— Тебе что, больше потратить деньги не на что? — Геннадий Иванович треснул широкой ладонью по столу. — Кремы эти… туфли… Ты, может, еще шубу себе захотела?
Ирина вжала голову в плечи и крепче стиснула в руках чашку с чаем. Она и подумать не могла, что новые сапоги и крем для лица вызовут такую бурю. Обычные сапоги, даже не брендовые, и обычный увлажняющий крем из супермаркета. Ничего особенного.
— Папа, ну что ты… — Алексей заерзал на стуле. — Ирине же нужно…
— Нужно?! — свекор перебил сына, не дав ему договорить. — В деревне бабы без кремов жили, и ничего! А сейчас все… Ну вот все эти… с губами, как у рыб! С ногтями, как у ведьм! И ты хочешь, чтобы твоя жена такой же была?
Ирина молчала. По спине пробежал холодок, в голове стучало: «Сейчас он скажет про деньги. Сейчас».
— Вы копите на ипотеку или на побрякушки? — Геннадий Иванович сверлил невестку взглядом. — Я, может, вас к себе пустил, чтобы вы на шмотки тратились?
Ирина почувствовала, как щеки заливает краска. Вот оно, то самое, что Геннадий Иванович всегда говорит, чтобы поставить ее на место. Ты тут живешь не просто так, ты должна быть осмотрительной.
— Я на свои деньги купила, — тихо, но твердо произнесла она.
— На свои? — свекор хохотнул. — Пока ты живешь в моем доме, ничего своего у тебя нет!
— Крем и сапоги, пап, — пробормотал Алексей. — Ничего такого…
— Сегодня крем, завтра шуба, послезавтра золото! — свекор стукнул кулаком по столу. — Запомни, сынок, женщину избаловать — дело нехитрое. Потом не расхлебаешь!
Ирина резко встала из-за стола. Внутри все кипело. Она схватила чашку, направилась к раковине и с грохотом поставила ее на металлическую поверхность. Руки дрожали.
«Молчи, молчи, молчи», — твердила она себе. Но сколько можно молчать?
Этот дом никогда не станет ей родным. Ирина поняла это еще три месяца назад, но все надеялась, что ошибается. Что полюбит это место, что привыкнет к постоянным упрекам и ворчанию свекра.
Геннадий Иванович смотрел на нее как на досадное приложение к сыну. Такой довесок, с которым приходится мириться.
— Леш, поговори с отцом, — шептала она мужу ночами. — Я же не прошу его любить меня. Просто уважать хоть немного.
— Ир, он старый человек, — Алексей гладил ее по плечу, и в этих прикосновениях было больше жалости, чем нежности. — Он уже сколько лет один живет с тех пор, как мамы не стало, отучился с людьми общаться. Ему просто надо привыкнуть.
А она хотела спросить: «Сколько еще ждать этого привыкания? Месяц? Год? Или всю оставшуюся жизнь ходить на цыпочках, боясь лишний раз вздохнуть?»
Но молчала ради мира в доме, ради Леши с его вечно виноватыми глазами и их общего будущего. И терпела вечное ворчание:
— Кофе перекипел…
— Яйца переварила…
— Хлеб не порезала…
Он бубнил себе под нос, но всегда достаточно громко, чтобы она услышала.
— Извините, — отвечала Ирина.
А что еще сказать? Что сам бы попробовал? Что критиковать легче, чем делать? Нельзя. Стерпится — слюбится, так всегда говорила ее мама.
— Отец сегодня опять завел волынку про деньги, — сказал Алексей, не глядя на жену. — Говорит, мы слишком много тратим. Это все из-за твоих сапог.
Он сидел на краю кровати, ссутулившись, будто на плечах у него были мешки с цементом.
— Леш, а что мне было делать? — Ирина почувствовала, как внутри поднимается волна. — У меня старая обувь каши просит, ее даже ремонтировать отказались. Мне босиком надо было ходить или по снегу в босоножках?
— Ир, послушай…
— Нет, это ты послушай! — она подошла ближе. — Я понимаю, твой отец пережил тяжелые времена. Но мы-то живем сейчас в двадцать первом веке! Я что, должна ходить в одном и том же годами, чтобы ему угодить?
— Да он, может, и прав… — протянул Алексей.
— Что? – Ирина подумала, что ослышалась.
— Ну смотри, мы же почему с отцом живем? Потому что на первоначальный взнос копим. А как мы деньги-то соберем, если ты будешь тратиться направо и налево?
