— Это квартира Анны Соколовой? — проскрипел голос из домофона.
Анна замерла с чашкой утреннего кофе. Семь тридцать утра в воскресенье — не лучшее время для незваных гостей.
— Кто спрашивает? — ответила она, прижимая кнопку переговорного устройства.
— Отец, — просто сказал голос.
На секунду ей показалось, что она ослышалась. Отец? Тот самый, который растворился в воздухе пятьдесят лет назад, оставив их с матерью в промозглой однушке на окраине? Тот, кого она никогда не видела, если не считать размытой фотографии, где он, молодой и насупленный, стоял рядом с её беременной матерью?
— Анюта, не тормози, — снова просипел домофон. — Открывай давай. Холодно тут стоять.
Она нажала кнопку, сама не понимая, зачем это делает. Сердце колотилось как сумасшедшее. В голове вертелась только одна мысль: «Зачем? Зачем сейчас, спустя полвека?»
Лифт в её доме поднимался медленно, с надрывным гудением. Семь этажей — около минуты. У неё было шестьдесят секунд, чтобы собраться с мыслями. Недостаточно. Не хватило бы и шестидесяти лет.
Дверь лифта лязгнула, и на площадке показался он — сухопарый мужчина лет семидесяти, если не больше, в потёртой куртке защитного цвета и с облезлой спортивной сумкой через плечо. Редкие седые волосы были зачёсаны назад, открывая залысины. Глубокие морщины избороздили лицо, делая его похожим на печёное яблоко.
— Здорово, дочка, — сказал он, ухмыляясь и обнажая жёлтые, прокуренные зубы. — Не узнаёшь папку родного?
Анна молча смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Узнать? Как можно узнать того, кого никогда не видел? И всё же что-то внутри неё дрогнуло — может быть, из-за серых глаз, точно таких же, как у неё самой. Или из-за характерного изгиба бровей. Гены не обманешь.
— Михаил Петрович? — наконец выдавила она.
— Для тебя — папа, — он бесцеремонно протиснулся мимо неё в квартиру, задев плечом дверной косяк. От него пахло перегаром, застарелым табаком и чем-то ещё — затхлым, кислым запахом неудавшейся жизни. — Ну и хоромы у тебя. Видать, неплохо устроилась?
Он бросил сумку прямо на пол в прихожей и двинулся вглубь квартиры, бесцеремонно оглядываясь по сторонам, словно оценивая имущество. Анна наконец отмерла и закрыла входную дверь. В голове крутился миллион вопросов, но она смогла выдавить только один:
— Что вам нужно?
— Тебе, — поправил он. — Что тебе нужно, дочка. Мы же семья. Кровные родственники, как-никак.
— Хорошо, — Анна скрестила руки на груди. — Что тебе нужно? Зачем ты здесь, спустя пятьдесят лет?
Михаил добрался до кухни и, не спрашивая разрешения, плюхнулся на стул. На сияющем кафельном полу, который Анна надраивала вчера вечером, от его грязных ботинок остались серые следы.
— Может, угостишь отца завтраком для начала? — он похлопал себя по животу. — С дороги-то я, голодный.
Анна механически подошла к холодильнику. В голове шумело. Ситуация казалась абсурдной, нереальной, как какой-то плохой сон. Но пришелец из прошлого был весьма осязаем и явно не собирался исчезать.
— Яичницу, глазунью, — распорядился Михаил. — И кофе. Сахара побольше. А, и бутерброд с колбасой. Есть колбаса-то? А то я давно нормальной не ел.
Анна молча достала сковородку. Руки двигались словно на автопилоте. «Что он здесь делает? Что ему нужно?» — стучало в висках.
— Жильё у тебя что надо, — продолжал Михаил, разглядывая кухню с дизайнерской мебелью и бытовой техникой премиум-класса. — Сколько комнат?
— Три, — автоматически ответила Анна, разбивая яйца на шипящую сковородку.
— Хо-хо! Да ты богачка, выходит. Одна живёшь?
— Да.
— А че, мужика что ли нет? — он неприятно ухмыльнулся. — В твоём-то возрасте?
Анна резко обернулась, сжимая в руке лопатку.
— Мне пятьдесят. И я прекрасно себя чувствую без «мужика». А теперь, может быть, ты скажешь, зачем приехал?
