— Ну, как дела на работе, милая? – Сергей оторвался от своего ноутбука, когда Даша, сбросив туфли у порога, прошла в комнату. Его голос звучал беззаботно, даже весело, словно он не замечал ни её осунувшегося лица, ни тяжёлого вздоха, вырвавшегося из её груди вместе с запахом офисной пыли и выхлопных газов.
Даша молча опустила сумку на стул. Слова застревали в горле. Хотелось сказать многое: про квартальный отчёт, который пришлось переделывать в третий раз из-за чьей-то ошибки, про скандального клиента, высосавшего из неё все соки, про то, как она мечтала весь день просто прийти домой и рухнуть в тишине. Но вместо этого она лишь устало повела плечом.
— Нормально. Как обычно, – её взгляд скользнул по комнате. На журнальном столике перед диваном, где обычно обитали только пульт и пара её книг, теперь красовалась гора из обёрток от шоколадных батончиков и пустая пачка из-под чипсов.
Рядом, сиротливо приткнувшись к подлокотнику, валялся телефон Лены, экран которого тускло светился, отражая какую-то яркую картинку из социальной сети. Сама Лена, сестра Сергея, уже полгода как «временно» поселившаяся у них, видимо, только что покинула своё лежбище, оставив после себя этот живописный натюрморт.
Даша прошла на кухню, надеясь налить себе хотя бы стакан воды. Холодильник встретил её зияющей пустотой на полках, где ещё утром стояли контейнеры с едой, приготовленной ею на пару дней вперёд. Остался только одинокий пакет молока и пол-лимона. На столе сиротливо белели крошки от хлеба и масляное пятно. Картина, увы, привычная.
— Серёж, – позвала она, стараясь, чтобы голос не звучал слишком резко, хотя внутри всё уже клокотало от подступающего раздражения. – А Лена сегодня опять весь день дома просидела? Я просила её хотя бы в магазин сходить, список на холодильнике висел.
Сергей появился в дверях кухни, на его лице было выражение лёгкого недоумения, смешанного с привычной уже защитной реакцией.
— Даш, ну что ты сразу начинаешь? Она же осваивается. Город большой, всё для неё новое. Стресс, понимаешь? Я сам схожу, не проблема. Что купить-то надо было?
— Осваивается? – Даша невесело усмехнулась, наливая воду из фильтра. Стакан в её руке чуть подрагивал. – Полгода уже осваивается, Серёж. Институт, куда она так рвалась поступать из своей деревни, бросила через месяц, заявив, что «это не её».
Работу даже не пытается искать. Освоение у неё заключается в круглосуточном сидении в телефоне и опустошении нашего холодильника. Я, конечно, всё понимаю, сестра, родная кровь, но всему же есть предел.
Сергей подошёл ближе, осторожно положил руку ей на плечо. Его прикосновение, которое раньше успокаивало, теперь вызывало лишь глухое раздражение.
— Ну, не будь такой строгой, – мягко проговорил он. – Она молодая ещё, ранимая. Не всё сразу получается. Мы же семья, должны поддерживать друг друга. Вот увидишь, она скоро возьмётся за ум, найдёт себе занятие. Просто ей нужно немного времени, чтобы… ну, прийти в себя, что ли.
«Прийти в себя от чего? От безделья?» – чуть не сорвалось у Даши с языка, но она промолчала, сделав большой глоток воды. Спорить сейчас было бесполезно. Сергей, как всегда, будет до последнего защищать свою любимую младшую сестрёнку, находя тысячи оправданий её лени и инфантильности.
Даша уже проходила это. Сотни раз. Каждый её намёк, каждая попытка поговорить серьёзно натыкались на стену его братской любви и непонимания. Она устало отставила стакан.
— Ладно, проехали, – сказала она, стараясь придать голосу безразличные нотки. – Я в душ. И, пожалуйста, сходи ты уже в магазин, а то на ужин у нас сегодня только святой дух и твои обещания.
Сергей, обрадованный, что буря, кажется, миновала, тут же засуетился, схватил со стола смятый список продуктов.
