Телефон пискнул. Андрей взглянул на экран — сообщение от Лидии:
«Ты ведь успеешь на выходных привезти картошку с рынка? Нам с Виталей тяжело таскать».
Ни «как ты», ни «здоров ли». Только поручение. Так всегда — сестра вспоминала о нем, когда нужно что-то привезти, принести, сделать.
Андрей поднял взгляд, осматривая свое пристанище: облупленные стены, ржавая буржуйка в углу, занавеска с прорехами, закрывающая хлипкую дверь в спальню. Домик, который никогда не предназначался для постоянного проживания.
На столе, покрытом выцветшей клеенкой, стояла коробка с ле карствами — от давления, для суставов, витамины. Шестьдесят три года отмечались не тортом со свечами, а новыми таб летками.
Он медленно поднялся, подошёл к печке, потрогал буржуйку — та была чуть тёплой. На полу рядом валялись дрова, кое-как нарубленные. Вздохнув, он вернулся к окну и прошептал:
— А ведь это я им квартиру отдал… Сам. Своими руками.
Квартира на улице Школьной, двухкомнатная, сталинка с высокими потолками и скрипучими половицами, досталась Андрею Сорокину не случайно. Он досмотрел бабушку до последнего дня, водил её по врачам, возил в больницу, менял подгузники, выносил судно — всё, как положено.
Сестра Лидия приезжала разве что раз в пару месяцев с тортом и рассказами про внука. Тогда и решили: Андрею — квартира бабушкина, а сестре — родительская, трёшка в центре с лифтом и балконом.
Он и не спорил. Бабушка тогда уже почти не говорила, только моргала в ответ. Через полгода её не стало. Андрей не стал устраивать делёжку — оформил всё, как и говорили.
— Мы ж не чужие, — уверяла Лидия, сложив руки на груди. — И тебе будет спокойно, и нам ближе к центру.
— По-человечески решили, — одобрительно кивнул тогда Виталий, зять. — Не как у других — по судам таскаться.
Андрей горько усмехнулся этому воспоминанию. «По-человечески«… Теперь он сидел в продуваемом ветром дачном домике, а его собственная квартира, в которую он вложил столько сил и средств, была занята сестрой и её мужем.
Полгода после оформления наследства Андрей вкладывал в ремонт каждую копейку. Поставил автономное отопление, заменил трубы, окна, полы. Утеплил стены, кухню обустроил — не богато, но с душой: белый кафель, рабочая поверхность из дерева, аккуратные шкафчики с блестящими ручками.
На стене висели часы в форме солнца, рядом — фотография покой ной жены. Они не дожили до пенсии вдвоём: р а к забрал её быстро. Детей не было, и Андрей остался один. До тех пор, пока не встретил Анну. Скромная, приветливая женщина из соседнего города, вдова, бухгалтер на пенсии. Сначала общались по переписке, потом — встречи, поездки, и в один момент он просто остался у неё.
Квартира на Школьной пустовала. Андрей иногда заезжал — проведать, проветрить, проверить счётчики.
Когда Лидия появилась на пороге квартиры Анны, Андрей сразу понял: что-то случилось. Сестра выглядела смущенной, привезла коробку конфет и бутылку вина. Такая щедрость была ей несвойственна.
За обедом Лидия украдкой изучала обстановку, отмечая уют и порядок. Только к десерту она решилась заговорить о настоящей причине визита.
— Андрюш, у нас ситуация, — начала она, теребя салфетку. — Наташа, дочка моя, второго ждет. Сам понимаешь…
Андрей молча кивнул. Он прекрасно понимал, к чему она ведёт разговор.
— Ты же всё равно не живёшь там, — Лидия кивнула в неопределенном направлении, имея в виду его квартиру. — Дай нам пожить у тебя, а мы дачу и гараж продадим — купим своё.
В гостиной повисла тишина. Анна незаметно сжала его руку под столом.
— Ненадолго, правда, — добавила Лидия торопливо. — Полгода, ну год максимум. Мы уже и риелтора нашли для продажи дачи.
— Хорошо, — кивнул тогда Андрей, не умевший отказывать родным. — Ну если на время — поживите, конечно. Мы ж семья.
Первый год пролетел незаметно. Лидия исправно звонила раз в месяц, рассказывала, как внук растет, как Виталий борется с давлением, как они ищут покупателя на дачу. Андрей слушал, не перебивая, и в конце разговора неизменно слышал: «Ещё немножко, Андрюша, ты же понимаешь...»
На второй год звонки стали реже. Лидия теперь говорила короче, сестра и брат словно отдалялись друг от друга, хотя расстояние между ними не менялось. А потом начались проблемы у самого Андрея.
Осенью Анна вдруг заговорила о том, что им стоит «пересмотреть отношения». Сначала были мелкие разногласия, потом молчаливые обиды, наконец, чужая спальня на раскладном диване. К зиме Андрей понял, что его присутствие в этом доме стало в тягость им обоим.
— Мы разные люди, Андрей, — сказала Анна однажды. — Давай признаем это и разойдемся достойно.
