— Мама переезжает к нам, — выдавил муж, уставившись в пол.
Я замерла с ножом в одной руке и недочищенной морковкой в другой.
— Временно! — поспешил добавить он. — У нее ремонт в новом доме. Пару месяцев у нас поживет, не больше.
По спине пополз холодок. «Пара месяцев» в устах строителей обычно превращается в полгода минимум.
— А почему не к Татьяне? — спросила я спокойно.
— Ну… Ты же знаешь, у них там однушка тесная… И вообще…
Я знала это «вообще». Отношения у свекрови с дочерью сложные, после развода Татьяны они почти не общались.
— Ты ведь не против? — с надеждой посмотрел муж.
Что я могла ответить? «Конечно, против! Твоя мать с закидонами и меня терпеть не может!»
— Ну, конечно, не против, — улыбнулась я. — Постелю в гостевой, там светлее…
Паша просиял и унесся звонить маме. А я осталась на кухне с чувством, будто подписала контракт, не читая мелкий шрифт.
Свекровь моя, Софья Гавриловна, человек непростой. При всех улыбается, называет меня «доченькой», хвалит мои запеканки. Но в глазах всегда что-то такое…
Через два дня она стояла на пороге, маленькая, подтянутая, с идеальной стрижкой. Рядом с ней высоченный Паша, нагруженный чемоданами, казался, неловким и огромным.
— Мариночка! — пропела Софья Гавриловна, приближаясь для поцелуя. — Как я соскучилась!
И шепотом в ухо, чтобы сын не услышал:
— Но шторы в твоем доме просто кошмар, сразу в глаза бросаются. Надо поменять.
Шторы я покупала сама, придирчиво выбирала, советовалась с дизайнером…
— Проходите, Софья Гавриловна, — улыбнулась я. — Ваша комната готова.
— Зови меня мамой, милая, — подмигнула она. — О! А квартирка-то у вас чистенькая, даже не ожидала. Паша тот еще поросенок раньше был… Воспитываешь его? Ну молодец, молодец…
Я поймала свое отражение в зеркале: улыбка держалась, но в глазах плескалась тоска. «Два месяца», — подумала я. — «Это всего лишь два месяца».
Тогда я еще не знала, каким долгим может быть это время.
До приезда свекрови наша жизнь с Павлом текла спокойно. Уютная трешка, ремонт в которой делали вместе, кухня с барной стойкой, спальня с огромным окном, в которое заглядывает солнце. Вечерами смотрели сериалы на диване и были счастливы.
С его мамой мы не то чтобы не ладили… Я старалась быть милой, но чувствовала в ответ натянутость и слышала эти шепотки с Павлом, когда я выходила. Так что меня грызло смутное предчувствие беды.
Первая неделя прошла спокойно. Софья Гавриловна вела себя прилично. Я даже поверила, что все не так плохо.
Спектакль начался на десятый день.
— Павлуша, ты заметил, что Марина никогда не спрашивает, как у тебя дела на работе? — как бы между прочим спросила свекровь за ужином.
Павел поперхнулся.
— Ну… Мы… Обсуждаем, когда есть что обсудить.
— А-а-а, — протянула она. — Понятно. Она просто не интересуется твоей жизнью сама.
После этого стрелы полетели одна за другой.
— Ты заметил, что рубашки Марина плохо проглаживает?
— А у Марины телефон по ночам пищит… Интересно, кто написывает?
— Сынок, я видела, как Марина с соседом разговаривает… Оживленно…
Я молчала, делала вид, что не слышу. Но что-то между нами с Павлом начало трескаться. Он даже стал проверять мой телефон, когда думал, что я не вижу.
Последней каплей стал вечер вторника. Павел задержался, а я читала в гостиной. Свекровь села напротив и просто смотрела. Минуту, две, пять…
— Что-то случилось? — не выдержала я.
— Нет-нет. Просто думаю… о том, как мой сын мог так ошибиться, — сказала она тихо. — Он ведь заслуживает женщину, которая будет любить его. А ты используешь его, правда? Квартира, зарплата… Больше тебе ничего не нужно.
Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Не от ее слов, а от понимания, что она говорит это и Павлу. Каждый день, по капле выдавливает его любовь ко мне.
Хлопнула дверь, это вернулся муж. Свекровь мгновенно преобразилась.
— Сыночек! А мы тут с Мариной как раз о тебе говорили!
Я ушла в спальню и легла спать пораньше. На самом деле, притворилась спящей, чтобы не говорить с ним. Утром Павел спросил:
—Мама сказала, ты вчера была нервной. Что случилось?