Михаил развалился на стуле, закинув ногу на ногу. Его стоптанные ботинки оставляли всё новые следы на полу.
— А что, не могу навестить родную дочь? Соскучился, — он фальшиво улыбнулся. — Знаешь, годы идут, начинаешь задумываться… О семье, о корнях…
— Пятьдесят лет не задумывался, а тут вдруг? — Анна поставила перед ним тарелку с яичницей и бутерброд с колбасой. — Ешь. И говори, зачем пришёл.
Михаил набросился на еду с жадностью, словно не ел несколько дней. Возможно, так и было. Он жевал с открытым ртом, чавкая и причмокивая. По подбородку потекли желтки. Анна отвернулась, чувствуя приступ тошноты.
— Я всегда о тебе думал, — с полным ртом пробормотал Михаил. — Каждый день.
— Неужели? — Анна налила себе ещё кофе. Ей нужно было чем-то занять руки, чтобы не сорваться. — И что же мешало хотя бы позвонить? Прислать открытку на день рождения? Заплатить алименты?
— Э, жизнь сложная штука, — отмахнулся он, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Ты не понимаешь. У меня были… обстоятельства. Не мог я вас найти.
— Обстоятельства, — повторила Анна. — На пятьдесят лет?
— Слушай, — он вдруг подался вперёд, и его глаза, такие же серые, как у неё, сверкнули каким-то лихорадочным блеском. — Я не за этим пришёл. Не хочешь радоваться встрече с отцом — не надо. Дело есть…
Анна молча смотрела на него, и внутри поднималось что-то тёмное и тяжёлое. Странная смесь ярости, обиды и — что удивительно — облегчения. Наконец-то он перешёл к делу.
— Мне нужны деньги, — прямо заявил Михаил. — Много денег. У меня долги, и люди, которым я должен, не из тех, кто ждёт. Понимаешь, о чём я?
— И ты пришёл ко мне, — констатировала Анна. — Спустя полвека. За деньгами.
— А к кому же мне ещё идти? — он развёл руками, и в этом жесте было что-то такое фальшивое, наигранное, что её начало мутить ещё сильнее. — Ты моя кровь. Моя плоть. Ты дочь, которую я произвёл на свет. И смотри, какая ты теперь успешная! Бизнес, квартира в центре. Я всегда знал, что ты далеко пойдёшь. Вся в отца.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — отрезала Анна. — Ты не знаешь, как мы с мамой выживали после того, как ты ушёл. Как она работала на трёх работах. Как я ходила в обносках, которые нам отдавали соседи. Как мы экономили на еде, чтобы купить мне учебники.
— Ой, только давай без этого, — поморщился Михаил. — Все через трудности проходят. Я вот вообще…
— Ты бросил нас, — перебила его Анна. — Ты исчез. Ни алиментов, ни открыток на день рождения. Ничего.
— То, что я ушел от твоей матери и не платил алименты, ничего не значит, — отмахнулся он. — Ты обязана меня обеспечить на старости лет. Я твой отец. Это закон природы.
Анна почувствовала, как к горлу подкатывает смех — горький, отчаянный. Она сжала пальцами переносицу, пытаясь собраться с мыслями.
— Сколько тебе нужно? — спросила она наконец.
Глаза Михаила жадно блеснули.
— Три миллиона. Рублей, разумеется. Не долларов же, я не зверь, — он попытался улыбнуться, но вышла лишь кривая усмешка.
— И на что они тебе?
— Я же сказал — долги. Очень серьёзные люди, Анютка. Они мне пальцы поотрывают, если я не расплачусь. — Михаил посмотрел на свои руки с желтыми от никотина пальцами, словно проверяя, все ли они на месте.
— А чем ты вообще занимался все эти годы? — спросила Анна.
Михаил неопределённо повёл плечами.
— Всем понемногу. Там сям… Бизнес, торговля. Я же не лежал на диване, как некоторые. Крутился как мог.
— И докрутился до трёх миллионов долга?
— Слушай, — он вдруг стукнул ладонью по столу, и кофейная чашка подпрыгнула. — Ты мне зубы не заговаривай. Я не на экзамен к тебе пришёл. И не отчитывай. Я пришёл к дочери за помощью. Которую ты мне обязана оказать.
— Я тебе ничего не обязана, — тихо ответила Анна.
— Что? — он подался вперёд, и его лицо исказилось. — Да ты знаешь, что по закону дети обязаны содержать родителей? Я в суд подам!
