Надя застыла, как будто её окатили ледяной водой.
— Что вы сейчас сделали?! — голос её дрогнул. — Вы залезли в мою сумку?!
Людмила Аркадьевна повернулась, даже не смутившись. На лице — спокойствие и какая-то снисходительная усталость.
— Чего ты так всполошилась? Я взяла немного, на нужды. Всё равно ведь вместе живём, значит — общий бюджет.
— Это моя зарплата! — Надя шагнула вперёд, внутри всё клокотало. — Верните, пожалуйста. Это личные средства!
— Господи, опять это “моё, твоё”… — фыркнула Людмила Аркадьевна, складывая купюры в аккуратную стопку. — В семье не делятся, в семье всё общее. Учись быть женой и не устраивай спектакль на пустом месте.
И с этими словами она развернулась и ушла в спальню, не дожидаясь ответа.
Надя осталась стоять посреди комнаты, руки дрожали, щеки горели. В груди поднималась волна злости и унижения. Она глубоко вдохнула, пытаясь держать себя в руках. Но одно она поняла точно: так больше не будет. Ни слова. Ни копейки. Ни капли доверия.
В то утро, когда на пороге их квартиры появилась мать Егора, Надя стояла у зеркала в прихожей и безуспешно пыталась уложить волосы. Сегодня был её первый день на новой должности, и, как назло, ни одна прическа не выглядела убедительно. На полке скопилась целая гора заколок, шпилек и резинок, а в отражении — всё те же растрёпанные пряди и напряжённое лицо.
— Дыши, Надь, всё нормально, — прошептала она себе, приглаживая волосы влажными пальцами. Попыталась улыбнуться — вышло неубедительно.
Егор показался в дверях кухни.
— Ты классно выглядишь, честно, — он подошёл и слегка коснулся губами её лба.
— Ну, хоть кто-то так считает, — криво усмехнулась Надя и снова поправила воротничок блузки.
Она только собралась надеть туфли, когда в дверь громко постучали. Егор вздохнул, пошёл открывать. За дверью стояла Людмила Аркадьевна — с потекшей тушью, красными глазами и объёмным чемоданом.
— Мама?.. — удивлённо протянул он.
Мать бросилась обнимать его, срываясь на рыдания.
— Я ушла от него! Всё, хватит! — почти выкрикнула она, картинно вытирая лицо краем платка. — Не вернусь! После всего, что я для него сделала… пусть теперь сам!
Надя вышла в коридор, натягивая пальто, и встретилась взглядом с Егором.
— Можешь остаться у нас, мам, — неловко сказал он, всё ещё держа чемодан.
— Конечно, — подтвердила Надя, сдержанно улыбаясь. — Разберёмся позже.
— Спасибо, родные мои, — вздохнула Людмила Аркадьевна и подвинула чемодан к стене. Надя смотрела, как она прошла на кухню, как будто уже жила здесь.
— Мы поговорим вечером, — шепнул Егор на прощание и поспешил за дверь.
И только вечером, когда они вернулись домой, Надя поняла, во что всё это выльется.
Когда Надя вернулась домой, первым делом заметила, что у входа не было её любимых домашних тапочек. Вместо них стояли дешёвые резиновые шлёпанцы, обычно предназначенные для гостей.
— Где мои тапки?.. — пробормотала она, нахмурившись, и направилась в гостиную.
Там, не спеша, по комнате расхаживала Людмила Аркадьевна как раз в тех самых тапочках. Мягкие, вязаные, с вышивкой — подарок от её мамы на день рождения. Тапки были тёплые, уютные, почти символ личной территории.
— Людмила Аркадьевна… — Надя остановилась на пороге. — Простите, но это — мои тапочки.
Свекровь обернулась и взглянула на неё с удивлением.
— Эти? Ну, да. Я их надела. Они удобные, а вон те… — она показала на гостевые. — Как пластмассовые, да ещё и скользят. Ты же не против, я думаю?
Надя сжала губы, чувствуя, как в груди всё скручивается от раздражения.
— Мне их мама подарила. Они не для гостей.
— Ну и что? Мы же теперь все свои. Не будь такой мелочной, — отмахнулась Людмила Аркадьевна и отвернулась.