— Конечно-конечно, милая! Сейчас всё будет! Ты только отдохни. Он чмокнул её в щёку и выскользнул в прихожую. Даша слышала, как он обувается, как тихонько переговаривается с Леной, которая, видимо, высунула нос из своей комнаты, привлечённая их разговором. Потом хлопнула входная дверь.
Даша прошла в ванную, включила воду. Горячие струи немного расслабили напряжённые мышцы, но не смогли смыть тяжесть, накопившуюся за день, за недели, за эти бесконечные полгода. Она закрыла глаза, представляя, как ещё недавно они жили с Сергеем вдвоём. Спокойно, размеренно. Да, были свои трудности, не без этого, но они были их общими трудностями.
А теперь… теперь в их жизни появилась Лена, и всё пошло наперекосяк. Выйдя из душа, она услышала, как Сергей вернулся. Он раскладывал продукты на кухне, что-то весело напевая себе под нос. Даша накинула халат и прошла к нему.
— Спасибо, что сходил, – сказала она, стараясь быть хотя бы вежливой. Сергей обернулся, его лицо сияло. Он явно был доволен собой и тем, как ловко «разрулил» ситуацию.
— Да не за что, всегда пожалуйста! – он подошёл к ней, обнял. – Слушай, я тут с Ленкой поговорил, пока ты в душе была… Она, в общем… – он немного замялся, подбирая слова. – Она решила пока отдохнуть от всего. Ну, от поисков работы, от мыслей об учёбе.
Говорит, устала очень, перенервничала. Хочет просто побыть дома, прийти в себя. Ну, и, естественно, она пока у нас поживёт. Я подумал, это же хорошо, правда? Отдохнёт, сил наберётся, а там, глядишь, и всё наладится.
Даша замерла. Его слова, произнесённые таким будничным, почти радостным тоном, словно речь шла о какой-то приятной мелочи, ударили её под дых. Она медленно отстранилась от него, и её лицо, ещё недавно просто уставшее, стало жёстким, как камень. Внутри что-то оборвалось. Последняя ниточка терпения, которую она так долго и так старательно пыталась сохранить.
Воздух в кухне, мгновения назад наполненный беззаботной болтовнёй Сергея и запахом свежих продуктов, внезапно загустел, стал почти невыносимо плотным. Даша смотрела на мужа так, словно видела его впервые – и это новое, отрезвляющее видение ей категорически не нравилось.
Её лицо, ещё мгновение назад выражавшее лишь усталость и сдерживаемое раздражение, теперь словно высекли из гранита, а в глазах, обычно таких тёплых, карих, вспыхнули холодные, стальные искры, не предвещавшие ничего хорошего.
— Серёжа, ты серьёзно? – её голос, лишённый всяких привычных интонаций, прозвучал так тихо, что Сергею пришлось невольно напрячь слух.
Но эта обманчивая тишина была подобна затишью перед ураганом. В ней таилась такая спрессованная сила, такая ледяная, непреклонная решимость, что весёлая, самодовольная улыбка медленно сползла с его лица, уступая место недоумению.
— А… что не так, Даш? – он всё ещё не понимал, или, скорее, отказывался понимать, причину её внезапной и пугающей перемены. – Ну, отдохнёт человек немного. Имеет же право. Она же не чужая нам, своя…
Даша сделала едва заметный шаг вперёд, и Сергею инстинктивно захотелось отступить назад, подальше от этой незнакомой, жёсткой женщины, в которую превратилась его жена. В её выпрямившейся фигуре, в каждом едва уловимом движении сквозила едва сдерживаемая, но оттого ещё более опасная ярость.
— Имеет право? Отдохнуть? – повторила она, чеканя каждое слово с убийственной точностью, и в её голосе теперь отчётливо прорезалась опасная, режущая сталь. – Твоя сестра, Серёжа, уже полных шесть месяцев живёт у нас на всём готовом, палец о палец не ударив для этого дома!
Она приехала сюда, якобы грызть гранит науки, бросила этот пресловутый институт через три несчастных недели, даже не попытавшись вникнуть! Она не сделала ни одной, слышишь, ни одной реальной попытки найти себе работу, хотя бы самую простенькую, чтобы не сидеть у нас на шее!