— Подавай, — кивнула Анна. — Только сначала тебе придётся объяснить, почему ты полвека не платил алименты. И откуда у тебя такие долги. И почему судебные приставы не могут найти ни одного официального источника твоего дохода за последние двадцать лет.
Михаил замер, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.
— Ты наводила справки?
— Наводила — сухо ответила Анна.
Она открыла ящик стола и достала папку. Внутри лежали распечатки — запросы в базы данных, результаты поисков, выписки из реестров.
— Михаил Петрович Соколов, 1955 года рождения. Не работал официально с 2002 года. Судимости: мелкое хулиганство, 1983 год; кража, 1995 год; мошенничество, 2000 год. Алиментные обязательства не исполнялись никогда. Объявлялся в розыск приставами в 1980, 1985 и 1990 годах. Исполнительное производство закрыто в связи с невозможностью обнаружения должника.
Михаил слушал с открытым ртом.
— Откуда у тебя всё это?
— У меня свой бизнес, — пожала плечами Анна. — Сеть ресторанов и кофеен. Я научилась проверять людей. Не всегда официальными способами, но эффективно.
Михаил нервно облизнул губы.
— Ладно, хорошо, — он вдруг перешёл на заискивающий тон. — Может, и были у меня проблемы с законом. Кто без греха? Но я твой отец, Анютка. Единственный. Родная кровь.
— Знаешь, я ведь искала тебя, — сказала Анна, не обращая внимания на его слова. — Когда мне было шестнадцать. Мама была против, но я всё равно искала.
Что-то мелькнуло на лице Михаила — не то смущение, не то страх.
— Да? И что, нашла?
— Нашла, — кивнула Анна. — В 1988 году. Ты жил тогда в Новосибирске. С новой семьёй. Женой и двумя сыновьями.
Михаил побледнел.
— Я даже приезжала туда, — продолжала Анна. — Видела тебя издалека. Ты гулял с мальчиками в парке. Они были совсем маленькие — лет пять старшему было, а второму года три.
— Зачем ты… — начал Михаил, но Анна перебила:
— Я хотела понять, почему ты бросил нас. Думала, может, ты какой-то особенный? Может, у тебя были причины? Может, мы с мамой чем-то заслужили такое отношение?
Она горько усмехнулась.
— Знаешь, что я поняла тогда? Что ты — самый обычный. Ничем не примечательный мужчина, каких миллионы. Просто безответственный трус, который бежит от проблем. Бросил нас — завёл новую семью. Потом, видимо, бросил и их. И завёл ещё одну?
— Откуда ты… — Михаил осёкся.
— В 1995 году у тебя уже была другая жена, — продолжала Анна. — И дочь. В Самаре. А потом ещё одна женщина в Твери. Ты везде оставлял детей, Михаил Петрович. И нигде не платил алименты.
Она положила перед ним ещё одну распечатку.
— Твой долг по алиментам, с учётом всех пеней и штрафов, составляет сейчас примерно семь миллионов рублей. Если объединить все исполнительные производства.
Михаил сидел, словно пришибленный. Его наглость куда-то испарилась.
— Как ты всё это нарыла? — хрипло спросил он.
— Я же сказала — научилась проверять людей, — Анна пожала плечами. — А что касается твоих нынешних долгов… В какую историю ты влип на этот раз?
Михаил вздохнул и потёр переносицу.
— Карты, — неохотно признался он. — Подсел по-крупному. А когда попытался отыграться… Взял в долг у людей, которые так просто не прощают.
— И сколько ты им должен на самом деле? — прищурилась Анна. — Три миллиона?
— Пять, — еле слышно ответил Михаил. — Но я думал, если ты дашь три, остальное как-нибудь…
— Как-нибудь что? — перебила Анна. — Выкрутишься? Как выкручивался всю жизнь? За счёт других людей?
Она встала и подошла к окну. За стеклом раскинулся весенний город — яркий, шумный, полный жизни. Где-то там, среди этих улиц и домов, прошло её детство. Без отца. А потом юность — тоже без него. И вся взрослая жизнь.
— Знаешь, что самое смешное? — сказала она, не оборачиваясь. — Если бы ты пришёл пять лет назад, я бы, наверное, дала тебе эти деньги.
— Правда? — в голосе Михаила мелькнула надежда.
