Когда Юля впервые увидела Леру, та была с коробкой конфет и широким фальшиво-искренним жестом — почти театральным:
— Ну, здравствуй, невестушка! Как же давно я хотела с тобой познакомиться! Всё никак! А Костик-то от тебя уши не отводит!
Уши, конечно, он не отводил, но и границ не различал. Юля это поняла далеко не сразу. На первых порах всё казалось чуть наигранным, но безвредным — кто-то привез пирог, кто-то остался на ужин, кто-то задержался до ночи за сериалами. Это всё было про Леру. Она приходила без звонка, шептала Косте на ухо шутки из детства, сидела на подлокотнике его кресла, поправляла ему галстук на выход. И в глазах у неё светилось что-то не совсем сестринское — скорее, собственническое.
Но Юля старалась не нагнетать. «Это же его семья», — твердила она себе. Да и Костя уверял:
— Лерка такая, но ты не переживай, она добрая. Просто немножко… экспрессивная.
Первые звоночки прозвучали, когда они начали делать ремонт. Не глобальный — просто освежить кухню. Юля долго выбирала плитку, обои, ручки для шкафчиков, и, казалось бы, всё с Костей согласовали. А потом пришла Лера — и всё обнулилось.
— Зачем вам эти унылые цвета? Скучища. Давайте я свожу вас туда, где дизайнеры с хорошим вкусом. У Кости с серым цветом вообще травма из детства, ты знала?
И, главное, всё это в том тоне, будто бы она хозяйка дома, а Юля — квартирантка с временным разрешением на проживание.
Юля молча сжала зубы, но Костя вдруг замялся:
— Может, правда, посмотреть другие варианты?
Они оставили как есть, конечно. Слишком поздно было менять — да и денег не так много. Но осадок остался. Он множился каждый раз, когда Лера появлялась с советами и «мелкими просьбами». Один раз — просила брата помочь с оплатой курсов для сына подруги. Потом — скинуться на подарок племяннику. Потом — одолжить на месяц, без расписок. Юля ничего не говорила вслух, только Косте вечером:
— Это уже не первый раз. Ты уверен, что она отдаст?
Он усмехался:
— Да ладно тебе, она не чужая. Всё будет.
Ничего не возвращалось. Лера просто приходила в следующий раз, делала вид, что долга не было, и просила что-то ещё. А Костя — не возражал
Потом наступило лето. Юля предложила слетать в отпуск. На Кипр. Первый совместный, без родственников. Костя вроде бы обрадовался, согласился, даже отпуск взял. И вот они сидят за ужином, когда он вдруг начинает тереть виски и мяться:
— Только ты не злись, ладно? Лера узнала, что мы летим. У неё отпуск совпал. Она подумала, что может с нами.
Юля поставила вилку.
— Ты сам её позвал?
— Нет! Ну… почти. Я просто ляпнул, куда мы летим. Она загорелась. Ты же знаешь, у неё сейчас сложный период.
Сложный период у Леры длился всё то время, что Юля её знала.
— Это не поездка на шашлыки, — сказала Юля тихо. — Мы же хотели побыть вдвоём.
— Ну мы и побудем! Просто она на три дня. И в другом отеле. Не ругайся.
Ругаться Юля не стала. Но и отпуском это не стало. Лера прилетела не на три дня, а на шесть. Жила в другом отеле, да. Но всё время проводила с ними. Завтраки, пляжи, экскурсии. Ещё и на ужины таскала с собой каких-то знакомых «из Инсты». Костя будто не замечал, что она ворует у них время.
Юля смотрела, как он улыбается, подливает Лере вино, смеётся над её историями из школы, и чувствовала себя лишней в собственных планах. Ей некуда было уйти — они даже номер бронировали на двоих, а Лера вечно объявлялась у бассейна, якобы «случайно».
После Кипра она впервые подумала: а не напрасно ли она всё это терпит? И не слишком ли много прав взяла себе сестра мужа?
Однажды утром Юля собралась на работу, когда в дверях квартиры появилась Лера. Без предупреждения.
— О, ты ещё тут. Привет, — она махнула рукой, обняла брата и прошла мимо в комнату. — Я к тебе, Костик. Просто ужасное утро. Ты не представляешь. Дашь кофе?