Он собрал вещи за один день — оказалось, что за два года совместной жизни у него накопилось не так уж много личных вещей. Один потрепанный чемодан, да коробка с книгами.
Спустя два дня Андрей стоял перед дверью собственной квартиры. Ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Запах незнакомого освежителя воздуха ударил в нос.
— Андрюша? — Лидия выглянула из кухни в переднике, с половником в руке. — Ты чего не позвонил-то?
Его взгляд скользил по прихожей. Полка над вешалкой была заставлена женскими духами и кремами. На крючках висели чужие куртки и шляпы. Из комнаты доносился звук телевизора — очевидно, Виталий смотрел свои вечерние новости.
— Я домой вернулся, — произнес Андрей, проходя дальше.
Он остановился на пороге гостиной. Его книжный шкаф теперь был забит хрустальными сервизами и фарфоровыми статуэтками. На стенах висели чужие фотографии. В углу стоял новенький телевизор.
— Ты что, прямо сейчас хочешь, а мы куда? — Лидия нервно вытирала руки о передник. — У нас ведь все вещи здесь. И Виталий болеет опять, давление скачет.
Виталий кивнул с дивана, не отрываясь от новостей.
— А как же дача? Гараж? — спросил Андрей хрипло.
— Ой, сейчас такие цены, — замахала руками Лидия. — Кому нужна старая дача? А машина совсем сдала, того и гляди развалится. Ты не переживай, мы что-нибудь придумаем…
Лидия суетливо расставляла чашки на маленьком журнальном столике, который теперь стоял в центре гостиной — совсем не там, где его всегда ставил Андрей.
— Послушай, мы всё обдумали, — начала она, разливая чай. — У нас ведь есть дача. В Озёрках.
Андрей ухмыльнулся. Дача. Небольшой участок с покосившимся домиком, который отец своими руками подлатал перед уходом. Шесть соток, заросшие малиной и смородиной.
— Там же летний домик, — пробормотал он.
— Мы в прошлом году буржуйку поставили, — вмешался Виталий, тяжело опускаясь в кресло. — Тепло будет, сейчас же весна. К зиме утеплим.
Лидия присела рядом с Андреем, взяла его за руку.
— Там колодец хороший, — продолжала она. — И «Жигули» папины стоят, на ходу. Будешь в магазин ездить. Ты же всегда любил уединение, природу…
Андрей молчал.
— Ты же видишь Виталика. Да и я — давление скачет, ноги отекают. Нам съёмную квартиру не потянуть, — сдавленно произнесла сестра. — А ты… ты один. Тебе проще.
На следующий день Андрей кинул в багажник сумку, пакет с едой, аптечку. Старые «Жигули» завелись не сразу. С глухим ворчанием машина выехала из двора.
Дача встретила холодом и тишиной. В углу — железная буржуйка с ржавой дверцей. Кровать узкая, матрас продавлен. У окна — стол с облупленной столешницей. От стен тянуло сыростью.
Первая ночь на даче выдалась холодной. Буржуйка, несмотря на заверения Виталия, чадила и давала тепло только вблизи себя. Андрей лежал под двумя одеялами, стараясь не думать о том, что его жизнь пошла под откос.
Утром он обнаружил, что вода в чайнике замерзла. Растопив печь, он осмотрел домик при дневном свете. В углах — плесень, половицы скрипят, крыша в одном месте протекает. И это — его новый дом?
К колодцу вела узкая тропинка, заросшая прошлогодней травой. Каждое ведро воды давалось с трудом — за зиму без дела мышцы ослабли, спина ныла. Умывшись ледяной водой, Андрей решил съездить в магазин.
«Жигули» завелись только с третьей попытки. Дорога до сельпо, по словам Лидии «всего два километра», оказалась разбитой колеёй, по которой старенькая машина еле ползла.
— Новенький, что ли? — спросила продавщица, когда он набирал консервы и крупы. — На Кривушкиной даче поселился?
— Это моя дача, — сухо ответил Андрей.
— Как скажешь, — усмехнулась женщина. — Только Кривушкины там лет двадцать живут, каждое лето.
Возвращаясь, Андрей пробил колесо. Пришлось менять на обочине, руки скользили от грязи и пота. Вместе с болью в спине нарастала жгучая обида.
Вечером, разогревая консервы на дрожащем пламени буржуйки, он вспомнил слова сестры: «Ненадолго, правда. Полгода, ну год максимум».
Прошло уже почти три года. А у него теперь — чадящая печка, колодец с ледяной водой и ржавые «Жигули».
Вечером в дачном доме снова вырубился свет. Ветер стучал в ставни, буржуйка чадила, а Андрей лежал под двумя одеялами и дрожал. К утру он проснулся с тяжелой головой и саднящим горлом. Старенький градусник из аптечки показал 38,2. Растопив печь непослушными руками, он закутался в одеяло и сидел, глядя в одну точку.
День сменился вечером, лекарства не помогали. На второй день температура подскочила до 39. В ушах звенело, перед глазами плыли цветные пятна. «Так и уме реть можно», — мелькнула отрешенная мысль.