— Да, — кивнула Анна. — Тогда я ещё верила, что люди меняются. Что у каждого должен быть второй шанс.
Она повернулась к нему.
— А потом мамы не стало. Рак. Я возила её в Германию, нашла лучших врачей. Но было уже поздно.
Михаил промолчал. То ли ему нечего было сказать, то ли просто не хотел тратить время на пустые соболезнования.
— Она до последнего дня работала, — продолжала Анна. — Сберегала каждую копейку. Чтобы у меня было образование. Чтобы я могла открыть своё дело. И знаешь, что она сказала перед смертью?
Михаил молчал, глядя в стол.
— Она сказала: «Я рада, что он ушёл тогда. Иначе ты не стала бы тем, кто ты есть сейчас».
— Твоя мать всегда была странной, — пробормотал Михаил.
— Нет, — покачала головой Анна. — Она была мудрой. И она была права. Ты бы всё разрушил, останься ты с нами. Как разрушил жизни всех этих женщин и детей, которых бросил после нас.
Она вернулась к столу и села напротив него.
— Я не дам тебе денег, — сказала она спокойно. — Ни трёх миллионов, ни пяти, ни даже трёх тысяч.
Лицо Михаила потемнело.
— Слушай сюда, ты…
— Нет, это ты слушай, — перебила его Анна, и в её голосе зазвенела сталь. — Ты пятьдесят лет назад сделал выбор. Ты выбрал жить без обязательств, без ответственности, без семьи. Ты выбрал свободу. И это нормально — каждый имеет право на свой выбор.
Она постучала пальцем по папке с документами.
— Но ты должен понимать, что выбор имеет последствия. Ты выбрал свободу — и получил её. А теперь, когда тебе нужна помощь, ты вдруг вспомнил о «родной крови»? О своих обязанностях отца? Не работает так, Михаил Петрович. Совсем не работает.
Михаил вскочил, опрокинув стул.
— Да пошла ты! — заорал он, брызгая слюной. — Я думал, ты нормальная! Я думал, ты поймёшь! Родная кровь всё-таки!
— Кровь? — переспросила Анна. — А что такое кровь, Михаил Петрович? Набор генов? Группа, резус-фактор? Или это что-то большее? Забота, внимание, поддержка?
— Не строй из себя философа, — огрызнулся он. — Я твой отец. Этого достаточно.
— Нет, — покачала головой Анна. — Этого недостаточно. Отец — это не просто биологическая функция. Отец — это тот, кто рядом. Кто учит кататься на велосипеде. Кто проверяет уроки. Кто гордится твоими победами и поддерживает в поражениях.
— Да плевать мне на твои велосипеды и уроки! — заорал Михаил. — Мне деньги нужны! Сейчас! Ты что, не понимаешь? Меня …. Меня жизни лишат!
— Понимаю, — спокойно ответила Анна. — И сочувствую. Хоть и не сильно. Но помогать не буду.
Михаил схватил со стола чашку и с силой швырнул её об стену. Фарфор разлетелся на куски, оставив на обоях коричневый след от кофе.
— Ты пожалеешь! — прорычал он. — Клянусь, ты пожалеешь! Я найду способ получить своё!
Анна молча нажала кнопку на телефоне.
— Дмитрий? Да, это Соколова. Поднимитесь ко мне, пожалуйста. У меня тут… семейная ситуация.
Она отложила телефон и посмотрела на Михаила.
— У тебя есть две минуты, чтобы покинуть мою квартиру. Потом придёт охрана и выведет тебя. Возможно, не очень вежливо.
— Ты… ты… — Михаил задыхался от ярости. — Отца выгоняешь?
— Я не выгоняю отца, — ответила Анна. — Я выгоняю чужого мне человека, который пытается меня шантажировать.
Михаил сгрёб свою потрёпанную сумку и направился к выходу. На пороге он обернулся, и его лицо исказилось от злобы.
— Это ещё не конец, — прошипел он. — Я вернусь. И ты мне заплатишь. Так или иначе.
— Не советую, — спокойно ответила Анна. — У меня хорошие связи в полиции. И обширное досье на тебя. Один звонок — и ты отправишься отбывать срок за старые грехи. Думаю, у приставов накопилось достаточно материалов, чтобы упечь тебя на пару лет.
Михаил побледнел.
— Ты… ты не сделаешь этого. Я же твой отец.