Юля тихо кивнула. Заварила кофе, сама допила свой в прихожей, молча оделась. Ушла, не попрощавшись. А вечером Лера всё ещё была у них. Не уходила. Сидела, как хозяйка. Обсуждала какие-то семейные дела с братом, смотрела в ноутбуке объявления о сдаче квартиры — искала жильё, потому что поссорилась с соседкой.
— На пару недель можно я пока к вам? — сказала она как бы невзначай.
— У нас комната одна, Лер. И ты же кошек не любишь, — мягко возразил Костя.
— Ну у вас же диван раскладной. И кот твой и так всё время на балконе. Я быстро, честно.
Юля чувствовала, как под кожей растёт усталость. Она смотрела на диван, на кота, который и правда подолгу сидел взаперти на балконе из-за Лериных аллергий, на их маленькую кухню — и понимала, что всё меньше здесь остаётся от них как пары. Всё больше — от них как с Лерой.
— Мы с Костей поговорим и дадим тебе знать, — сказала она ровно.
И увидела, как губы Леры скривились.
— Ты что, против?
— Я хочу обсудить это с мужем. Без свидетелей.
Лера подняла брови, как бы удивлённо. А Костя, привычно уже, ушёл в «мягкое»:
— Давайте просто не ссориться, ладно?
Но ссора уже медленно поднималась со дна.
Через три дня Лера всё-таки переехала к ним. Вещи привёз какой-то её приятель на машине, Лера бодро командовала:
— Ставь сюда! Это на балкон. А вот это — в кладовку. Костя, помоги мне с матрасом, а?
Юля стояла в дверях кухни, слушая, как по их квартире разносится голос Леры, как хлопают дверцы шкафов, как в ванной кто-то поставил новый шампунь — «для окрашенных волос». Не её. Не Кости. Всё без разрешения. Без обсуждения. И самое страшное — с его молчаливого согласия.
— Я думал, это на неделю, — шепнул он ей в тот вечер, когда Юля, сжав губы, готовила ужин на троих.
— А она думала — на месяц, — коротко бросила Юля. — А потом — как пойдёт. Ты опять ничего не сказал?
Костя пожал плечами.
— У неё сейчас сложный период. Она же одна. А мы семья.
Это слово — «семья» — вдруг отозвалось в ней глухо и больно. Потому что «мы» в этой семье становилось всё более расплывчатым. Кто именно? Она и он? Или он и Лера?
Лера обосновалась быстро. Убрала из шкафа часть Юлиных полотенец — «неудобные, шершавые» — и поставила свои. Свою зубную щётку сунула в общий стакан. Свою кружку — на верхнюю полку, ближе к микроволновке. Свой ритм жизни: ночные звонки, утренние созвоны, видеоконференции на кухне. В какой-то момент Юля поняла, что даже не может спокойно выпить кофе — то у Леры «совещание», то «голова болит, не гремите».
Прошла неделя. Потом ещё одна.
Юля шла домой как на каторгу. Заходила — и чувствовала себя гостьей. Иногда Лера не просто пользовалась пространством, а явно демонстрировала власть над ним: переставила мебель в зале («так уютнее»), убрала магнитики с холодильника («сорри, я их терпеть не могу»), начала перекидываться репликами с Костей о том, «как он раньше любил, чтобы всё было по-другому, да, помнишь?»
Юля молчала. До поры. Пока не наступил вечер, когда Лера вдруг — за ужином — с усмешкой сказала:
— Костик, а ты бы купил себе квартиру, если бы не я, помнишь? Я ж тебе тогда всё оформила, помнишь, бегала с документами? Не то что некоторые — любят на всё готовенькое прийти.
Юля отложила вилку.
— Что ты сейчас хочешь этим сказать?
Лера вскинула брови:
— Ничего. Просто вспомнила. А что?
Костя замялся:
— Ну правда, Лерка тогда помогла. Но это же было сто лет назад…
— Ага, а теперь ты с ней живёшь, — спокойно сказала Юля, глядя в глаза Лере. — А не с тобой.
Повисла пауза. Лера сжала губы. Костя опустил голову.
Позже, когда Лера ушла в ванную, Юля сказала:
— Она не может здесь больше жить. Это наш дом. Наш.
— Да, — вздохнул Костя. — Но сейчас сложно, Юль. Она не найдёт квартиру, ты же видишь. Всё дорого. И потом — она обещала, что к концу месяца съедет.
Юля покачала головой:
— А ты сам в это веришь?
Он промолчал. А утром Лера, как ни в чём не бывало, спросила:
— А где у вас фен? Мой сгорел. И кстати, если что, я нашла один вариант, но нужно внести залог — двадцать пять. Скинешь?
