— Опять макароны? — Игорь поморщился, заглянув в кастрюлю. — Третий день подряд.
Я молча помешала соус, стараясь не смотреть на его недовольное лицо. В голове мелькнула мысль о том, что раньше он радовался любому ужину, который я готовила после работы.
Даже той самой яичнице, которую я сожгла в первый день после свадьбы.
— Может, сам что-нибудь приготовишь? — предложила я, зная ответ заранее.
— У меня сегодня было три собеседования, — он плюхнулся на диван. — Устал как собака.
Три собеседования за последний год. Именно столько раз он соизволил выйти из дома по делу, а не в магазин за выпивкой.
Я накрыла на стол, поставила тарелки, вилки. Игорь включил телевизор на полную громкость.
— Громче сделай, соседи еще не проснулись, — не удержалась я.
— Что ты сказала?
— Ничего. Ешь давай.
Он нехотя встал с дивана, подошел к столу. Взял вилку, попробовал макароны, снова поморщился. Я ела молча, думая о том, как восемь лет назад мы сидели в крошечной съемной квартирке и мечтали о будущем.
Он тогда работал менеджером в автосалоне, я — бухгалтером в небольшой фирме. Денег едва хватало, но мы были счастливы.
— Слушай, Кать, — начал он, отодвигая тарелку. — Мне тут Серега звонил. У него есть бизнес-идея.
Внутри все сжалось. Очередная бизнес-идея. За три года, что он не работает, их было десятки.
Доставка суши, производство свечей ручной работы, выращивание микрозелени на подоконнике. Каждая требовала вложений, каждая проваливалась через месяц.
— И что за идея? — спросила я устало.
— Автосервис. Серега говорит, место выгодное, клиенты уже есть. Нужны только начальные вложения. У Сереги уже есть все инструменты. Только на съем.
— Сколько?
— Ну… триста тысяч примерно.
Я чуть не подавилась. Триста тысяч — это пять моих зарплат. Даже если не есть и не платить за квартиру.
— Игорь, у нас таких денег нет.
— Есть же бабушкина дача, — он сказал это так буднично, словно предлагал продать старый велосипед. А продав её и машину можно взять.
Дача. Единственное, что осталось мне от бабушки. Маленький домик с печкой, яблоневый сад, грядки с клубникой.
Каждое лето моего детства прошло там. Бабушка учила меня варить варенье, показывала, как правильно сажать помидоры, рассказывала сказки на веранде.
— Дачу я продавать не буду, — отрезала я.
— Почему? Ты же там бываешь раз в год максимум.
— Это память.
— Память не поможет нам встать на ноги, — он встал из-за стола. — Ты просто не хочешь, чтобы я преуспел. Тебе нравится, что я от тебя завишу.
Обвинение было настолько несправедливым, что я даже не нашлась с ответом. Просто сидела и смотрела, как он уходит в комнату, хлопнув дверью.
Утром я проснулась от грохота на кухне. Игорь гремел посудой, явно демонстрируя свою обиду.
Я натянула халат и вышла из спальни. На столе стояла пустая бутылка — видимо, вчера после нашего разговора он еще и выпивал.
— Кофе будешь? — спросила я примирительно.
— Сама пей свою бурду, — буркнул он.
Я молча сварила кофе, налила себе чашку. Игорь сидел за ноутбуком, что-то яростно печатал.
Раньше это означало поиск работы, теперь — очередной спор в комментариях под постом о машинах.
— Кать, я серьезно вчера говорил, — начал он, не отрываясь от экрана. — Серега уже договорился о помещении. Если мы сейчас не войдем, упустим шанс.
— Игорь, я же сказала…
— Да что ты сказала? — он резко захлопнул ноутбук. — Ты вообще понимаешь, как мне тяжело? Три года я ищу себя, пытаюсь найти дело жизни, а ты только критикуешь!
Ищет себя. В холодильнике, на диване, в компьютерных играх. Я прикусила язык, чтобы не сказать это вслух.
— Я не критикую. Я просто прошу тебя быть реалистом.
— Реалистом? — он вскочил со стула. — Знаешь, что реально? То, что моя жена жадная эгоистка! Держится за старую развалюху, где даже туалета нормального нет!
— Это память о бабушке…
— Память! — он передразнил меня. — А то, что твой муж ходит как оборванец, тебя не волнует? Мне даже не на чем к Сереге съездить!
И тут он выдал ту самую фразу, от которой у меня перехватило дыхание:
— Продай дачу и купи мне машину! Хотя бы подержанную! Я же твой муж, должна обо мне заботиться! А остатки спустим на автосервис, все в бизнес.
