странно, но вместо опустошения она ощущала облегчение. Как будто сбросила тяжёлый рюкзак, который тащила годами.

В последующие недели телефон разрывался от звонков. Мать плакала в голосовые сообщения, Миша писал длинные сообщения с обвинениями в чёрствости.

Лина не отвечала. Она с головой ушла в новый проект — реконструкцию старого промышленного района под культурное пространство. Работала допоздна, обсуждала детали с командой, встречалась с инвесторами.

— Ты в порядке? — спросил однажды Антон, застав её задумчивой над макетом. — Уже три часа ночи.

— Знаешь, — она подняла на него глаза, — я думала, что буду чувствовать вину. Или сожаление. Но я чувствую… свободу.

Он обнял её сзади, положив подбородок на плечо:

— Ты не обязана жертвовать собой ради людей, которые появляются в твоей жизни только когда им что-то нужно.

Лина кивнула. Антон был рядом последние три года. Он видел её усталость после рабочих авралов, поддерживал во время профессиональных кризисов, радовался каждой её победе как своей. Это была семья, которую она выбрала сама— и она чувствовала, что наконец-то находит своё место в мире.

Прошло несколько месяцев. Лина сидела на берегу фьорда в Осло, наслаждаясь свежим воздухом и видом на воду. Она только что завершила презентацию своего нового проекта, который стал настоящим прорывом в её карьере. Вокруг неё были коллеги, друзья, которые поддерживали её на каждом шагу.

Телефон снова вибрировал. Она взглянула на экран — несколько пропущенных от «мама», «Миша», «дом». Лина вздохнула, но вместо того чтобы открыть сообщения, просто отключила звук.

Она сделала глоток кофе и открыла ноутбук. Перед ней было письмо от архитектурного фонда о стипендии в Японии. Это была возможность, о которой она мечтала.

На её лице появилось спокойствие.

«Я строю не только дома. Я строю себя. И в этом доме нет больше места для тех, кто стучится только, когда нужно взять.»

Оцените статью
— Десять лет про меня не вспоминали, а как про деньги узнали, так сразу родня?
Испытал горькое разочарование: старший сын Кейт Миддлтон пожалел о своём выборе в пользу отца