— Нет, — покачала головой Анна. — Ты мне никто. Просто человек, который когда-то сделал выбор. И теперь живёт с его последствиями.
Она закрыла дверь, отрезав его бормотание, и прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось как сумасшедшее, но странным образом ей стало легче. Словно что-то тяжёлое, что она носила в себе все эти годы, наконец отпустило.
Через пять минут в дверь позвонили. На пороге стоял Дмитрий — начальник службы безопасности её компании, крепкий мужчина лет сорока с военной выправкой.
— Всё в порядке, Анна Михайловна? — спросил он, окидывая взглядом прихожую.
— Да, спасибо, Дмитрий, — кивнула Анна. — Уже в порядке. Но у меня будет для вас задание.
Она кратко обрисовала ситуацию. Дмитрий слушал внимательно, не перебивая.
— Я хочу, чтобы вы проследили за этим человеком, — закончила Анна. — Выясните, кому он должен. Соберите всю информацию.
— Будет сделано, — кивнул Дмитрий. — А потом?
Анна задумалась.
— Потом я решу, что делать дальше.
Когда Дмитрий ушёл, она вернулась на кухню. Осколки чашки всё ещё валялись на полу, а на стене подсыхало кофейное пятно. Анна взяла веник и совок, чтобы убрать беспорядок. Внезапно её накрыла волна усталости. Она опустилась на стул и закрыла лицо руками.
Пятьдесят лет. Пятьдесят лет она жила с пустотой внутри — там, где у других детей были воспоминания об отце. Пустотой, которую ничем нельзя было заполнить. И вот теперь эта пустота обрела лицо — неприглядное, злобное, жадное лицо человека, которого она имела несчастье унаследовать свои серые глаза и линию бровей.
Телефон зазвонил, вырвав её из размышлений. Это была Марина — её заместитель по управлению сетью кофеен.
— Анна Михайловна, извините за беспокойство в выходной, но у нас проблема с поставщиком кофе. Они снова подняли цены без предупреждения, просто сейчас пришла поставка и…
— Сейчас приеду, — перебила Анна. — Дай мне полчаса.
Она отключилась и пошла в ванную. Холодная вода на лице помогла прийти в себя. Анна посмотрела на своё отражение в зеркале. Серые глаза, унаследованные от отца, смотрели на неё жёстко и решительно. Нет, не от отца. От мамы. Это мама научила её быть сильной. Мама, которая никогда не сдавалась, даже когда становилось совсем тяжело.
Жизнь продолжалась. У неё был бизнес, требующий внимания. Сотни людей зависели от её решений. И сейчас ей нужно было сосредоточиться на реальных проблемах, а не на призраках прошлого…
Через три дня Дмитрий положил на её стол папку с отчётом.
— Всё, что удалось выяснить о Михаиле Петровиче Соколове, — сказал он. — И о его долгах.
Анна бегло просмотрела документы. Картина вырисовывалась неприглядная. Михаил задолжал местному авторитету по кличке Сухой. Пять миллионов — деньги, взятые под грабительские проценты для игр. А ещё было несколько кредитов в микрофинансовых организациях, долги перед какими-то сомнительными личностями, и, конечно, алименты — огромная сумма, накопившаяся за десятилетия.
— Его ищут люди Сухого, — добавил Дмитрий. — Он прячется в хостеле на окраине. Деньги у него закончились. Выселят со дня на день.
— А что с его семьями? — спросила Анна. — Теми, что после нас?
— Никого, — покачал головой Дмитрий. — Вторая жена ушла из жизни пять лет назад. Дети разъехались, сменили фамилии, контактов с отцом не поддерживают. То же с третьей семьёй. Он ни с кем не общается. Одинокий старик с долгами и без средств к существованию.
Анна задумчиво постукивала пальцами по столу.
— И что вы планируете делать? — осторожно спросил Дмитрий.
— А какие варианты? — Анна подняла на него глаза.
— Ну, можно помочь ему выбраться из города. Новые документы, билет куда-нибудь подальше…
— И он начнёт всё сначала где-нибудь ещё, — покачала головой Анна. — Найдёт новую жертву, наберёт новых долгов.
— Можно заплатить его долги, — предложил Дмитрий. — Пять миллионов — не такая большая сумма для вашего бизнеса.