Всё её так называемое «освоение» в большом городе заключается в круглосуточном зависании в своём телефоне, в поглощении продуктов, которые я покупаю и готовлю после своей, между прочим, не самой лёгкой работы, и в превращении гостевой комнаты, нашей гостевой комнаты, заметь, в подобие свинарника! И после всего этого великолепия она ещё и «отдыхать» от чего-то собралась? За наш с тобой, а точнее, за мой счёт?
Сергей открыл было рот, чтобы по привычке вставить что-то примирительное, оправдательное, но Даша не дала ему такой возможности. Её прорвало. Всё то, что копилось в ней долгими месяцами, всё её глухое недовольство, её растущая усталость, её горькая обида на мужа за его непробиваемую слепоту и преступное попустительство, вырвалось наружу неудержимым, уничтожающим потоком.
— Так вот, передай своей драгоценной сестрице, которая, видишь ли, «устала» и «перенервничала», – она буквально выплюнула эти слова, не скрывая своего презрения, – что моё терпение не просто лопнуло, оно испарилось, исчезло без следа.
— И что ты предлагаешь?
— Если твоя сестра хочет бросить учёбу и не хочет работать, то пусть собирается и валит назад в свою деревню, потому что просто так жить она у нас не будет!
Эта фраза, брошенная с такой силой, повисла в напряжённом воздухе кухни, оглушив Сергея своей категоричностью. Он смотрел на жену широко раскрытыми глазами, в которых смешались растерянность, неверие и подступающее возмущение.
Он привык к её периодическим вспышкам недовольства, к упрёкам, которые обычно гасились его обещаниями «обязательно поговорить с Леной» и её последующим усталым, почти обречённым смирением. Но такого он от неё не ожидал. Такой холодной, безапелляционной, почти жестокой ярости.
— Даша, ты… ты что такое говоришь? – наконец сумел выдавить он из себя, его голос слегка дрогнул, но не от страха, а от нарастающего возмущения. – Ты с ума сошла? Выгнать Лену? Практически на улицу? Она же моя сестра! Родная! Куда она пойдёт, по-твоему?
— Туда, откуда приехала! – отрезала Даша, её взгляд был твёрд, как закалённая сталь, и не выражал ничего, кроме непреклонности. Она скрестила руки на груди, всем своим видом демонстрируя, что решение принято окончательно и обжалованию не подлежит. – В свою деревню, к маме с папой! Которые, я нисколько не сомневаюсь, будут только счастливы принять свою «уставшую» доченьку на заслуженный «отдых».
Или пусть ищет себе другое пристанище. Съёмную комнату, койко-место в общежитии, мне всё равно! Но только не в моей квартире и уж точно не за мой счёт! Я не собираюсь больше содержать взрослую, трудоспособную девицу, которая искренне считает, что все вокруг ей чем-то обязаны!
Сергей побагровел от смеси гнева и обиды. Обвинения в адрес сестры он ещё мог как-то стерпеть, списать на женскую усталость и раздражительность, но это прямое, безжалостное нападение на его родственные чувства, на его, как ему казалось, мужское право защищать свою семью, вывело его из равновесия.
— Да как ты можешь так говорить?! Какая же ты… бессердечная, Даша! У неё просто сложный период в жизни! Ей нужна наша поддержка, понимание, а ты… ты её фактически вышвыриваешь вон, как какого-то паршивого котёнка! Я думал, ты другая! Я всегда считал, что для тебя семья – это что-то святое, незыблемое!
— Семья – это когда оба супруга вкладываются в неё, Серёжа! – парировала Даша, не повышая голоса, но от этого её слова звучали ещё более весомо и убедительно. – Когда есть взаимопонимание, взаимоуважение и взаимопомощь! А то, что происходит в нашем доме последние полгода, семьёй назвать язык не поворачивается!
Это больше похоже на то, что одна я, как ломовая лошадь, тяну эту лямку за троих, пока двое других прекрасно устроились у меня на шее и свесили ножки! Ты хоть раз удосужился посчитать, сколько реальных денег уходит на содержание твоей «бедной, несчастной, ранимой» сестрёнки?