Я смотрела на него и не узнавала. Где тот парень, который дарил мне полевые цветы, потому что на розы не хватало денег? Который готов был работать на двух работах, лишь бы у нас была своя квартира?
— Во-первых, — я старалась говорить спокойно, — дача записана на меня. Во-вторых, даже если я ее продам, денег хватит максимум на первый взнос за нормальную машину. А выплачивать кредит кто будет?
— Я найду работу!
— Когда? Через три года? Через пять?
Он подошел ко мне вплотную, и я невольно отступила назад.
— Знаешь что? Мне Серега правильно говорит — ты меня не любишь. Любящая жена поддержала бы мужа, помогла бы встать на ноги. А ты… ты просто используешь меня!
— Я использую тебя? — голос сорвался на крик. — Я, которая пашу с утра до вечера? Которая оплачиваю все счета, покупаю продукты, убираю квартиру?
— Вот! — он ткнул в меня пальцем. — Вечно ты мне это припоминаешь! Думаешь, мне легко от твоих денег зависеть?
— Тогда найди работу!
— Да пошла ты! — он схватил куртку и направился к двери. — Серега прав, ты токсичная! Вечно все контролируешь, душишь меня!
Дверь хлопнула так, что задрожали стекла. Я осталась стоять посреди кухни, глядя на недопитый кофе. Руки мелко дрожали.
Вечером позвонила Ленка, моя лучшая подруга.
— Катюх, ты как? Голос какой-то странный.
— Нормально, — соврала я. — Просто устала.
— Слушай, давай завтра пересечемся? В нашем кафе, часов в семь?
Я хотела отказаться, но Ленка настояла. Игорь к вечеру не вернулся, только написал смс: «Я у Сереги, подумай над моим предложением».
В кафе Ленка заказала нам по бокалу и в упор посмотрела на меня.
— Рассказывай.
— Что рассказывать?
— Кать, у тебя синяки под глазами, ты похудела. И не говори, что это от работы.
Я сделала глоток вина и вдруг начала говорить. Про три года безработицы, про бесконечные бизнес-идеи, про дачу и машину. Ленка слушала молча, только хмурилась все сильнее.
— Кать, а ты понимаешь, что это абьюз?
— Какой абьюз? Он меня пальцем не тронул.
— Эмоциональный абьюз. Он обвиняет тебя во всех своих неудачах, манипулирует чувством вины, требует продать единственную память о бабушке ради своих хотелок.
— Но он же мой муж…
— И что? Это дает ему право паразитировать? Катя, очнись! Вспомни себя восемь лет назад. Ты была веселая, энергичная, глаза горели. А сейчас?
Я посмотрела на свое отражение в зеркале напротив. Уставшая женщина с потухшим взглядом. Когда я успела превратиться в загнанную лошадь?
— А помнишь Ольгу с параллельного потока? — продолжала Ленка. — Она тоже терпела такого. Пять лет.
Продала квартиру родителей на его бизнес. Знаешь, где она сейчас? Снимает комнату и выплачивает его долги. А он с новой девушкой живет.
Домой я возвращалась пешком, хотя до квартиры было далеко. Нужно было подумать. В голове крутились слова Ленки, и чем больше я думала, тем яснее понимала — она права. Все эти годы я оправдывала Игоря.
Кризис среднего возраста, сложности с трудоустройством, нужно поддержать. А он тем временем просто сел мне на шею.
Дома горел свет. Игорь вернулся. Я открыла дверь и услышала голоса — он с кем-то говорил по телефону.
— Да я ей уже сказал! Пусть продает свою халупу… Нет, Серег, ты не понимаешь, она просто жадная… Вцепилась в эту дачу, как будто там клад зарыт…
Я тихо прошла на кухню, достала из шкафа пакеты. Начала складывать вещи — документы, любимую кружку, фотографию с бабушкой. Игорь появился в дверном проеме.
— Ты чего делаешь?
— Ухожу.
— Куда это?
— К маме пока. А там посмотрим.
— Кать, ты что, серьезно? Из-за какой-то дачи?
Я повернулась к нему:
— Не из-за дачи. Из-за того, что ты превратился в человека, которого я не знаю. Который требует продать память о самом дорогом человеке ради машины. Который три года сидит на моей шее и еще обвиняет меня в эгоизме.
— Да ты просто…
— Я просто устала, Игорь. Устала быть виноватой в твоих неудачах. Устала слышать, что я тебя не поддерживаю, когда я единственная, кто тебя содержит. Устала.
Я взяла пакеты и пошла к выходу. Он попытался преградить дорогу:
— Катя, давай поговорим! Ну не будь дурой!
— Разговаривать надо было три года назад. Когда ты уволился и решил «искать себя». Пропусти.
