— Марк, ты не видел мой синий блокнот? — крикнула я из гостиной, безуспешно пытаясь навести порядок в книжном шкафу.
Муж отозвался из спальни, его голос был приглушен стеной. Что-то неразборчивое про верхнюю полку.
Я снова вернулась к стеллажу, который казался мне чужим, хотя мы жили в этом доме уже почти год.
Каждая вещь в нём была выбрана с любовью, но после каждого визита свекрови, Ирины Викторовны, я находила мелкие, почти незаметные изменения.
То статуэтка с дельфином появится на каминной полке, то рамка для фотографий, которую я точно не покупала.
Я провела пальцами по корешкам книг. Что-то мешало. Небольшой черный кубик, задвинутый вглубь за томик Ремарка. Я вытащила его. Он был тяжелее, чем выглядел. Гладкий, без единой надписи. Подарок? Очередной «сюрприз» от Ирины?
Я повертела его в руках. На одной из граней заметила крошечное, почти невидимое отверстие. Идеально круглое.
Я поднесла его ближе к свету, и внутри что-то тускло блеснуло. Линза.
Воздух вдруг стал плотным, дышать стало труднее. Это не было похоже на панику, скорее на внезапное погружение в ледяную воду.
Осознание пришло немедленно, без сомнений и догадок. Нас записывали. В нашем собственном доме.
Входная дверь щелкнула, и я вздрогнула, едва не выронив кубик.
— Леночка, это я! — раздался бодрый голос свекрови из прихожей. — Я вам тут запеканку принесла, творожную. Марк сказал, ты любишь.
Ирина Викторовна вошла в комнату, улыбаясь своей фирменной заботливой улыбкой.
Она поставила контейнер с едой на журнальный столик и огляделась. Её взгляд на долю секунды задержался на книжном шкафу, и я увидела, как улыбка на её губах стала чуть более натянутой.
Я не стала кричать. Я просто молча протянула ей черный кубик на раскрытой ладони.
— Что это, Ирина Викторовна?
Она посмотрела на мою руку, и её лицо на мгновение стало непроницаемым, как камень. Но уже в следующую секунду она снова изобразила недоумение.
— Понятия не имею, деточка. Ты нашла? Наверное, что-то от прошлых жильцов осталось.
— Здесь есть объектив, — спокойно сказала я, чувствуя, как мой собственный голос удивляет меня своей твердостью. — И слот для карты памяти.
Маска спала. Улыбка исчезла, и на меня смотрели холодные, оценивающие глаза.
Это была другая женщина, не та, что пекла запеканки и дарила дурацкие статуэтки.
— Положи на место, — приказала она.
— Я вызову полицию.
Ирина Викторовна сделала шаг ко мне. Её голос стал тихим, но от этого только более весомым. В нём не было угрозы, только констатация факта, от которой по телу разливался холод.
— Тебя не найдут, если хоть слово скажешь. Никто не найдет. Ты просто исчезнешь. Твой Марк поплачет и успокоится. А я найду ему новую жену. Послушную.
Она говорила это так просто, будто обсуждала рецепт той самой запеканки. Я смотрела на неё и понимала, что это не пустые слова. В этот момент в комнату вошел Марк, привлеченный нашими голосами.
— Мам? Лена? Что у вас тут происходит?
Он посмотрел на меня, потом на свою мать. Я протянула ему кубик, не в силах произнести ни слова. Мой муж взял его, повертел в руках, и я увидела, как его лицо меняется. Он всё понял.
Я ждала, что он закричит на мать, вышвырнет её из нашего дома, защитит меня. Но он лишь растерянно переводил взгляд с меня на неё.
— Мам, ну зачем? — пробормотал он, и в его голосе было больше детской обиды, чем мужского гнева.
Я стояла между ними, и впервые в жизни почувствовала абсолютное, звенящее одиночество. Мой дом превратился в ловушку, а самый близкий человек, казалось, был на стороне моего врага.
Ирина Викторовна выхватила камеру из рук сына с такой скоростью, что я невольно отступила на шаг.
— Затем, Марк, что я твоя мать! Я хочу быть уверена, что с тобой всё в порядке, что тебя никто не обижает.
Её голос дрогнул на последнем слове, и она бросила на меня быстрый, полный яда взгляд. Манипуляция была настолько искусной, что Марк тут же попался.
— Лен, ты слышишь? Мама просто волновалась, — он повернулся ко мне, и в его глазах была мольба. Мольба, чтобы я приняла это чудовищное объяснение и всё закончилось.
— Она угрожала мне, Марк, — мой голос был едва слышен. — Пять минут назад она сказала, что я исчезну.
— Леночка, ну что за глупости! — всплеснула руками свекровь, мгновенно переключая регистр на заботливую наседку.
— Я сказала, что от таких переживаний ты можешь заболеть! И тогда исчезнешь для нас на время, пока будешь лечиться. Я же как лучше хочу!
Она смотрела на своего сына, и он таял под её взглядом. Я видела, как он готов был поверить в любую, даже самую абсурдную ложь, лишь бы избежать конфликта. Лишь бы не выбирать между матерью и женой.
— Ладно, всё, проехали, — сказал Марк, делая шаг, чтобы обнять нас обеих. — Давайте не будем ссориться. Мам, больше так не делай, хорошо? Мы же взрослые люди.
