— Да сколько можно! — Геннадий грохнул кружкой по столу так, что пиво выплеснулось. — Степ, я тебе серьезно говорю — она меня доит как корову! Двое оболтусов от первого брака, и теперь я должен их кормить, одевать, учить! А где их папаша? Где этот «порядочный человек», о котором она мне уши прожужжала?
Степан молча отхлебнул из своей кружки. Они сидели в гараже — единственном месте, где Гена мог выговориться без оглядки на жену. Июльская жара превратила помещение в парилку, но друзья этого словно не замечали.
— Помнишь, как она говорила? — Гена покачал головой, изображая женский голос: — «Ой, Гена, не переживай, Витя никогда детей не бросит, он ответственный». Ага, ответственный! Три месяца как слинял к новой бабе, и привет — ни алиментов, ни звонка детям. А платить-то кто будет? Правильно, дурак Генка!
— Так ты же знал, на что шел, — осторожно заметил Степан.
— Знал, знал… — Гена махнул рукой. — Одно дело знать, другое — жить с этим. Мальчишке пятнадцать, девчонке двенадцать. Жрут как не в себя, одежду каждый сезон новую подавай. А теперь еще и Иванка с работы ушла — типа тяжело ей на восьмом месяце. Сидит дома, ноги отекают, спина болит… Все болит! А я пашу как проклятый!
Степан поставил кружку и внимательно посмотрел на друга:
— Ген, а напомни-ка мне, кто два года назад бегал за Иванной с кольцом?
— Ну я… — Гена замялся.
— Кто говорил: «Степа, она женщина моей мечты, мне плевать, что у нее дети»? Кто на коленях стоял в том самом ресторане на Советской? При всех!
— Это другое было…
— Чего другое? — Степан начал заводиться. — Ты же сам ее детей видел! Они не в шкафу прятались. Мальчик тебе сразу не понравился, помнишь? Ты еще говорил — «ничего, найдем общий язык». Нашел?
Гена молчал, ковыряя этикетку на бутылке.
— А кто Иванну уговаривал третьего родить? — продолжал Степан. — «Давай нашего, общего, чтобы семья настоящая была». Это чьи слова?
— Ну хотел я своего ребенка, что тут такого?
— Так она же говорила — рано еще, надо на ноги встать, детей подрастить. А ты что? «Нет, сейчас, пока молодые». Вот тебе и сейчас — жена на восьмом месяце, в жару мается, работать не может. А ты тут сидишь и ноешь!
— Я не ною! Я просто… — Гена запнулся. — Степ, ты не понимаешь. Это каждый день! Каждый божий день что-то надо. То Максимке на секцию, то Алиске платье на выпускной в музыкалке. А теперь еще и бывший их папаша слинял. Я думал, он хотя бы половину потянет!
— Так ты на это рассчитывал? — Степан покачал головой. — Женился на женщине с детьми в надежде, что кто-то другой будет их содержать?
— Не так все было!
— А как? Гень, давай начистоту. Ты взял женщину с двумя детьми. Дети живут с вами — значит, они твоя семья. Твоя, понимаешь? Не чужого дяди, который может платить, а может не платить. Твоя!
— Легко тебе говорить, — огрызнулся Гена. — У тебя своих нет.
— Зато я не ною, что моя кошка жрет слишком много, — парировал Степан. — Слушай, друг, я тебе как брат скажу: не нравится содержать чужих детей — не надо было жениться на женщине с детьми. Не нравится, что жена дома сидит — не надо было ее беременной делать. А раз сделал — неси ответственность как мужик!
— Да какой я им отец? — вдруг выпалил Гена. — Максимка на меня как на пустое место смотрит. Алиска вообще разговаривать не хочет. Только когда денег надо — тогда «дядя Гена, можно?». Дядя Гена! Два года живем!
— А ты что для этого сделал? — жестко спросил Степан. — Кроме того, что деньги даешь и ноешь за их спиной?
— Я не ною!
— Ноешь. Вот прямо сейчас ноешь. И дома наверняка то же самое — усталый приходишь, злой. На детей косо смотришь, с Иванной из-за денег ругаешься. Я угадал?
Гена отвернулся к окну. За пыльным стеклом виднелась улица — редкие прохожие быстро перебегали от тени к тени, спасаясь от жары.
— Знаешь, что самое паршивое? — вдруг тихо сказал Степан. — Иванна сейчас дома сидит, живот огромный, ноги не влезают ни в какую обувь. Жара под сорок. А она еще за старшими следит, готовит, убирает. И думает наверняка — хоть бы Гена не злой пришел, хоть бы не начал опять про деньги.