— Ты пожалеешь! Вернешься еще, на коленях приползешь!
Я усмехнулась:
— Возможно. Но это будет уже не твоя забота.
За дверью я остановилась, сделала глубокий вдох. Страшно? Да. Но впервые за долгое время я чувствовала себя свободной.
Телефон завибрировал — Игорь названивал. Я сбросила вызов и пошла к остановке.
Мама ждала с чаем и пирогом с капустой. Обняла, ничего не спросила. Только сказала:
— Бабушка гордилась бы тобой. Она всегда говорила — не давай никому топтать твою душу.
И я впервые за три года уснула спокойно.
Первую неделю я просто спала. Мама не трогала меня лишними вопросами, только приносила чай и бутерброды. На работе сказала, что болею.
На седьмой день я проснулась и поняла — хватит. Достала телефон, который все это время лежал выключенным.
Сорок три пропущенных от Игоря. Двадцать сообщений. Я пролистала, не читая, и удалила все. Потом позвонила начальнице.
— Катя! — Вера Павловна обрадовалась. — Как ты? Мы волновались.
— Извините, сейчас уже получше.
— Понимаю. Когда выйдешь?
— Завтра, если можно.
На работе все делали вид, что ничего не произошло. Только Маринка из соседнего отдела подмигнула и шепнула:
— Молодец, что ушла от этого паразита.
Оказывается, все всё видели. Как я худела, как приходила с красными глазами, как оправдывалась за опоздания, хотя опаздывал Игорь — я подвозила его на очередное «важное дело».
Через две недели я сняла квартиру. Однокомнатную, маленькую, но свою. Мама предлагала жить у нее, но мне нужно было личное пространство.
В первый вечер в новой квартире я сидела на полу — мебели еще не было — и плакала. От облегчения.
— Катя! Открой! Я знаю, что ты там!
Грохот в дверь разбудил меня в субботу утром. Игорь. Как он узнал адрес?
— Уходи, или я вызову полицию, — сказала я через дверь.
— Да ладно тебе! Давай поговорим по-человечески!
— Нам не о чем говорить.
— Кать, ну я погорячился! Давай все вернем!
Я молчала. Он еще минут десять уговаривал, потом начал угрожать:
— Ты думаешь, так просто от меня избавишься? У нас совместно нажитое имущество! Я через суд заберу половину всего!
— Какое имущество, Игорь? — я не выдержала. — Квартира моей мамы? Или дача моей бабушки? Может, мою зарплату, на которую ты жил три года?
— А предметы быта? Техника?
— Холодильник, который купила я? Стиральная машина, за которую платила я? Телевизор — подарок моих родителей на свадьбу?
Он замолчал, потом зло выплюнул:
— Ты еще пожалеешь!
Шаги удалились. Я выглянула в окно — он сел в машину Сереги и уехал. Руки дрожали. Нужно было что-то делать.
В понедельник я пошла к юристу. Милая женщина выслушала меня и улыбнулась:
— Не переживайте. У него нет никаких прав ни на что. Дача получена по наследству до брака, совместных детей нет. Максимум — может претендовать на половину купленной в браке мебели.
— А если он будет преследовать?
— Напишем заявление в полицию. И разведем вас быстро, раз детей нет.
Развод прошел на удивление легко. Игорь сначала пытался торговаться, требовал компенсацию «за моральный ущерб», но судья — седой мужчина с усталыми глазами — только хмыкнул:
— Молодой человек, вы три года не работали, жили на содержании супруги. Какой еще моральный ущерб?
Игорь попытался что-то объяснить про поиски себя и отсутствие поддержки, но судья его оборвал:
— Решение принято. Брак расторгнут. Следующий!
На выходе из суда Игорь попытался со мной заговорить:
— Ну что, довольна? Разрушила семью!
Я прошла мимо. Он крикнул вслед:
— Да кому ты нужна! Старая карга, еще и жадная!
Мне было тридцать два. Если это старость, то что тогда молодость? Вечное обслуживание инфантильного мужика?
Весна пришла неожиданно рано. В конце марта я впервые за год поехала на дачу. Открыла калитку, вошла во двор. Все заросло, покосилось. Бабушкин дом смотрел на меня укоризненно.
Я засучила рукава и начала уборку. Выгребла мусор, вымыла окна, протопила печку. К вечеру дом ожил. Я сидела на веранде с кружкой чая и думала — как хорошо, что не продала. Это не просто дом. Это место силы.
— Извините! Тут кто-то есть?
Я обернулась. У калитки стоял мужчина лет тридцати пяти, в джинсах и клетчатой рубашке.
— Я тут живу. То есть, это моя дача.