Вот она, точка невозврата. Момент, когда я поняла, что свекровь уже залезла ему в голову, но еще могла вернуть мужа на свою сторону. Но примет ли он эту сторону? Ведь мне приходится сражаться не с кем-то другим, а с его мамой.
— Ничего, — улыбнулась я. — Все хорошо.
Но мы оба знали, что это неправда.
Битва за Павла разворачивалась незаметно. Я решила не сдаваться без боя.
— Паша, давай на дачу к моим съездим? — предложила я, надеясь вырваться из дома.
— В выходные не получится, — ответил он. — Обещал маме в поликлинику свозить. И в строительный, купить что-то для дома…
Теперь все было «для дома». Софья Гавриловна придумывала бесконечные поездки по магазинам. Однажды вечером Павел спросил:
— Марина, а правда, что ты встречаешься с каким-то мужиком?
Чашка едва не выпала из рук.
— Мужиком? Ты о чем?
— Мама видела, как ты разговаривала с мужчиной возле метро.
Я рассмеялась, потому что поняла, о чем речь, я встретила бывшего одноклассника недавно, поболтали пять минут.
На кухню вплыла свекровь.
— Дети, что случилось? Паша такой бледный.
— Ничего не случилось, — отрезала я.
— Марина опять нервничает, — вздохнул Павел.
Это «опять» добило меня.
Я поехала к подруге Ленке, потому что дома оставаться было невыносимо. Та выслушала и сказала:
— Подруга, если не хочешь потерять мужа, ты должна действовать. Хватит молчать!
Дома меня ждал сюрприз, Софья Гавриловна переставила мебель в гостиной и заменила мои занавески на коричневые. Гостиная стала мрачной.
— По-моему, стало как в актовом зале заштатного вуза, — заметила я.
— Сказала бы спасибо, я целый день их выбирала, — оскорбилась свекровь.
Павел поспешно добавил, видя, что мама расстраивается:
— Да, очень торжественно!
Единственной, кто меня поддержал, была золовка Татьяна. Она приехала к нам навестить мать, увидела новый «интерьер» и покачала головой.
— Началось… Сколько мать уже у вас? – шепнула она мне, когда рядом никого не было.
— Три недели.
— И сколько планирует остаться?
— Не знаю. Говорит, ремонт затягивается. Может, месяц, может, два…
— Знаешь, я вышла замуж и развелась за то время, что у нее длился предыдущий ремонт, — сообщила Татьяна. – Мой муж не выдержал соседства с ней, она его тюкала понемногу, выживала. А я не видела, защищала еще маму, думала, муж наговаривает. Ну где это видано, чтобы милая тетечка мучила здорового мужика. А когда спохватилась, было поздно.
Таня сжала мою руку:
— Поговори с Пашкой начистоту. Мне понадобилось десять лет и развод, чтобы понять, как мама манипулирует людьми. Ей просто в радость кого-то мучить. Не дай ей разрушить твою семью, как мою.
Я похолодела. Наверняка Татьяна преувеличивает. Ну, мучает меня Софья Гавриловна. Но до развода-то она нас не доведет?!
Вечером свекровь «случайно» нашла в моем шкафу старые письма от школьного парня и показала Павлу:
— А ты знал, что жена хранит любовные послания?
— Что это? — спросил он меня.
— Старые письма. Десять лет назад писали друг другу записки. Обычное дело в школе.
— И ты это… Хранишь?
— Не храню, а забыла выбросить, — пожала плечами я.
Софья Гавриловна покачала головой с видом прокурора.
— Зачем вы копаетесь в моих вещах? — спросила я прямо. — Вы же не у себя дома.
Ее глаза расширились, Павел удивленно уставился на меня.
— Марина! Как ты…
— Как я смею такое говорить твоей маме? А как она смеет копаться в моем шкафу?
Свекровь приложила руку к сердцу:
— Павлуша, я просто искала утюг…
— Утюг в кладовке, где всегда и был. Вы здесь уже три недели, неужели не запомнили?
Вечером Павел пришел в спальню:
— Мама обиделась… Она плачет.
— Я знаю.
— Зачем ты так?
— Серьезно, ты на ее стороне? А почему ты ничего не сказал, когда твоя мама полезла в мой шкаф? Или когда она намекала, что я тебе изменяю?
Он вздрогнул.
— Она не…
— Она именно это и делает, Паш. Три недели. Каждый день. И тебе это кажется нормальным, потому что она твоя мать. Но она уже развалила брак твоей сестры, теперь разваливает твой. Твоей маме просто нравится мучить людей, очнись уже.
