— Соль где? Я же просила поставить солонку на стол! Оля, ты вообще меня слушаешь?
Тарелка с салатом грохнулась об пол. Осколки разлетелись по кухне. Ольга стояла у плиты, сжимая край столешницы побелевшими пальцами.
— Всё. Хватит. Я больше не буду это терпеть.
Галина Васильевна выпрямилась на стуле. Лицо покраснело, глаза сузились.
— Что ты сказала?
— Я сказала — хватит. Три года вы приходите в мой дом и унижаете меня. Три года я молчу. Больше не буду.
— В твой дом? — Галина Васильевна рассмеялась. — Это дом моего сына! Ты здесь временно!
Антон сидел между ними, как между двух огней. Смотрел в тарелку. Молчал.
— Антон, — голос Ольги дрожал. — Скажи хоть что-нибудь.
Он поднял голову. Посмотрел на жену, потом на мать. Открыл рот. Закрыл.
— Вот и всё, — Ольга бросила полотенце на стол. — Ужинайте вдвоём.
Дверь спальни хлопнула. Галина Васильевна довольно хмыкнула.
— Истеричка. Я же говорила — не пара она тебе. Посмотри, как себя ведёт! Тарелки бьёт!
— Мам…
— Что «мам»? Ты меня позоришь, Антон. Женился на первой встречной, а теперь она тут командует. Хозяйка нашлась!
Антон встал. Начал собирать осколки.
— Оставь! Пусть сама убирает. Набросала — пусть и убирает.
— Это я уберу, мам.
— Ты? Ты теперь за ней прислуживаешь? Я тебя не для этого растила!
Он выбросил осколки в мусор. Вымыл руки. Сел обратно.
— Антон, посмотри на меня.
Он посмотрел. Мать постарела за последние годы. Морщины стали глубже. Волосы поседели. Но взгляд остался прежним — властным, требовательным.
— Выбирай. Я или она. Больше я это терпеть не буду.
— Мам, не надо так…
— Надо! Три года я терплю эту… эту выскочку. Хватит. Либо ты разводишься и возвращаешься ко мне, либо я больше не хочу тебя видеть.
— Это несерьёзно.
— Очень серьёзно. У тебя неделя.
Она встала. Взяла сумку.
— Подумай хорошенько. Я тебя одна вырастила. Всю жизнь положила. А она что для тебя сделала? Готовить не умеет, детей нет, работа какая-то… Подумай.
Дверь закрылась. Антон остался один на кухне. Недоеденный ужин. Разлитый чай. Запах валокордина — мать всегда пила его «от нервов».
Он прошёл в спальню. Ольга сидела на кровати, обхватив колени руками.
— Прости.
— За что? За то, что опять промолчал?
— Я не знаю, что делать.
— Знаешь. Просто боишься.
Она была права. Он боялся. Всю жизнь боялся расстроить мать. Она растила его одна, отец ушёл, когда Антону было пять. Мать работала на двух работах. Отказывала себе во всём. «Всё для тебя, сынок. Ты у меня один.»
И он старался. Хорошо учился. Поступил в институт. Нашёл работу. Жил с матерью до тридцати двух лет. Пока не встретил Ольгу.
Мать сразу её невзлюбила. «Старая дева. Тридцать лет, не замужем. Что-то с ней не так.» Но Антон влюбился. Впервые в жизни.
Свадьба была скромной. Мать пришла, но весь вечер молчала. А потом начались визиты. Советы. Замечания. Сначала мелкие — не так готовишь, не так убираешь. Потом хуже — не так одеваешься, не так говоришь, не так живёшь.
Ольга терпела. Ради него терпела.
— Она поставила ультиматум, — сказал Антон.
— Знаю. Слышала.
— Что мне делать?
Ольга посмотрела на него. Устало. Печально.
— Ты правда не знаешь?
Ночь они не разговаривали. Лежали спиной друг к другу. Антон не спал. Думал.
Утром мать позвонила.
— Ну что, подумал?
— Мам, давай поговорим спокойно…
— Нечего говорить. Да или нет?
— Это не так просто…
— Очень просто. Кто тебе важнее — мать или эта?
— Не называй её «эта».
— О, уже защищаешь! Молодец! А мать бросить готов?
— Я никого не бросаю…
— Бросаешь! Предаёшь! Я для тебя жизнь положила!
Она бросила трубку. Антон сидел с телефоном в руке. На работе не мог сосредоточиться. Коллеги спрашивали — всё ли в порядке. Кивал. В порядке.
Вечером пришёл домой — Ольга собирает вещи.
— Ты куда?
— К подруге. На пару дней.
— Оль, не надо…
— Надо. Мне нужно подумать.
— О чём?
Она остановилась. Посмотрела на него.
— О том, хочу ли я жить с человеком, который не может защитить нашу семью. Даже от собственной матери.
— Это же моя мать!
— А я твоя жена. Или это ничего не значит?
— Значит, но…
— Но мать важнее. Я поняла.
— Я этого не говорил!
— Ты вообще ничего не говоришь! Три года молчишь! Три года я слушаю, какая я плохая жена. Что не умею готовить — хотя готовлю каждый день. Что не слежу за домом — хотя убираю по выходным. Что бесплодная — хотя мы даже не пытались завести детей!
— Она не имела права…
— А ты? Ты имел право молчать? Сидеть и жевать, пока она меня унижает?
Антон молчал. Что тут скажешь? Правда режет глаза.
— Я не буду участвовать в вашем семейном театре, — Ольга застегнула сумку. — Или мы живём как семья — или ты будешь жить с мамой. Решай.
— Вы обе меня душите!
Сорвалось. Накипело. Ольга замерла.
