— Семь миллионов четыреста тысяч, — голос генерального директора, Орлова, был ровным, почти безжизненным, и от этого цифра казалась еще страшнее.
Он смотрел не на меня, а куда-то сквозь меня, на стену с дипломами и сертификатами.
Рядом с ним сидела Марина, моя лучшая подруга и по совместительству наш финансовый директор. Ее поза была безупречной: прямая спина, руки аккуратно сложены на папке с документами.
— Я не понимаю, о чем вы, — мой собственный голос прозвучал слабо и неуверенно.
Орлов тяжело вздохнул, переводя взгляд на Марину.
— Марина Викторовна, будьте добры, еще раз.
Марина открыла папку. Ее движения были выверенными и холодными, словно она репетировала их.
— Анна, последние несколько транзакций, проведенных с твоего аккаунта, не имеют финансового обоснования. Проще говоря, деньги ушли на счета фирм-однодневок.
Она говорила со мной на «ты», как всегда, но в этом «ты» не было ни капли былой дружбы. Только сталь.
Я посмотрела на нее, пытаясь поймать ее взгляд, найти в нем хоть что-то знакомое. Но глаза Марины были пустыми, как стекло. Она была здесь не подругой, а функцией. Обвинителем.
— Это какая-то ошибка, — пролепетала я. — Мои пароли… Никто не мог…
— Доступ был выполнен с твоего рабочего компьютера, в твое рабочее время, — отрезала она. — Все логи сохранены.
Каждое ее слово было гвоздем, который она методично вбивала в крышку моего гроба. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног. Семь миллионов. Это даже не укладывалось в голове.
— Но мы же с тобой все проверяли на прошлой неделе! — я обратилась к ней, почти срываясь на крик. — Ты же сама говорила, что все чисто!
Марина едва заметно дернула уголком рта.
— Я говорила, что на тот момент расхождений не было. Они появились позже. Аккурат в пятницу вечером.
В пятницу. В ту самую пятницу, когда я ушла пораньше, потому что Марина попросила меня забрать ее сына из сада.
Сказала, что у нее завал и она останется в офисе допоздна.
Воспоминание обожгло.
— Я требую полной проверки! Независимого аудита! — я вскочила, опираясь руками о стол Орлова.
— Это само собой, — спокойно кивнул он. — Но на время расследования вы отстранены от работы. Пропуск и ноутбук оставьте на столе.
Я смотрела то на него, то на Марину. Она не подняла головы, продолжая изучать свои идеальные ногти.
Унижение было почти физическим. Я медленно стянула с шеи бейдж, положила его на полированную поверхность стола. Рядом пристроила ноутбук.
Когда я выходила из кабинета, я все же не выдержала и обернулась.
— Марина…
Она наконец-то посмотрела на меня. В ее взгляде не было ни сочувствия, ни злорадства. Ничего.
— Аня, это просто работа. Не принимай на свой счет.
Дверь за мной закрылась, отрезая меня от прошлой жизни. Я стояла в пустом коридоре, и единственной мыслью, стучавшей в висках, было: «Она даже не моргнула».
Первые несколько дней прошли как в тумане. Я звонила Марине. Сначала она сбрасывала, потом ее номер стал постоянно занят.
Я написала ей с десяток сообщений. Ни на одно она не ответила.
Подруга, с которой мы прошли огонь и воду, которая крестила мою дочь, просто испарилась.
Стерла меня из своей жизни так же легко, как стирают ненужную запись карандашом.
Шок постепенно сменялся звенящей, холодной яростью. «Не принимай на свой счет». Эта фраза крутилась в голове, не давая спать. Как можно не принимать на свой счет обвинение в краже семи миллионов?
Я начала действовать. Нашла по рекомендациям адвоката, специализирующегося на экономических преступлениях.
Сухой, педантичный мужчина по фамилии Вольский выслушал меня, не перебивая, и задал всего один вопрос:
— У вас есть враги в компании? Кто мог бы вас подставить?
— У меня была лучшая подруга, — ответила я.