Юля ждала. Ждала, что Костя скажет «нет». Скажет «это перебор». Скажет хоть что-то. Но он просто кивнул и достал телефон.
— Я переведу. Потом вернёшь, ладно?
— Конечно, — весело сказала Лера. — Я ж не чужая.
Вечером Юля забрала плед с дивана. Он был её. С флисовыми звёздами. Лера его ненавидела. Но Юля нарочно принесла его в спальню, села, укуталась, как в броню.
— Ты меня слышишь вообще? — сказала она мужу. — Мы теперь с ней вдвоём или как? Я — твоя жена. Я хочу домой. А не в общежитие с соседкой, которая не знает границ.
— Не утрируй, Юль. Ещё немного потерпеть. Она просто Лерка. Ты ж её знаешь…
— Именно! Я её знаю. И тебя. Ты всегда между. Чтобы никто не обиделся. Только вот мне уже всё равно, кто обидится. Я обижена. Я устала. Мне тесно в собственном доме. Меня будто выдавили.
Он молчал. Смотрел на телефон. Потом — на окно.
В конце недели Юля поехала к подруге. Провела у неё выходные. Вернулась — и увидела: на балконе стояла новая сушилка. На кухне — Лерин чайник. А на холодильнике — записка:
«Юль, я взяла твои контейнеры. Не против?»
Даже не спросила. Просто сообщила. И не Юле, а как будто домработнице. Юля села за стол, сложила руки на коленях, медленно выдохнула.
Лера вошла через минуту, весело сказала:
— Привет! О, ты вернулась. Как отдохнула?
— Лера, — тихо сказала Юля. — У тебя появились ключи?
— Ага, Костик дал. А что?
Юля встала. Прошла в спальню. Открыла шкаф. Достала чемодан. Стала складывать туда вещи. Медленно. Без резких движений. Слышала за спиной Лерин голос:
— Эй, ты чего? Не надо драм, Юль. Это же не повод. Ну ты чего, совсем?
Костя прибежал с кухни:
— Юль! Ты куда?
— Не знаю, — сказала она. — Но не сюда. Здесь мне уже места нет.
Она ушла на несколько дней. Снимала номер в недорогом отеле. Не звонила. Не писала. Он тоже молчал. Только один раз, на третий день, сообщение:
«Лера завтра съедет. Пожалуйста, вернись».
Юля вернулась. В квартире было чисто. Тихо. Пусто. Никаких Лериных вещей. Даже чайник исчез. А на подоконнике — записка:
«Без обид. Но ты слишком острая. У Костика от этого потом живот болит. Надеюсь, вам станет легче. Л.»
Казалось бы — всё. Она ушла. Можно дышать. Но что-то в воздухе уже не вернулось. Юля чувствовала, как изменилась их связка. Костя стал напряжённее. Он вроде старался — но взгляд у него был ускользающий. То ли жалел сестру. То ли Юлю обвинял. То ли сам себя.
А через три недели Лера снова позвонила.
— Привет, — сказала в трубке. — Костик дома?
— Нет, — ответила Юля. — А зачем тебе?
— Да так, — протянула Лера. — Посоветоваться насчёт одной покупки. Подарок маме. Хотела, чтобы он скинулся.
— Пусть напишет сам, — коротко сказала Юля. — Не передаю.
Она не сказала Косте, что Лера звонила. Не стала.
Лето перешло в осень. Утро стало прохладнее, а ужины тише. Леры не было. Но её как будто и не нужно было — она всё равно оставалась в пространстве: в комментариях под фото Кости, в вопросах от свекрови, в запахе её духов, случайно сохранившемся на подушке в зале. Периодически она всплывала — в сообщениях, где спрашивала «как у вас дела?», в звонках по выходным, в фотках с новым парнем, которого, по её словам, «Костик должен обязательно оценить». А однажды и вовсе пришла — неожиданно.
В субботу утром. С коробкой пирожных и резким голосом.
— Я соскучилась, — сказала, входя в прихожую. — А вы без меня, как я вижу, даже тапочки не поменяли. Всё те же. Вот вы ж зануды, а.
Юля застыла в проёме кухни.
— Ты не предупреждала, что придёшь.
— А что, теперь по записи? — усмехнулась Лера. — Это же дом, Юль. Семейный.
— Наш дом, — спокойно ответила Юля.