Надя, чтобы не наговорить лишнего, молча ушла на кухню. Но там её ждали новые сюрпризы: стол был передвинут ближе к двери, кружки — в дальнем шкафу, а любимый чай переехал на самую верхнюю полку. Даже её фартук каким-то образом оказался в ванной.
— Всё расставила по уму. Теперь всё под рукой, — прокомментировала свекровь, заметив удивление Нади.
Спорить Надя не стала — после первого же рабочего дня у неё не осталось сил. Хотелось только душ и постель. Но стоило ей закрыть глаза, как в комнату влетела Людмила Аркадьевна.
— Ты, значит, уже легла? А ужин кто делать будет?
Надя села на кровати и устало ответила:
— Мы с Егором заехали в кафе. Я очень устала.
— В кафе? Ну, конечно! Там же ни наесться, ни согреться… Вставай, готовить будем. Или думаешь, свекровь будет голодная сидеть?
Надя стиснула зубы. Хотела возразить — но махнула рукой. Молча встала и поплелась на кухню. На сопротивление не было ни сил, ни настроя.
За ужином Людмила Аркадьевна вдруг без всякого вступления заявила:
— Я остаюсь у вас. Пока Петя не придёт в себя и не извинится — с места не сдвинусь.
Надя молча отложила вилку, взгляд её стал тяжёлым. Она знала, насколько упрям отец Егора — гордый, не из тех, кто первым идёт на примирение. А значит, надолго эта «гостевая» история затянется. И не ошиблась.
Шли недели, а Людмила Аркадьевна по-прежнему вальяжно разваливалась на диване с пультом от телевизора, с утра до ночи пересматривая сериалы. Пётр Григорьевич, судя по редким звонкам, вполне наслаждался холостой жизнью — никакого контроля, никаких придирок. Свобода, которой он, похоже, давно хотел.
А свекрови и вправду понравилось в доме сына. Утром спала до десяти, кофе приносили в постель (в первое время из вежливости), сама ничего не мыла, не стирала, не убирала — всё это почему-то ложилось на плечи Нади и Егора.
Более того, однажды Надя обнаружила на дверце холодильника аккуратно прикреплённый распорядок домашних дел. Таблица с подписями: «Понедельник — влажная уборка», «Среда — окна», «Пятница — холодильник». И внизу приписка: «Ответственные — Надя и Егор».
— А вы? — удивлённо спросила Надя.
— А я своё уже отработала, — отмахнулась Людмила Аркадьевна. — Мне положен отдых. А вы молодые, энергии хоть отбавляй. Вот и проявляйте себя.
Егор пытался пару раз вежливо поговорить, но всякий раз утыкался в стену:
— Я не двинусь никуда, пока этот упрямец не извинится! — и ставила точку.
Со временем даже у терпеливого Егора стали сдавать нервы. Надя ловила его взгляды, полные усталости и раздражения, когда мать в третий раз за вечер просила подать ей плед или принести воды.
Решающим моментом стал тот вечер, когда Надежда получила первую зарплату на новой работе. День был изматывающим, но возвращалась она домой довольна — наконец-то всё не зря. Чтобы отпраздновать, она купила коробку любимых эклеров — хотела вечером порадовать Егора.
Скинув туфли у двери, Надя положила сумку на тумбу и направилась на кухню. Но тут из прихожей донёсся подозрительный шорох. Она насторожилась. Медленно вернулась назад — и застыла на месте.
В холле, склонившись над её сумкой, в её вещах рылась Людмила Аркадьевна. Спокойно, деловито она доставала оттуда банкноты и, не торопясь, укладывала их в карман халата.
— Вы… что вы делаете?! — воскликнула Надя, голос у неё дрогнул.
Свекровь даже не вздрогнула, только бросила на неё быстрый взгляд поверх очков.
— Не кипятись. На хозяйственные нужды беру. Что, жалко?
— Это не ваше! — в груди всё сжалось, —Это мой заработок!
— Ну и что? — пожала плечами Людмила Аркадьевна. — У нас всё общее. Ты же теперь часть семьи. А я лучше знаю, куда их вложить.
С этими словами она захлопнула сумку и ушла к себе, оставив Надю стоять на месте в растерянности.