На её бесконечные «хотелки», на её развлечения, на ту еду, которую она поглощает в неимоверных количествах, даже не задумываясь о том, откуда всё это берётся и каким трудом достаётся?
Она резко подошла к холодильнику, рывком распахнула дверцу, красноречиво демонстрируя его полупустые полки, где ещё утром было изобилие.
— Вот! Полюбуйся на это! Это наглядный результат её «отдыха» и «прихождения в себя» только за сегодняшний день! А я, между прочим, после двенадцатичасового рабочего дня, должна ещё вставать к плите и готовить ужин на всю вашу честную компанию! Тебе это кажется нормальным?
Тебе кажется нормальным, что твоя сестра, здоровая, как бык, девица, не в состоянии даже тарелку за собой помыть или пакет с мусором до контейнера донести, не говоря уже о чём-то большем? Сергей молчал, лишь тяжело дышал и сжимал кулаки до побелевших костяшек.
Аргументы Даши были убийственно точны и неоспоримы, но признать их правоту означало бы предать сестру, встать на сторону жены, которая, по его глубокому убеждению, проявляла сейчас непростительную, почти нечеловеческую жестокость.
В этот самый напряжённый момент в дверях кухни, словно почуяв неладное, нарисовалась сама виновница разгорающегося скандала – Лена. Она была в своих обычных коротеньких шортиках и какой-то невнятной, растянутой майке, волосы растрёпаны после дневного сна, а на лице застыло выражение оскорблённой невинности, смешанное с деланным испугом.
Она явно слышала весь предшествующий разговор или, по крайней мере, его самую громкую и неприятную для неё часть. — Серёжа… Даша… что тут у вас происходит? Вы так сильно кричите… Я… я что-то сделала не так? – её голос был тонким и жалобным, безошибочно рассчитанным на то, чтобы вызвать прилив сочувствия у брата и заставить Дашу почувствовать себя виноватой.
Даша медленно, очень медленно повернулась к ней. В её глазах не было ни капли привычного сочувствия или снисхождения. Только холодная, оценивающая, беспощадная ярость. Спектакль только начинался.
Появление Лены, с её тщательно разыгранным недоумением и дрожащими нотками в голосе, стало для Даши тем самым катализатором, который окончательно смешал все реагенты в её душе, вызвав неконтролируемую цепную реакцию.
Она перевела свой тяжёлый, немигающий взгляд с Сергея на его сестру, и в этой мертвенной тишине, повисшей на кухне, Лена невольно поёжилась. Привычные уловки, безотказно действовавшие на брата, здесь, похоже, давали сбой.
— Что ты сделала не так, Лена? – Дашин голос был обманчиво спокоен, но в его глубине клокотала такая вулканическая ярость, что даже Сергей, стоявший чуть поодаль, почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. – Ты действительно не понимаешь, что ты сделала не так? Или это очередная часть твоего бесконечного спектакля под названием «бедная я, несчастная, пожалейте меня все»?
Лена отступила на шаг, её глаза испуганно забегали между братом и Дашей, ища поддержки. Она явно не ожидала такого прямого, лобового удара. Обычно Даша ограничивалась колкими замечаниями или молчаливым недовольством, которое Лена с лёгкостью игнорировала.
— Даш, ну что ты такое говоришь… Я же… я же стараюсь вам не мешать, – пролепетала она, её губы дрогнули, а в глазах предательски заблестела влага, готовая вот-вот пролиться крокодиловыми слезами. – Мне просто… просто очень тяжело сейчас. Я не знаю, что мне делать, куда идти…
— Тяжело? – Даша сделала ещё один шаг вперёд, сокращая дистанцию, и Лена инстинктивно вжалась в дверной косяк. – А мне, по-твоему, не тяжело, Лена?
Мне не тяжело вкалывать с восьми утра до восьми вечера, а иногда и дольше, чтобы потом приходить домой и видеть, как ты, совершенно здоровая и полная сил девица, целый день провалялась на диване, оставив после себя срач и пустой холодильник? Мне не тяжело выслушивать отчёты твоего брата о том, как ты «устала» и «перенервничала», ничего при этом не делая?