— И что это изменит? — Анна пожала плечами. — Он снова профукает всё, что сможет занять или украсть. Такие люди не меняются, Дмитрий.
Она закрыла папку и откинулась на спинку кресла.
— Ничего не делайте, — сказала она наконец. — Просто продолжайте наблюдение. Я хочу знать, где он и что с ним происходит. Но не вмешивайтесь.
Дмитрий удивлённо поднял брови, но возражать не стал.
— Как скажете, Анна Михайловна.
Две недели спустя Дмитрий снова появился в её кабинете. Лицо его было непривычно хмурым.
— Что случилось? — спросила Анна, откладывая бумаги, которые просматривала.
— Михаил Петрович в больнице, — сказал Дмитрий. — Его нашли люди Сухого. Ну и … Поговорили с ним ,скажем так… Сильно. Переломы рёбер, рук, сотрясение мозга. Врачи говорят, что есть внутреннее кровотечение.
Анна молча смотрела на него, ничем не выдавая своих эмоций.
— Он просил связаться с вами, — добавил Дмитрий. — Передал записку.
Он положил на стол смятый клочок бумаги. Корявым почерком было нацарапано: «Анютка, помоги. Папа.»
Анна долго смотрела на записку. Потом аккуратно сложила её и убрала в ящик стола.
— В какой он больнице?
— В Городской клинической, — ответил Дмитрий. — Реанимационное отделение.
Анна кивнула.
— Спасибо, Дмитрий.
Когда он ушёл, она ещё долго сидела неподвижно, глядя в пространство перед собой. Потом достала телефон и набрала номер.
— Алло, Сергей Викторович? Это Анна Соколова. Да, давно не виделись. Послушайте, мне нужна консультация… Да, как у главврача. Речь идёт о пациенте вашей больницы…
В палате реанимации было тихо, только мерно попискивали приборы. Михаил лежал на кровати, опутанный трубками и проводами. Его лицо, и без того измождённое, теперь превратилось в сплошной синяк. Глаза были закрыты, дыхание — поверхностным и частым.
Анна стояла у кровати, глядя на него. Не отец. Просто старый, сломленный человек, который растратил свою жизнь впустую.
— Михаил Петрович, — позвала она негромко.
Его веки дрогнули. Он с трудом открыл глаза — один почти не открывался из-за отёка.
— Анютка, — прохрипел он. — Пришла… Я знал…
— Не напрягайтесь, — сказала Анна. — Вам нельзя волноваться.
— Ты поможешь? — в его глазах мелькнула надежда. — Заплатишь Сухому? Он же не оставит меня…
Анна смотрела на него, не выказывая никаких эмоций.
— Нет, — спокойно ответила она. — Я не буду платить.
Лицо Михаила исказилось от ужаса.
— Но… но… они же … Помоги отцу!
— Нет, — снова повторила Анна. — Вы мне не отец. Вы просто человек, с которым у меня случайно совпадают некоторые гены.
Она поправила одеяло на его кровати — машинальный жест, никак не связанный с заботой.
— Я переговорила с главврачом. Вам окажут всю необходимую медицинскую помощь. Бесплатно. Потом, когда будете в состоянии ходить, вас выпишут.
— И что дальше? — прошептал Михаил. — Куда мне идти? Они найдут меня…
— Это не моя проблема, — ответила Анна. — Вы прожили семьдесят лет так, как считали нужным. Теперь живите с последствиями своих решений.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Подожди! — выкрикнул Михаил, дёрнувшись на кровати и тут же застонав от боли. — Не бросай меня! Умоляю!
Анна остановилась у двери. Не обернулась, но остановилась.
— Знаете, что я поняла, когда вы появились на моём пороге? — сказала она. — Что всю жизнь ждала этого момента. Думала, что скажу вам. Как выплесну всю боль, всю обиду за все эти годы.
Она помолчала.
— А потом поняла, что мне нечего вам сказать. Вы мне чужой. Абсолютно чужой человек, от которого у меня нет ни единого тёплого воспоминания. Только набор генов и запись в свидетельстве о рождении.
Анна наконец обернулась.
— Я не буду вам помогать. Не из мести или обиды. Просто потому, что вы этого не заслуживаете. И потому, что я наконец поняла: я вам ничего не должна. Ни прощения, ни помощи, ни даже ненависти.
— Ты… ты оставишь меня вот так? — в его голосе слышался ужас.