Надя молча опустилась на край дивана. Коробка с эклерами всё ещё лежала в её руках. Она посмотрела на неё, потом на дверь в комнату свекрови — и всё внутри у неё перевернулось. Нет, так больше не будет. Это был её дом. Пора действовать.
Ночью, когда в доме воцарилась тишина, Надя встала с постели и направилась на кухню. У неё была идея. В руках — маркер и пачка липких цветных стикеров. Она аккуратно, с методичностью бухгалтера, начала оклеивать технику и мебель:
«Пользование диваном — 100₽/час»,
«Чайник — 50₽ за включение»,
«Тапки — 200₽ в день»,
«Свет — 10₽ за щелчок».
Даже холодильник и сахарница не остались без «ценника».
Утром Людмила Аркадьевна зашла на кухню и застыла. На каждом предмете красовались яркие бумажки.
— Это что за балаган? — возмутилась она, обернувшись к Наде. — Я на кухню или в магазин зашла?
Надя, как ни в чём не бывало, отхлебнула чай и кивнула:
— Это тарифы. Теперь всё по справедливости. Кто пользуется — тот и оплачивает.
— Ты в своём уме?! — фыркнула свекровь. — С меня, что ли, за чайник деньги брать собираешься?
— А кто продукты покупает? Кто за свет платит? — спокойно ответила Надя. — Раз уж вы решили жить у нас, пора участвовать в расходах. Справедливо же?
— Вот наглость! — зашипела Людмила Аркадьевна, срывая бумажку с кофеварки. — 80 рублей за чашку кофе?! Да я в кафе дешевле пью!
— Можем составить договор аренды, — пожала плечами Надя. — Только учтите, коммуналка по счётчику.
— Всё, хватит! — закричала свекровь, сжав кулаки. — Вы с Егором с ума сошли! Свою же мать грабите! Я уезжаю. Да чтоб я тут ещё хоть ночь провела!
И она хлопнула дверью. Через полчаса Надя услышала, как свекровь собирает вещи.
— Алло! — донёсся голос из комнаты. — Забери меня отсюда! У них тут просто цирк, а не дом!
Чуть позже на пороге появился Пётр Григорьевич, отец Егора. Он оглядел кухню, усмехнулся и, глядя на стикеры, шепнул:
— Хитро. Нашла управу на Люду. Уважаю.
Людмила Аркадьевна прошла мимо с сумкой, кинула на тумбу несколько купюр и процедила:
— Вот тебе за свет и тапки! Ешь, не обляпайся!
Как только дверь за Людмилой Аркадьевной и Петром Григорьевичем захлопнулась , в квартире воцарилась тишина. Казалось, с плеч свалился огромный груз.
— Слава богу… — пробормотала Надя и медленно прошлась по комнате.
На каждой поверхности — комоде, шкафах, дверце духовки — всё ещё висели яркие ценники. Бумажки, что за последние дни стали оружием в борьбе за личные границы.
Надя подошла к креслу и оторвала стикер: «Использование — 100₽/час». Скомкала его в руке. Было странное ощущение — как будто не бумажку выбросила, а что-то тяжёлое из себя вытряхнула.
Одна за другой полетели в мусорник наклейки с телевизора, пульта, чайной банки. Она убирала их неторопливо, как будто заодно стирала воспоминания.
Когда вечером пришёл Егор, она встретила его у порога с усталой, но лёгкой улыбкой.
— Всё? — спросил он, глядя на чистые стены.
— Всё. Ни одного ценника, — кивнула Надя. — Дом снова наш.
— Ты крутая. Правда, — сказал он и сел рядом с ней. — Я бы так не смог.
— А я просто дошла до предела, — вздохнула Надя. — Если бы ещё немного — не выдержала бы. Она бы нас с тобой под себя подмяла. Уже график дежурств составляла.
На кухне она заметила забытый стикер на выключателе: «Свет — 10₽». Смеясь, сорвала и бросила в мусор.
— Представляешь, я ставила ценник даже на лампочку, — пошутила она.
В тот вечер они просто пили чай, ели бутерброды и никуда не спешили. Впервые за долгое время — вдвоём, в тишине. И в своём доме.