Вольский понимающе кивнул и озвучил свой гонорар. Цифра заставила меня содрогнуться, но выбора не было. Я влезла в кредитку, оплатила первую часть. Теперь пути назад не было.
Вечером я решила съездить к Марине. Не для того, чтобы ругаться. Просто посмотреть ей в глаза. Я припарковалась через дорогу от ее дома, не решаясь выйти из машины.
И тут я ее увидела. Она выходила из подъезда, смеясь, и направлялась к парковке. А на парковке, на ее привычном месте, стоял он.
Идеально черный, хищный, блестящий на солнце внедорожник последней модели. Я даже знала, какой — Марина показывала мне такой в журнале месяц назад, вздыхая, что это несбыточная мечта.
Она легко открыла дверь, села за руль и завела мотор. Рев двигателя был слышен даже через мое закрытое окно.
Меня обвинили в крупной недостаче на работе, но потом я заметила, что финансовый директор, моя лучшая подруга, купила себе новую машину.
В этот момент все встало на свои места. Пятница. Ее просьба забрать сына. Ее задержка на работе. Ее холодный взгляд.
И этот автомобиль, стоимостью как раз в несколько миллионов.
Я вышла из машины и пошла прямо к ней. Она увидела меня и замерла. Улыбка сползла с ее лица. Я подошла к водительской двери.
— Привет, — сказала я так спокойно, как только могла. — Решила поздравить. С обновкой.
Марина смотрела на меня, и в ее глазах я впервые за последние дни увидела эмоцию. Это был страх.
— Что ты здесь делаешь? — голос Марины был хриплым. Она даже не пыталась изображать дружелюбие.
— Просто гуляю. Любуюсь на красивые машины, — я обошла внедорожник, проведя пальцем по глянцевому крылу. — Дорогая, наверное? В кредит взяла?
Она молчала, крепко сжимая руль.
— Мой адвокат, Вольский, знаешь, он просто гений. Он говорит, что в таких делах главное — это найти, куда ушли деньги. Найти конечного получателя.
Я заглянула в салон. Запах новой кожи ударил в нос.
— Он нанял одного компьютерщика. Тот покопался в логах. Выяснил, что все транзакции действительно шли с моего компьютера. Но вот что забавно… последняя, самая крупная, была проведена уже после того, как я ушла. Через удаленный доступ.
Лицо Марины стало белым, как полотно.
— Что ты несешь? Убирайся!
— А еще Вольский проверил те самые фирмы-однодневки. И представляешь, какая удача!
Владельцем одной из них, той, куда ушла львиная доля суммы, оказался твой троюродный брат из Саратова. Тот самый, которого ты терпеть не можешь. Забавное совпадение, правда?
Я достала из кармана телефон и включила диктофон.
— Марина, у тебя есть один шанс. Прямо сейчас ты звонишь Орлову и во всем признаешься.
Говоришь, что подставила меня, чтобы покрыть свои долги. Иначе эта запись и все документы от Вольского завтра лягут на стол следователю.
Она смотрела на меня с ненавистью.
— Ты… Ты пожалеешь об этом.
— Жалею я только о двадцати годах дружбы, которые выкинула на помойку, — я больше не повышала голос.
Мой гнев перегорел, оставив после себя лишь холодную пустоту. — Решай, Марина. Тюрьма или явка с повинной. Время пошло.
Она смотрела на меня еще несколько секунд, потом ее плечи обмякли. Она опустила голову на руль и зарыдала. Глухо, надрывно, как плачут люди, потерявшие все.
На следующий день меня вызвал Орлов. Он долго извинялся, предлагал компенсацию, возвращение на работу с повышением. Я отказалась. Работать в месте, где меня так легко предали, я больше не могла.
Я забрала трудовую книжку и вышла из офиса на залитую солнцем улицу. Я потеряла работу и лучшую подругу.
Но я отстояла свое имя и, кажется, впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему свободной.
Прошло полгода. Чувство свободы, которое я испытала в тот день, не исчезло. Оно пустило корни, превратившись в уверенность.