— Даша, прекрати! – вмешался наконец Сергей, его голос был полон упрёка, обращённого исключительно к жене. Он шагнул вперёд, загораживая собой сестру, словно защищая её от неминуемой расправы. – Ну что ты набросилась на неё? Она же не специально! Видишь, ты её до слёз довела!
Этот жест, эта открытая демонстрация того, на чьей он стороне, окончательно вывели Дашу из себя. Она перевела свой пылающий взгляд на мужа.
— Я её довела до слёз? Серёжа, ты вообще в своём уме? Или эта твоя слепая братская любовь окончательно застлала тебе глаза и отключила остатки здравого смысла? Ты не видишь, что она просто манипулирует тобой, как и всегда? Что все эти её «слёзы» и «страдания» – это дешёвая актёрская игра, рассчитанная на такого вот простофилю, как ты?
Лена, почувствовав за спиной надёжную защиту брата, мгновенно преобразилась. Слёзы высохли, так и не успев пролиться, а на смену испугу и деланной кротости пришло выражение откровенной враждебности. Маска невинной овечки была сброшена, и из-под неё выглянул хищный оскал.
— А ты просто завидуешь! – выпалила она, её голос неожиданно обрёл силу и резкость. – Да, завидуешь! Завидуешь, что Серёжа меня любит больше, чем тебя! Что я молодая и красивая, а ты… ты просто злая мегера, которая боится, что он меня выберет, а не тебя! Тебе просто жалко денег на родную сестру своего мужа! Ты всегда была жадной и эгоистичной!
Кухня, казалось, взорвалась от этих слов. Сергей ошеломлённо посмотрел на сестру, явно не ожидая от неё такой прыти и таких оскорблений в адрес жены. Но даже теперь он не нашёл в себе сил её остановить. Он лишь растерянно переводил взгляд с разъярённой Лены на окаменевшую от её наглости Дашу.
— Лена, что ты такое несёшь?! – наконец выдавил он, но в его голосе не было ни строгости, ни осуждения, скорее растерянность и запоздалая попытка сохранить лицо. – Перестань немедленно! Даша, ну… она же не со зла… она просто…
— Она просто обнаглевшая, ленивая и неблагодарная девица, которую ты сам же и распустил своим попустительством! – ледяным тоном прервала его Даша, её взгляд был прикован к Лене, и в нём не было ничего, кроме холодного презрения. – Завидовать тебе, Лена?
Чему завидовать? Твоей беспросветной глупости? Твоей неспособности взять на себя ответственность даже за собственную жизнь? Твоему умению сидеть на чужой шее и при этом ещё и кусать руку, которая тебя кормит? Нет, милочка, таким «достоинствам» я точно не завидую.
— Ах ты… – Лена задохнулась от ярости, её лицо исказилось. Она сделала шаг вперёд, готовая, казалось, вцепиться Даше в волосы, но Сергей инстинктивно выставил руку, преграждая ей путь.
— Хватит! Обе! – рявкнул он, наконец-то обретая подобие решимости, хотя было уже слишком поздно. Скандал разгорелся с новой, неудержимой силой. – Даша, ты тоже хороша! Нельзя же так с человеком! Она гость в нашем доме!
— Гость?! – Даша нервно рассмеялась, и этот смех прозвучал на кухне, как треск разбитого стекла. – Серёжа, гость – это тот, кто приходит на пару дней, максимум на неделю! А тот, кто живёт у тебя полгода, жрёт твою еду, пользуется твоими вещами и при этом палец о палец не ударяет, чтобы хоть как-то облегчить тебе жизнь, называется по-другому! Нахлебник! Паразит! Тунеядец!
И не надо мне тут рассказывать про её «тяжёлый период»! У неё вся жизнь – один сплошной «тяжёлый период», потому что она просто не хочет ничего делать! Ей удобно так жить – за чужой счёт!
— Да как ты смеешь так говорить о моей сестре?! – взорвался Сергей, его лицо налилось краской. Он забыл о своей роли миротворца и теперь полностью встал на сторону Лены. – Она моя кровь! И я не позволю тебе её унижать! Если тебе что-то не нравится, можешь сама убираться отсюда!