— Не наговаривай на нее! – разозлился Павел. – Она пожилой человек и хочет как лучше!
Я только вздохнула. Уж очень происходящее напоминало то, что было с Татьяной и ее мужем.
Утром я проснулась одна, Павел не ночевал в спальне. Я нашла его на кухне, помятого, с красными глазами.
— Не спал? — спросила я.
Он покачал головой.
— Ты знаешь, где мама? Она ушла ночью, но оставила записку.
Он протянул бумажку. Почерк Софьи Гавриловны извивался: «Не буду вам мешать. Ухожу туда, где меня ценят». Я оценила трагичность этого жеста: бумажная записка, чтобы было что перечитывать, мучаясь виной.
— Я звоню, звоню, — сказал Павел. — Но телефон выключен.
— Может, она у Татьяны?
— Я звонил, нет ее там.
— Не переживай, она вернется, — попыталась я успокоить мужа.
— Это ты виновата, — вдруг заявил он. – Ты с ней ругалась, вот она и не сдержалась.
У меня только руки опустились от такого обвинения.
В полдень пришла Ленка с вином. Я написала ей сразу же о произошедшем, уж очень меня потрясли слова мужа. Хотелось ощутить хоть чью-то поддержку.
— Поздравляю! Избавились от грымзы! – закричала подруга.
Я зашипела:
— Тише! Павел волнуется.
— Ну ладно, ладно, — пошла на попятную Ленка. – Ой, Павел, здравствуй! Узнала о вашем горе. Могу чем-то помочь?
Павел не почувствовал фальши в ее голосе и кинул на меня осуждающий взгляд:
— Вот, хоть кто-то волнуется…
Ленка сочувственно мне улыбнулась.
Втроем мы до ночи обзванивали знакомых Софьи Гавриловны, дальнюю родню. Дозвонились даже до троюродного брата, который в последний раз видел ее двадцать лет назад. Но свекровушка как в воду канула.
И только вечером, когда Павел уже собрался в полицию, в двери загремел ключ. Павел первым сообразил и кинулся в прихожую навстречу Софье Гавриловне, живой, здоровой и безмятежной.
— Мам, ты куда пропала? — воскликнул Павел. — Мы так волновались!
— Я уходила, — с достоинством ответила Софья Гавриловна.
— Но куда?!
Свекровь вскинула подбородок:
— Какая разница! Ты меня не любишь, предпочитаешь мне свою жену, так что я решила, тебе будет полезно понервничать.
— Ты пыталась заставить меня волноваться? — спросил Павел. – Специально?! Пока я тут места не находил?
— Я хотела преподать урок! Чтобы ты понял, кто для тебя важнее!
Софья Гавриловна наставила на меня палец и произнесла:
— Вот из-за нее я и ушла! Смотри, стоит и лыбится!
Я правда улыбалась, от облегчения и от абсурдности ситуации. Софья Гавриловна просто сбежала! Как глупый подросток!
— Павлуша, она меня выживает! – гнула свекровь.
Но в этот раз что-то пошло не так. Павел посмотрел на сумочку в ее руках, слишком легкую для того, кто уходит из дома, и спросил:
— Мам, а где вещи?
— Какие? – растерялась Софья Гавриловна.
— Из твоего шкафа пропали вещи, поэтому я подумал, ты ушла совсем. Но в эту сумочку они не влезли.
— А, так я под кровать их запихнула! Неужели ты думаешь, я буду таскать кучу вещей. Лучше разберись с женой, которая меня выживает.
—Мам, ты сама себя выживаешь, — неожиданно рассмеялся Павел. — Ты пыталась поссорить меня с женой. Я сейчас понял, что ты творила с Танькой и ее мужем то же самое. Мне и раньше говорили, а я не верил… Знаешь, тебе лучше и правда уйти. Бери вещи и уходи сейчас.
Софья Гавриловна онемела от изумления, но потом нашла виноватую.
— Это ты! — свекровь ткнула в меня. — Ты украла у меня сыночка!
— Ваш сын никуда не делся, — ответила я. — Он все еще ваш сын, но у него своя семья. А вы ведете себя недостойно взрослого человека. Думаю, вам лучше и правда уйти.
— Согласен, — заявил Павел. – Впервые за это время согласен.
— Согласна, — пискнула и Ленка, про которую все забыли.
Конечно, Павел продолжил общаться с матерью, я бы и не потребовала прекратить общение. Но делал он теперь это за пределами нашей квартиры. Прозрев, он больше не собирался пускать ее в нашу жизнь. И за это я была ему благодарна.