Собрав остатки сил, Андрей доковылял до «Жигулей». Машина натужно закашляла, но завелась. Дорога до города казалась бесконечной. Дважды он останавливался, борясь с головокружением.
Когда он позвонил в дверь своей квартиры, её открыла Лидия. В махровом халате, с намазанным кремом лицом и бигуди в волосах. Из кухни доносился смех и запах жареной курицы.
— Ой, ты чего так рано? — выдохнула она, пряча удивление за наигранной радостью. — Мы тут… гостей ждали…
Андрей молча прошёл в коридор, поставил сумку у стены и снял промокшие ботинки. Потом выпрямился и посмотрел на сестру.
— Лида, — тихо сказал он. — Это моя квартира. По документам. Я тебя не выгоняю прямо сейчас, но, если мы не договоримся, придётся в суд идти.
Лидия отступила на шаг, глаза расширились.
— Ты что? Виталий, иди сюда! Братец наш угрожает!
Но Андрей уже прошел мимо нее, сбросил куртку на пол прихожей и направился в свою спальню.
— Мне нужно лечь. У меня температура под сорок, — он оглянулся на застывшую сестру. — А завтра поговорим. О сроках вашего выезда.
Он закрыл дверь спальни и рухнул на кровать, не снимая обуви. Впервые за много месяцев он чувствовал не только жар болезни, но и огонь решимости внутри.
Через неделю Андрей сидел в кабинете юриста, Елены Сергеевны. На столе лежали документы — соглашение о разделе наследства, техпаспорт, выписка из Росреестра. Бумаги не вызывали сомнений: квартира официально принадлежала ему.
— Итак, Андрей Николаевич, согласно документам, квартира принадлежит исключительно вам, — сказала юрист, внимательно проверяя строки. — Никаких договоров аренды или временного проживания вы не заключали?
— Нет, всё на словах было, — Андрей машинально потрогал горло. Простуда отступала, но осадок от болезни остался.
— Скажу прямо, — Елена Сергеевна поправила очки, — с юридической точки зрения ваша позиция безупречна. Вы можете подать заявление на выселение. Но поскольку речь идёт о родственниках, суд может затянуться.
Андрей кивнул. Руки дрожали. Не от страха — от того, как долго он тянул с этим решением.
В зале суда было душно. Андрей сидел прямо, не оборачиваясь на Лидию с Виталием. Сестра тихо всхлипывала, прижимая к лицу платок.
— Суд постановил: удовлетворить исковые требования Сорокина Андрея Николаевича, — голос судьи звучал монотонно. — Предоставить ответчикам Кривушиной Лидии Николаевне и Кривушину Виталию Петровичу срок в один месяц для освобождения жилого помещения.
Стук молотка прозвучал как вы стрел.
В коридоре Лидия догнала брата, вцепилась в рукав. Её глаза покраснели, тушь размазалась.
— Как ты мог?! Это же родительская квартира! Это память, это наша семья! — её голос сорвался на крик. — Ты бы мать с отцом выгнал, да?!
Мимо проходили люди, с любопытством оглядываясь. Кто-то даже остановился.
Андрей осторожно высвободил рукав. Впервые за много месяцев он чувствовал не ярость, не обиду, а спокойную уверенность.
— Лида, ты сама выгнала меня. Не в лоб, но выгнала. — произнёс он тихо. — А я… я просто возвращаюсь домой. Всё. Мы взрослые. Давай без театра.
Он повернулся и пошёл к выходу. За спиной слышались причитания сестры и успокаивающий голос Виталия. Но впереди была свобода — и его квартира, которая через месяц снова станет домом.
Прошло полгода.
Лидия с Виталием теперь снимали однушку в панельной девятиэтажке у железной дороги. Говорили всем, что «временно», что «ищут получше», но даже знакомые уже не спрашивали — понимали, как оно бывает.
Андрей снова жил в своей квартире. В прихожей — тишина. Ни чужих тапок, ни вороха пакетов. Пальто висело аккуратно, рядом на крючке — короткий поводок: в начале весны он подобрал с улицы худого рыжего кота. Назвал Яшей. Теперь тот обитал на подоконнике, грелся на солнце и встречал его у двери с требовательным мяуканьем.
Звонок в дверь застал его за завтраком. На пороге стояла Марина Сергеевна, соседка с третьего этажа — статная женщина с добрыми глазами.
— Андрей Николаевич, спасибо, что помогли с проводкой вчера, — она улыбнулась, протягивая тарелку с домашним пирогом. — Как же приятно, когда мужчина дома. Я бы сама не справилась.
— Да ничего сложного, — он принял угощение. — Зайдёте на чашку кофе?
Марина кивнула, и они вместе прошли на кухню. Яша, как полагается хозяину, тут же подбежал, обнюхал гостью и, одобрительно замурлыкав, запрыгнул на подоконник. Андрей провёл рукой по его шерсти, и кот довольно заурчал. Улыбнувшись, Андрей подумал:
«Дом — это не про метры. Это про то, как ты себя чувствуешь. Когда спокойно. Когда понимаешь — ты здесь не в гостях. Ты здесь свой. Хозяин»