Я увернулась от его руки.
— Нет, Марк. Не «проехали».
Я развернулась и молча ушла в нашу спальню, закрыв за собой дверь. Я не стала запираться, это было бы слишком демонстративно.
Я просто села на край кровати и заставила себя дышать ровно. За стеной их голоса превратились в неразборчивый гул.
Они что-то обсуждали. Мою истерику. Мою неблагодарность. Моё неумение ценить заботу.
Я поняла, что осталась одна. Мой муж — не союзник.
Он — буфер, мягкая прослойка, которая всегда будет сглаживать острые углы в пользу своей матери. Значит, действовать нужно самой.
Когда через полчаса они уехали — вместе, как я и предполагала, — я начала методичный обыск. Не как жертва в панике, а как следователь.
Я начала с её «подарков». Дурацкая статуэтка дельфина оказалась просто куском пластика. Рамка для фотографий — тоже.
А вот тяжелая ваза из зеленого мрамора, которую она подарила нам на новоселье, вызвала подозрения. Я перевернула её. Бархатная подложка на дне была приклеена неровно. Я подцепила край ногтем, и он легко отошел.
Под ним была небольшая выемка. А в ней — еще одно устройство. Плоское, черное, размером со спичечный коробок. GPS-трекер. Я видела такие в детективных сериалах. И не пойму зачем он тут?
Но самое страшное было не это. Корпус трекера легко открылся. Внутри, рядом с аккумулятором, лежал крошечный, аккуратно сложенный в несколько раз листок бумаги. Я развернула его дрожащими пальцами.
Это была распечатка. Несколько строк, набранных мелким шрифтом. Список. Фамилии, имена, даты. И среди них — моя.
Елена Воронина. Рядом с моим именем стояла дата двухлетней давности — задолго до моего знакомства с Марком. А в последней колонке, напротив моей фамилии, было одно слово: «Согласовано».
Слово «Согласовано» пульсировало перед глазами.
Оно объясняло всё: поспешное знакомство с Марком через «общих друзей», его внезапную и пылкую влюбленность, щедрые подарки его матери и этот дом, купленный на её деньги. Я была не женой. Я была проектом. Сделкой.
Я сфотографировала листок, камеру и трекер на телефон. Отправила снимки на защищенную почту, которую завела много лет назад на всякий случай. Затем аккуратно вернула всё на свои места.
Вазу поставила на камин, а камеру засунула обратно за книги. Пусть думают, что я успокоилась.
Вечером вернулся Марк. Он был виновато-ласковым, принес мои любимые пирожные и пытался шутить.
Я дождалась, когда он сядет ужинать. Села напротив.
— Марк, что значит «согласовано»?
Он поперхнулся. Вилка со стуком упала на тарелку.
— Ты о чем?
— О списке, который твоя мама хранит в GPS-трекере. В той мраморной вазе, что стоит в гостиной. Моя фамилия там тоже есть. С датой, на два года старше нашего знакомства. Трекер наверное она поставила, чтобы ваза не пропала.
Лицо Марка стало бледным, как полотно. Он смотрел на меня, и я видела в его глазах не злость, а панику. Панику ребенка, которого поймали на вранье.
— Лена, я всё объясню… Это не то, что ты думаешь…
— А что я думаю, Марк? Что вся моя жизнь — это чей-то бизнес-план? Что меня выбрали, как выбирают породистую лошадь для разведения?
Он молчал, не в силах подобрать слова. И тогда заговорила я. Спокойно, четко, без эмоций. Я рассказала ему, что сделаю.
— Завтра утром мы едем к нотариусу и подписываем соглашение о разводе. Дом остается мне. В качестве компенсации за моральный ущерб.
Ты также переводишь на мой счет сумму, эквивалентную его стоимости. Это плата за мое молчание.
— Ты с ума сошла! — он вскочил. — Мама никогда на это не пойдет!
— Твоя мама пойдет на всё, — отрезала я. — Потому что первая фамилия в том списке — это фамилия следователя, который вел дело о банкротстве её первой компании.
Он его закрыл за отсутствием состава преступления. А напротив его фамилии тоже стоит пометка. Только другая. «Выполнено».
Я видела, как рушится его мир. Он понял, что я знаю гораздо больше, чем они могли предположить. Я знаю не только об их маленькой семейной тайне, но и о делах посерьезнее.
— Если вы не согласитесь, эти фотографии и мои показания лягут на стол его начальству. И тогда твоей маме придется объяснять не мне, а прокуратуре, что и с кем она «согласовывала».
На следующий день у нотариуса Ирина Викторовна не смотрела мне в глаза. Она молча подписывала бумаги, которые я ей протягивала.
Её руки слегка дрожали. Вся её спесь исчезла. Передо мной сидела испуганная женщина, которая боялась потерять всё.
Марк пытался что-то сказать, взять меня за руку, но я смотрела сквозь него. Он был лишь инструментом в руках своей матери. Жалким и сломленным.
Когда всё было кончено, я вышла на улицу. Вдохнула полной грудью. Я была свободна. Я не просто сбежала из ловушки, я вышла из неё победительницей, забрав с собой и клетку, и плату за своё незаконное в ней пребывание.
Я знала, что они больше никогда не посмеют меня тронуть. Потому что теперь не они, а я держала их за горло. И они это знали.