— Это моя квартира, Серёжа! – голос Даши оставался обманчиво спокойным, но каждое слово падало, как удар молота. – Моя! В которую ты пришёл жить. И в которой твоя сестра сейчас устраивает этот цирк. Так что, если кто-то и должен отсюда убираться, то это уж точно не я.
Лена, видя, что брат полностью на её стороне, снова осмелела.
— Вот именно! – подхватила она злорадно. – Это квартира моего брата! А ты тут никто! Приживалка! И всегда ею была! Думаешь, он тебя любит? Да он просто пользуется тобой, потому что ты удобная! Готовишь, убираешь, деньги в дом приносишь! А как только появится кто-то получше, он тебя тут же вышвырнет! Сергей стоял между ними, как вкопанный, его лицо перекашивалось от противоречивых эмоций.
Он понимал, что Лена переходит все границы, но её слова, как ни странно, находили какой-то отклик в его душе, задевая застарелые обиды и комплексы. А Дашина ледяная уверенность, её непреклонность выводили его из себя. Ссора разрасталась, как снежный ком, катящийся с горы, захватывая всё новые и новые пласты взаимных обид, упрёков и скрытых претензий.
Атмосфера в кухне накалилась до предела.Слова Лены, полные яда и злобы, повисли в раскалённом воздухе кухни. Сергей, казалось, на мгновение потерял дар речи, ошеломлённый такой откровенной наглостью сестры, но и одновременно задетый её грубой лестью, её попаданием в какие-то его тайные, неудовлетворённые амбиции и обиды на Дашу.
Даша же, напротив, слушала этот поток оскорблений с выражением почти отстранённого, ледяного спокойствия. Словно она наблюдала за неприятным, но предсказуемым поведением низшего существа. Эта её холодность, это презрительное спокойствие бесили Сергея и Лену ещё больше, чем открытая ярость.
Когда Лена наконец замолчала, выдохнув последнюю порцию желчи, Даша медленно, с расстановкой произнесла, глядя прямо на мужа, игнорируя его сестру, словно та была пустым местом:
— Значит так, Серёжа. Я больше не намерена терпеть этот балаган в своём доме. И я не буду повторять дважды. Либо твоя ненаглядная сестра прямо сейчас, сию минуту, начинает собирать свои манатки и к вечеру её духу здесь не будет. Либо ты собираешь свои вещи вместе с ней. Выбирай. Немедленно.
Это был не просто ультиматум. Это был приговор. Холодный, беспощадный, не допускающий никаких апелляций. Сергей смотрел на жену, и в его взгляде боролись страх, гнев и полное непонимание того, как их жизнь, ещё недавно казавшаяся ему вполне сносной, вдруг рухнула в эту пропасть.
Он привык, что Даша, поворчав, в конце концов уступает, что её можно уговорить, разжалобить. Но сейчас перед ним стояла чужая, незнакомая женщина с глазами из полярного льда.
— Даша… ты… ты не можешь так… – его голос дрогнул, но уже не от возмущения, а от подступающего отчаяния. – Это же… это же не по-человечески! Куда она пойдёт на ночь глядя?
— Меня это не волнует, – отрезала Даша, её голос был ровным и безжизненным, как кардиограмма покойника. – Она достаточно взрослая девочка, чтобы позаботиться о себе. Или ты можешь проявить свою братскую любовь и отправиться вместе с ней искать ей пристанище. Решай. Время пошло.
Лена, услышав это, поняла, что игра окончена. Никакие слёзы, никакие истерики на Дашу больше не действовали. Её лицо исказилось от злобы.
— Да пошли вы все к чёрту! – взвизгнула она, её голос сорвался на фальцет. – Думаешь, я так мечтаю оставаться в твоей вонючей конуре, где меня каждый день попрекают куском хлеба?
Да я лучше под мостом буду ночевать, чем терпеть такую, как ты, рядом! – она развернулась и, демонстративно громко топая, бросилась в комнату, которую занимала. Через мгновение оттуда послышался грохот выдвигаемых ящиков и звук, с которым вещи небрежно швыряются в сумку.
Сергей растерянно посмотрел вслед сестре, потом снова на Дашу.