— Нет, — ответила Анна. — Вас вылечат. А дальше справляйтесь сами. Как справлялись всю жизнь. За счёт других.
Она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. В коридоре её ждал главврач — Сергей Викторович, её давний знакомый.
— Всё в порядке? — спросил он.
— Да, — кивнула Анна. — Спасибо, что позволили встретиться.
— Ему потребуется длительное лечение, — сказал врач. — И потом реабилитация. Без постоянного ухода будет тяжело.
— Я понимаю, — ответила Анна. — Но это его проблемы. Не мои.
Главврач внимательно посмотрел на неё.
— Ты уверена, Аня? Всё-таки родная кровь…
— Кровь ничего не значит, Сергей, — покачала головой Анна. — Поступки — вот что имеет значение. А его поступки… сами всё видите.
Она пожала ему руку.
— Ещё раз спасибо. И простите за беспокойство.
Анна ехала домой, глядя на проплывающий за окном город. Внутри была странная пустота — ни торжества, ни облегчения, ни злорадства. Просто понимание, что некоторые вещи невозможно исправить. Некоторые связи невозможно восстановить. И иногда единственное правильное решение — это отпустить прошлое и жить дальше.
Её телефон зазвонил. Марина, её заместитель.
— Анна Михайловна, у нас проблема с новой точкой в торговом центре. Арендодатель внезапно поднял ставку на тридцать процентов, и…
— Сейчас приеду, — ответила Анна. — Буду через двадцать минут.
Она отключилась и посмотрела на часы. День только начинался, и впереди было много дел. Дел, которые действительно имели значение.
Михаила Петровича Соколова выписали из больницы через месяц. Он вышел на улицу с маленькой сумкой, в которой были его немногочисленные пожитки. Ни денег, ни жилья, ни перспектив.
На больничной парковке его ждал человек в дорогом костюме.
— Михаил Петрович? — спросил он. — Меня зовут Игорь. Я от Сухого.
Михаил побледнел и попятился, но человек успокаивающе поднял руку.
— Не бойтесь. Я просто должен передать вам сообщение. Ваш долг аннулирован.
— Что? — не поверил своим ушам Михаил. — Как это?
— Не знаю деталей, — пожал плечами человек. — Но Сухой сказал, что с вас достаточно. Считайте, что вам повезло.
Он развернулся и ушёл, оставив Михаила в растерянности. Тот постоял немного, не зная, что делать дальше. Потом медленно побрёл к автобусной остановке.
На скамейке сидел Дмитрий — начальник службы безопасности компании Анны. Он протянул Михаилу конверт.
— Что это? — настороженно спросил Михаил.
— Билет на поезд до Саратова, — ответил Дмитрий. — И немного денег на первое время. Сто тысяч.
— От неё? — Михаил кивнул в неопределённом направлении.
— Нет, — покачал головой Дмитрий. — От меня. Лично.
— Почему? — удивился Михаил. — Ты же меня не знаешь.
Дмитрий пожал плечами.
— Я тоже когда-то бросил семью. Сына. Потом одумался, пытался вернуться. Но было поздно. Теперь могу только алименты платить. И то спасибо, что разрешают.
Он помолчал.
— Так что считайте это… профессиональной солидарностью. От одного паршивого отца другому.
Михаил взял конверт дрожащими руками.
— А она… — начал он, но Дмитрий перебил:
— Забудьте. Анна Михайловна не знает об этом разговоре. И не узнает. И вам лучше забыть о ней. Навсегда.
Он встал и пошёл к своей машине. Обернулся на полпути:
— Поезд через три часа. Не опаздывайте.
Через семь месяцев Анне на рабочую почту пришло письмо без обратного адреса. Внутри была вырезка из саратовской газеты. Маленькая заметка о смерти некоего Михаила Петровича Соколова, 68 лет, скончавшегося от инфаркта в местной больнице. «У покойного не осталось родственников,» — говорилось в заметке.
Анна долго смотрела на пожелтевшую вырезку. Потом аккуратно сложила её и убрала в ящик стола — туда же, где лежала та записка из больницы. Закрыла ящик на ключ.
— Анна Михайловна, — в кабинет заглянула её секретарша. — Вас ждут на совещании по новому проекту.
— Иду, — ответила Анна, вставая.
Она бросила последний взгляд на запертый ящик стола. Потом решительно вышла из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Жизнь продолжалась.