— Прости, — пробормотал он. — Я не хотел…
— Нет, всё правильно. Мы тебя душим. Бедный Антон. Две женщины мучают. Одна родила и вырастила. Другая любит и живёт рядом. Кошмар какой.
Она ушла. Антон остался в пустой квартире. Сел на диван. Закрыл лицо руками.
Мать звонила каждый день.
— Ну что? Выгнал?
— Мам, давай не будем…
— Будем! Неделя прошла.
— Она сама уехала. К подруге.
— Вот и отлично! Пусть там и остаётся. Возвращайся домой.
— Это мой дом.
— Твой дом там, где мать!
Ольга не звонила. Он звонил ей десять раз. Сбрасывала вызов. Что сказать? «Прости, я трус»? «Вернись, я всё улажу»? Как улажу, если ничего не меняется?
На работе начальник отозвал в сторону.
— Антон, что происходит? Ты третий отчёт заваливаешь.
— Простите. Личные проблемы.
— Решай быстрее. Или личные, или рабочие — выбирай.
Выбирай. Все требуют выбрать. А как, если любой выбор — предательство?
Вечером поехал к матери. Она открыла дверь, улыбнулась.
— Вот и сынок вернулся! Проходи, я грибной супчик сварила. Твой любимый.
Села на привычное место. Налила грибной суп. Нарезала хлеб. Как в детстве. Как всегда.
— Мам, нам нужно поговорить.
— Кушай сначала. Потом поговорим.
— Нет. Сейчас.
Она насторожилась.
— О чём?
— Я женат. И останусь с ней.
Ложка выпала из рук. Звякнула о тарелку.
— Что?
— Я люблю Ольгу. Она моя жена. Моя семья.
— Семья? Я тебе не семья?
— Семья. Но…
— Но?! Какое «но»? Я тебя родила! Вырастила! Ночей не спала! А ты меня на бабу меняешь!
— Я никого не меняю. Просто у меня теперь своя жизнь.
— Своя? С ней? Она тебе мозги промыла!
— Нет, мам. Это мой выбор.
Галина Васильевна встала. Лицо побелело.
— Выбор? Ты выбрал?
— Да.
— Против матери?
— Не против. Просто…
— Уходи.
— Мам…
— УХОДИ! Нет у меня больше сына! Умер мой сын!
— Не говори так…
— Ты не сын мне! Я тебя растила — а ты с бабой продался! Предатель!
Она плакала. Кричала. Билась в истерике. Антон стоял в прихожей. Смотрел на мать — маленькую, несчастную, одинокую. Сердце разрывалось.
— Мам, я буду приходить. Звонить. Ты же знаешь…
— Не смей! Не звони! Не приходи! Нет у меня сына!
Он вышел. Дверь захлопнулась. Из-за двери — рыдания.
Сел в машину. Руки дрожали.
Набрал Ольгу.
— Я хочу домой.
— Это ты мне говоришь?
— Тебе. Домой — к тебе.
Молчание. Потом:
— Приезжай.
Она открыла дверь. Усталая. Похудевшая за неделю. Красивая.
— Проходи.
Сели на кухне. Она сварила кофе. Молча пили.
— Я был у матери.
— И?
— Сказал, что остаюсь с тобой.
— Что она?
— Выгнала. Сказала, что у неё больше нет сына.
Ольга вздохнула.
— Мне жаль.
— Правда?
— Правда. Я не хотела, чтобы так. Просто хотела нормально жить.
— Знаю.
Опять молчание.
— Я выбрал, — сказал Антон. — Но мне от этого не легче. Я потерял мать, а тебя пока не вернул.
— Почему не вернул?
— Потому что ты меня не простила. И правильно делаешь.
— Я не злюсь на тебя.
— А что?
— Не знаю. Устала, наверное. От всего этого. От войны за тебя.
— Прости.
— За что? За то, что ты любишь мать? Это нормально. За то, что не мог выбрать? Тоже понятно. Просто…
— Что?
— Просто мне было очень одиноко. Рядом с тобой, но одиноко. Как будто я одна против всего мира.
— Больше не будешь одна. Обещаю.
— Не обещай. Просто будь рядом.
Она встала. Подошла к нему. Обняла. Он уткнулся лицом ей в живот. Она гладила его по голове.
— Плачь, если хочется.
И он заплакал. Впервые за много лет. Оплакивал мать, которую потерял. Детство, которое кончилось. Выбор, который сделал.
Ольга стояла и гладила его по голове. Просто была рядом.
Потом легли спать. Обнявшись. Молча. Усталые.
Месяц прошёл. Галина Васильевна не звонила. Антон звонил каждый день. Слушал гудки. Клал трубку.
Ольга не спрашивала. Видела. Понимала.
Жизнь потихоньку налаживалась. Готовили вместе. Гуляли по вечерам. Разговаривали. Учились быть семьёй. Настоящей. Без третьего лишнего.
Но пустота осталась. Там, где раньше была мать.
— Может, съездить к ней? — спросила однажды Ольга.
— Она не откроет.
— Попробуй.
— Зачем? Чтобы снова услышать, что я предатель?
— Чтобы она знала — ты не исчез. Просто вырос.
Антон покачал головой. Рано ещё. Раны свежие. У обоих.
— Знаешь, — сказал он. — Я думал, самое сложное — сделать выбор.
— А оказалось?
— Оказалось, жить с ним. Каждый день просыпаться и помнить — я выбрал. И теперь с этим жить.
— Жалеешь?
— Нет. Просто больно.
— Пройдёт.
— Когда?
— Не знаю. Но пройдёт. Всё проходит.
Она была права. Всё проходит. И боль тоже. Остаются шрамы — напоминание о том, что было. О цене, которую заплатил. О выборе, который сделал.