— Откуда ты знаешь, о чем она думает?
— Да потому что моя мать так же думала, когда отчим к нам пришел! — неожиданно рявкнул Степан. — Только мой отчим, в отличие от тебя, мужиком оказался. Нас с братом как родных растил. А мог бы тоже ныть — чужие дети, лишние рты, родной отец алименты не платит!
Повисла тишина. Где-то на улице взвыла сигнализация и тут же смолкла.
— Я просто устал, — наконец выдавил Гена.
— Все устают. Но не все при этом превращаются в нытиков. Гень, пойми ты — эти дети не виноваты, что их отец оказался козлом. Иванна не виновата, что тяжело беременность переносит. А ты сам выбрал эту жизнь. Сам!
— Знаю, — буркнул Гена.
— Нет, не знаешь. Если бы знал — не сидел бы тут и не жаловался. Или иди домой и будь мужем и отцом, или… — Степан не договорил.
— Или что?
— Или признай, что не потянул. Но тогда не ной — просто уходи. Только учти — своего ребенка ты тоже бросишь. Того самого, которого так хотел.
Гена вскочил, опрокинув стул:
— Да иди ты! Легко тебе рассуждать!
— Иди, иди, — устало махнул рукой Степан. — Домой иди. К семье. К своей семье, Гень. Которую ты сам выбрал.
Гена постоял еще немного, потом резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Степан остался сидеть в душном гараже, глядя на две недопитые кружки пива.
— Дурак, — сказал он в пустоту. — Такую женщину нашел, детей нормальных. А все ему мало…
На улице Гена сел в машину и завел двигатель. Кондиционер зашумел, наполняя салон прохладой. Он посидел немного, глядя прямо перед собой, потом достал телефон.
«Привет. Что купить домой?» — написал он Иванне.
Ответ пришел сразу: «Ничего не надо, милый. Просто приезжай. Дети по тебе соскучились».
«Дети», — прочитал он и почему-то сглотнул.
Всю дорогу домой слова Степана крутились в голове. «Твоя семья». «Сам выбрал». «Будь мужем и отцом».
Дома его встретила Алиска:
— Дядя Гена, а можно я с подружками в кино схожу? Мама разрешила, если вы не против.
Он уже готов был буркнуть что-то про лишние траты, но посмотрел на девочку — худенькая, глаза мамины, косички растрепались от жары.
— Конечно, можно. Вот, держи, — он протянул ей пятьсот рублей. — На билет и попкорн.
Алиска удивленно посмотрела на него, потом неожиданно улыбнулась:
— Спасибо!
И убежала — переодеваться.
Гена прошел на кухню. Иванна стояла у плиты — огромный живот мешал подойти близко, приходилось тянуться. Ноги действительно опухли — тапочки еле налезали.
— Привет, — сказал он.
— Привет, милый. Как Степан?
— Нормально. Дай я помогу.
Он взял у нее сковородку, и она благодарно опустилась на стул.
— Устала?
— Немного. Жара замучила.
Гена посмотрел на жену — волосы прилипли к вискам, лицо раскраснелось, но она улыбалась. Его жена. Мать его будущего ребенка.
— Ивань, — начал он и запнулся.
— Что, милый?
— Может, кондиционер поставим? В спальню хотя бы. А то ты мучаешься.
Она удивленно подняла глаза:
— Ты же говорил — дорого.
— Поставим, — твердо сказал он. — Завтра же поеду, куплю.
Из коридора донесся голос Максима:
— Мам, я на тренировку!
— Подожди! — крикнул Гена. — Я тебя отвезу!
— Да я на автобусе…
— Я сказал — отвезу. Заодно поговорим.
Пацан удивленно высунулся из-за угла:
— О чем?
— Да так… Может, на рыбалку в выходные махнем? Если мама отпустит.
Максим переглянулся с матерью. Та пожала плечами, улыбаясь.
— Ну… можно, — осторожно согласился парень.
— Вот и договорились. Пять минут — и едем.
Когда Гена вернулся после тренировки, Иванна все еще была на кухне. Он сел рядом, взял ее руку:
— Прости меня.
— За что?
— За все. За то, что ною постоянно. За то, что… — он не нашел слов.
— Гень, что случилось? Вы со Степаном поругались?
— Наоборот. Он мне глаза открыл.
Иванна погладила его по щеке:
— Я знаю, что тебе тяжело. Я вижу. И детям с тобой непросто — они же привыкли только ко мне. Но мы справимся, правда? Мы же семья.
«Семья», — повторил про себя Гена. Почему-то от этого слова стало тепло. Не душно, как в гараже, а именно тепло.
— Да, — сказал он. — Мы семья.