— Ты… ты видишь, что ты наделала? – с упрёком спросил он, хотя в его голосе уже не было прежней уверенности. – Ты просто разрушаешь всё! Нашу семью…
— Нашу семью, Серёжа, разрушила твоя сестра своим появлением и твоё слепое потакание её прихотям, – спокойно возразила Даша, не отводя взгляда. – Я лишь ставлю точку в этой затянувшейся и унизительной для меня истории. Так что ты решил? Ты идёшь с ней? Помогать паковать чемоданы и утешать «бедную, несчастную»?
В комнате Лены что-то с грохотом упало на пол. Затем она появилась в дверях, таща за собой объёмную спортивную сумку, из которой во все стороны торчали какие-то вещи. Лицо её было красным от злости и напряжения.
— Я всё! – заявила она, с вызовом глядя на Дашу. – Можешь радоваться, гадина! Ты своего добилась! Но учти, Серёжа тебе этого никогда не простит! Никогда! Ты останешься одна, старая и никому не нужная! – она с ненавистью плюнула на пол у Дашиных ног.
Сергей дёрнулся, хотел что-то сказать, возможно, даже остановить сестру, но Даша опередила его. Её голос оставался таким же ледяным и ровным.
— Проваливай. И постарайся больше никогда не попадаться мне на глаза. Ни ты, ни твой брат, если он решит последовать за тобой.
Лена злобно фыркнула, схватила сумку и, толкнув плечом застывшего в нерешительности Сергея, выскочила в прихожую. Через несколько секунд хлопнула входная дверь – громко, вызывающе, окончательно. В квартире воцарилась тишина. Тяжёлая, давящая, полная невысказанных упрёков и рухнувших надежд. Сергей стоял посреди кухни, опустив плечи, и смотрел на Дашу так, словно она была его личным палачом.
— Ну что, довольна? – наконец выдавил он из себя, его голос был хриплым и безжизненным. – Добилась своего? Выгнала мою сестру. Разрушила всё, что у нас было. Теперь ты счастлива?
Даша медленно подошла к столу, взяла чашку, из которой пила воду, и спокойно ополоснула её под краном. Её движения были точными и размеренными, без малейшего намёка на волнение.
— Я сделала то, что должна была сделать гораздо раньше, Серёжа, – сказала она, не оборачиваясь. – Я избавила свой дом от паразита. И, возможно, от человека, который оказался слишком слаб, чтобы быть настоящим мужчиной и партнёром. Она поставила чашку на сушилку и только тогда повернулась к нему. В её глазах не было ни злости, ни триумфа.
Только холодная, безмерная усталость и какая-то окончательная, бесповоротная пустота. — А теперь, будь добр, реши, что ты будешь делать дальше. Если ты считаешь, что я поступила неправильно, если твоя сестра для тебя дороже, чем наши отношения… чем я… то дверь ты знаешь где. Можешь идти за ней. Я тебя не держу.
Сергей смотрел на неё, и на его лице отражалась вся гамма чувств: от обиды и гнева до растерянности и какого-то запоздалого, смутного прозрения. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он вдруг понял, что Даша не шутит. Что это конец. И что бы он сейчас ни сказал, это уже ничего не изменит. Он молча развернулся и вышел из кухни.
Даша слышала, как он прошёл в их спальню, как открыл шкаф. Она не шелохнулась, продолжая стоять у раковины, спиной к двери. Через несколько минут он появился на пороге кухни с дорожной сумкой в руке. Их взгляды встретились. В его глазах была немая боль и упрёк. В её – только холодное, безучастное спокойствие. Он ничего не сказал. Просто прошёл мимо неё, к выходу.
Хлопок входной двери прозвучал в оглушительной тишине квартиры уже не так громко, как у Лены. Он был другим – глухим, окончательным, ставящим жирную точку в их общей истории. Даша осталась одна. В пустой квартире, где ещё недавно кипели страсти, теперь царила только она – тишина. И эта тишина была не звенящей или тяжёлой. Она была просто… пустой.
Как и её душа в этот момент. Опустошённая, но, как ни странно, свободная. Впереди была неизвестность, но она знала одно – так, как было, уже никогда не будет. И это, пожалуй, было единственным, что имело значение…