Я открыла небольшую консалтинговую фирму. Сначала было тяжело, но сарафанное радио и старые контакты сделали свое дело.
Теперь у меня было несколько постоянных клиентов и маленький, но уютный офис в центре города.
Однажды раздался звонок с незнакомого номера. Я едва не сбросила, но что-то заставило ответить.
— Анна? Это Вольский. Помните такого?
— Конечно, помню, — я улыбнулась. — Чем обязана? Надеюсь, у вас не проблемы, требующие финансового консультанта?
Он усмехнулся в трубку.
— Нет, у меня все в порядке. Я звоню по другому поводу. Дело вашей бывшей подруги, Марины, закрыто. Я подумал, вам будет интересно узнать финал.
Я замерла, присев на край стола.
— И что в итоге?
— Два года условно, — ровным голосом сообщил Вольский. — Явка с повинной, полное признание, возмещение ущерба…
Она продала машину, квартиру, все, что у нее было. Орлов не стал ее топить, забрал заявление после возврата денег.
Но репутация уничтожена. В нашей сфере для нее все двери закрыты.
Я слушала его и не чувствовала ничего. Ни злорадства, ни жалости. Просто точку. Жирную, окончательную точку в этой истории.
— Понятно. Спасибо, что сообщили.
— Я слышал, вы свое дело открыли? — сменил он тему. — Поздравляю. Если понадобится юридическая поддержка, вы знаете, кому звонить.
Мы попрощались. Я положила телефон и посмотрела в окно. За стеклом шумел город, кипела жизнь. Моя жизнь. Новая, построенная с нуля, на обломках старой.
Вечером, забирая дочку, я купила два огромных шарика с гелием.
— Мам, а у нас праздник? — удивленно спросила она.
— Да, — ответила я, целуя ее в макушку. — У нас праздник. День, когда мы окончательно стали свободны.
***
Прошло пять лет.
Пять лет — это много или мало? Достаточно, чтобы шрамы перестали болеть и превратились в бледные полоски на коже, напоминающие о былом.
Достаточно, чтобы дочь-первоклассница превратилась в подростка со своим мнением и тайной перепиской в телефоне.
Моя консалтинговая фирма из «небольшой» превратилась во вполне себе «уважаемую». Мы занимали уже не крошечный офис, а половину этажа в том же здании.
Я научилась делегировать, доверять и строить команду. Я научилась быть руководителем.
В один из дождливых осенних вечеров я заехала в супермаркет у дома. Бродя между стеллажами с тележкой, я составляла в уме список дел на завтра, когда услышала знакомый до боли голос.
— Пакет не нужен, спасибо.
Я замерла. Этот голос я узнала бы из тысячи. Я медленно повернула голову.
За соседней кассой стояла Марина.
Она изменилась. Пропала былая холеная уверенность, дорогие бренды сменились на простую, ничем не примечательную одежду.
Она выглядела старше своих лет, в уголках глаз залегли глубокие морщины, а во взгляде читалась бесконечная, всепоглощающая усталость.
Она складывала в сумку скромный набор продуктов: пакет молока, хлеб, что-то еще. Наши взгляды встретились.
На секунду в ее глазах мелькнул испуг, тот самый, что я видела тогда, у ее черного внедорожника. Но он тут же сменился чем-то другим. Смирением.
Она кивнула мне. Не улыбнулась, просто обозначила приветствие.
Я кивнула в ответ.
Между нами было всего несколько метров, но они казались непреодолимой пропастью. Она взяла свою сумку и пошла к выходу, не оборачиваясь.
Я смотрела ей вслед. И в этот момент я поняла, что во мне нет ничего. Ни злости, ни обиды, ни торжества.
Пустота. Прошлое наконец-то отпустило меня, превратившись в выцветшую фотографию незнакомого человека.
Я расплатилась за свои покупки и вышла на улицу.
Дождь закончился, и в воздухе пахло озоном и мокрым асфальтом. Я глубоко вдохнула этот чистый, свежий воздух.
Впереди была жизнь. И она была прекрасна.