— Ну да, ваш. Но я тут выросла. Костя — мой брат. Ты же не хочешь его лишать семьи, правда?
Пирожные были с плесенью. Нет, не в прямом смысле — но ощущение у Юли было такое. Как будто ест что-то чужое. Засахаренное. Липкое. Она улыбалась через силу. Видела, как Костя старается быть тёплым с обеими. Как переводит разговор, когда Лера снова и снова возвращается к детству:
— А помнишь, как мы с тобой поехали в Питер без спроса? Мамка тогда чуть с ума не сошла. И как мы на вокзале целовались с теми хохотушками? — хохотнула она, подмигивая.
Юля положила ложку. Пирожное было с шоколадом, и раньше она любила его. Сейчас — нет.
— А ты помнишь, Костя, как мы собирались на свадьбу, и я тебя полдня ждала у загса, потому что ты с Лерой примерял рубашку? — спокойно сказала Юля. — И как потом ты опоздал на половину фотосессии?
Он растерянно засмеялся:
— Ну было, да… весело, ха-ха…
— Весело тебе, — сухо заметила Юля. — А мне не очень. Я тогда впервые поняла, что я всегда буду после.
Лера с интересом подняла брови. Смотрела, будто в театр пришла.
— Ой, начинается. Юль, ты правда такая чувствительная? Это же фигня.
Позже, когда Лера ушла, Костя тихо сказал:
— Она просто не умеет по-другому. У неё нет никого. Я для неё — всё. Не могу её бросить. Она же не злая, ты же видишь.
Юля смотрела в окно. Ноябрь начинался тёмным и сырым.
— А я — кто для тебя? Я — человек, который должен постоянно отступать, чтобы твоей сестре было удобно?
Он подошёл. Обнял. Неуверенно.
— Просто не руби, ладно? Я между вами, я люблю вас обеих. Разве это преступление?
Они молчали об этом несколько дней. Всё как будто наладилось. Но всё стало будто картонным: ужин — по расписанию, разговоры — пустые, касания — мимо.
А потом случился настоящий надлом. В воскресенье утром Костя уехал по делам. Юля решила разобрать ящик с бумагами. В одной из папок она нашла договор — на Лерину съёмную квартиру. Дата — недавняя. Подписи — Лерины и… Кости.
Он был поручителем.
Залога в двадцать пять, о котором Лера тогда просила, не было — квартира арендована на год и оплачена наперёд. Юля сидела с этим документом на коленях и чувствовала, как всё, что она пыталась простить, склеить, вытерпеть, — стало зыбким и ненастоящим. Потому что Костя знал. Помог. Спрятал. И снова не посчитал нужным рассказать.
Он пришёл вечером. Пахло дождём и кофе.
— Ты дома? — крикнул он с порога.
— А где мне ещё быть? — спокойно ответила Юля. — Квартира ведь твоя.
Он насторожился:
— Что случилось?
Она не стала разыгрывать сцен. Просто протянула ему договор.
Он замер. Потом тихо сел.
— Я… я не хотел тебя злить. Просто думал, если скажу, ты сорвёшься. А так — всё тихо. Я же для неё как опора. Ну ты понимаешь…
— Я-то тебя понимаю, — сказала Юля. — Но ты меня — нет.
Он извинился. Признал, что был неправ. Обещал, что всё изменится. Что он наконец-то расставит приоритеты. Что границы будут. Что это их дом.
А через два дня Лера снова позвонила. Приехала. Принесла ключ, который «забыла вернуть». Снова зашла на кухню. Снова взяла себе кофе. Снова села за их стол.
— Всё-таки я скучала, — сказала она. — Мы ж с тобой, Костик, одной крови.
Юля стояла в дверях. Молча. Смотрела. Слушала. Потом медленно подошла, открыла ящик, достала второй комплект ключей. Взяла себя в руки.
И — впервые за всё это время — сказала громко, чётко, спокойно:
— Мне кажется, ты перепутала: это мой дом, а не ваш с братом.
Лера медленно повернулась. Улыбнулась. Как кошка, которой не страшна вода.
— О, а ты вот так теперь? С ультиматумами?
Юля кивнула.
— С границами.
Костя смотрел на неё. Он был растерян. Он видел, что что-то изменилось. Навсегда.
И никто — ни он, ни Лера, ни даже сама Юля — ещё не знали, чем всё закончится.
Но все уже понимали: по-старому не будет.