— О, простите! Я Михаил, купил участок через два дома отсюда. Увидел дым из трубы, думал, может, воры.
— Нет, не воры. Катя.
— Очень приятно. Если что нужно будет — стучитесь. Я по выходным тут.
Он ушел, а я еще долго сидела на веранде. Обычный сосед. Но впервые за долгое время мужчина разговаривал со мной без претензий, требований и обвинений.
Лето я провела на даче. Взяла отпуск, уехала на все три недели. Копалась в земле, сажала цветы, варила варенье из бабушкиной малины.
Соседи оказались милыми людьми. Баба Зина справа делилась рассадой помидоров, дядя Коля слева чинил забор.
Михаил заглядывал по выходным. Сначала просто здоровался, потом начал задерживаться поболтать. Оказалось, он программист, тоже недавно развелся.
— Знаете, что самое сложное? — сказал он как-то, помогая мне чинить теплицу. — Заново научиться жить для себя. Столько лет живешь для кого-то, подстраиваешься, а потом бац — и ты один. И не знаешь, чего сам хочешь.
Я кивнула. Точно так же чувствовала себя первые месяцы.
— Но знаете, — продолжил он, — это и освобождает. Можешь есть пельмени три дня подряд, и никто не скажет, что ты не умеешь готовить.
Можешь в два ночи решить, что хочешь научиться играть на гитаре. И никто не скажет, что это блажь.
— А вы научились? На гитаре?
— Пытаюсь. Соседи пока не жалуются.
Мы засмеялись. Легко так, без напряжения.
В августе позвонила Ленка:
— Кать, сидишь?
— Сижу. Что случилось?
— Твой бывший, кажется, женится.
Я ждала, что будет больно. Но не было. Только легкое удивление.
— И кто невеста?
— Какая-то Алина. Ей двадцать три, работает в салоне красоты.
Серега сказал Маринке, та мне. Игорь при ней такой весь деловой ходит, рассказывает про свой будущий автосервис.
— Бедная девочка.
— Это точно. Кстати, он всем рассказывает, что ты его бросила из-за жадности. Что он просил немного денег на бизнес, а ты пожалела.
— Пусть рассказывает.
И правда — пусть. Те, кто меня знает, правду и так понимают. А мнение остальных меня не волнует.
Осенью на работе предложили повышение. Начальник отдела уходила в декрет, искали замену.
— Катя, ты идеальная кандидатура, — сказала Вера Павловна. — Ответственная, пунктуальная, с людьми ладишь.
Я согласилась не раздумывая. Зарплата выше, работа интереснее. А главное — я снова поверила в себя.
В октябре случайно встретила Игоря в торговом центре.
Он шел с девушкой — молоденькой, яркой. Увидел меня, дернулся было в сторону, но деваться было некуда.
— Привет, — буркнул он.
— Привет.
Девушка смотрела на меня с любопытством. Игорь не представил нас друг другу, и я прошла мимо.
Обернулась через несколько шагов — он что-то горячо ей объяснял, размахивая руками. Наверное, рассказывал, какая я плохая.
Дома я открыла бутылку сока, налила бокал и подняла тост:
— За бабушку. За ее дачу. За то, что не продала.
Новый год я встречала на даче. Мама сначала возмущалась — как это одна, да еще за городом. Но я настояла.
Нарядила елку, приготовила оливье, достала бабушкины елочные игрушки.
В одиннадцать вечера раздался стук в дверь. Михаил стоял на пороге с бутылкой шампанского и коробкой конфет.
— Простите, что вторгаюсь. Но новый год в одиночестве — это неправильно. Можно составить компанию?
Мы сидели на веранде, несмотря на мороз. Пили шампанское, смотрели на звезды, говорили о всякой ерунде. В полночь он поднял бокал:
— За новую жизнь. За свободу выбора. За то, что мы тут.
Фейерверки расцветали над соседними участками. Я думала о том, как изменилась моя жизнь за этот год.
Болезненно? Да. Но я снова стала собой. Той Катей, которая умеет радоваться простым вещам. Которая не боится быть одна. Которая знает себе цену.
— Спасибо, — сказала я Михаилу.
— За что?
— За компанию. За то, что не дали встретить год в одиночестве.
— Это вам спасибо. Я бы сидел дома и жалел себя.
Мы чокнулись. И я подумала — может, все действительно к лучшему. Может, нужно было пройти через это, чтобы научиться ценить простое человеческое тепло.
Чтобы понять разницу между любовью и паразитированием. Чтобы вспомнить, кто я на самом деле.
А дача… Дача осталась со мной. Место, где живет память о бабушке. Место, где я снова научилась дышать. Место, которое я никогда и никому не продам.