— Если я не куплю крем за двести рублей, мы больше не накопим, — заметила Ирина. – И мне нужны маленькие радости, я все же женщина.
Алексей поднял на нее глаза и прищурился. Сейчас он был очень похож на отца.
— А отец-то прав, женщинам только дай потратиться, — сказал он.
Ирина застыла.
— Ты серьезно?
— Карту я у тебя забираю, — заявил Алексей.
— Какую еще карту? — она нервно усмехнулась, не веря своим ушам.
— Банковскую. Ту, на которую я тебе деньги перевожу.
Ирина сделала шаг назад.
— Ты шутишь?
— Нет, — лицо Алексея стало жестким, почти как у свекра. — Буду сам управлять финансами и выдавать наличные. Если надо денег, то попроси. Ты же жена, а не бухгалтер.
— А с каких пор ты…
Ирина осеклась, глядя на его лицо. Все было серьезно.
— Леш, это не ты. Это слова твоего отца, не повторяй их.
— Мой отец прожил долгую жизнь и знает, что говорит, — Алексей встал. — И запомни, я делаю это ради нас, чтобы мы могли скорее выбраться отсюда. Мне самому тут жить не в радость.
«Так зачем ты еще больше усложняешь мою жизнь?» — подумала Ирина.
Два дня она почти не разговаривала с мужем. На третий день не выдержала.
— Леш, мне нужны деньги на маникюр, — сказала она.
Алексей при ее словах вскинул голову.
— На… маникюр?
— Да, у меня уже две недели, как ногти… — она запнулась.
Странно было просить, уговаривать и убеждать.
— В общем, мне нужно.
— А это обязательно? — он нервно оглянулся на дверь, словно опасаясь, что отец может услышать их разговор.
— Нет, не обязательно. Я могу ходить с обломанными ногтями. Могу вообще не мыться, не краситься, — она почувствовала, как к горлу подступает ком. — Это будет экономно.
Он достал бумажник, вытащил пятьсот рублей.
— Хватит?
— Нет. Гель-лак — тысяча двести.
Алексей с недовольным видом вытащил еще тысячу.
— Держи. И не транжирь.
Эти слова резанули по сердцу. «Не транжирь»? Это он ей?
Ирина молча взяла деньги. От унижения горели щеки, хотелось швырнуть эти бумажки ему в лицо.
— Ну-ка, покажи свои… — Геннадий Иванович брезгливо кивнул на руки Ирины. — Ишь ты, как кошка когти навострила!
Ирина рефлекторно спрятала руки под стол.
— Папа, ну чего ты? — попытался вмешаться Алексей.
— А что я? — свекор усмехнулся. — Просто интересуюсь, сколько эта… красота стоила?
— Тысячу двести, — ответила Ирина, прямо глядя на него.
— Ого!
Геннадий Иванович покачал головой с таким видом, будто она призналась в государственной измене.
— Тысяча двести! Мои лекарства дешевле стоят. Ты слышишь, Лешка? Лекарства, нужная вещь, а не эта фиговинка!
— Пап, но ведь…
— Молчи! — свекор стукнул ладонью по столу. — Это твои деньги она тратит. Твои! А ты… Как тряпка!
Алексей опустил глаза. Снова. Опустил глаза и промолчал.
— Это деньги не Алексея, а наши, — неожиданно для себя сказала Ирина. — Я ведь тоже работаю. И имею право распоряжаться заработанным.
— Ну все, договорилась, — свекор отодвинул тарелку. — Теперь я понимаю, откуда ноги растут. Воображаешь себя независимой, равноправия захотела?
— А почему нет? — тихо спросила она.
— Потому что ты жена! — Геннадий Иванович повысил голос. — Твое дело — это дом, муж, дети! О них надо думать, в них вкладываться. А не… Не эти кошачьи когти! В деревне…
Он осекся и махнул рукой.
— А, бесполезно с тобой даже говорить!
Ирина поднялась из-за стола.
— Куда? — рявкнул свекор. — Я не разрешал выходить!
— А вы… — она посмотрела на него сверху вниз. — Не имеете права разрешать или запрещать. Я не ваша дочь. И не ваша собственность.
Ночью она плакала, тихо, уткнувшись в подушку.
— Ир, ну хватит, — Леша гладил ее по спине. — Ты же знаешь, какой он…
— Какой? — она приподнялась на локте. — Деспот? Тиран? А ты еще подыгрываешь ему!
— Так и знал, что ты это припомнишь, — вздохнул Алексей. – Ну прости, что карту забрал, сегодня отдам. Я просто погорячился, отец что-то насел на меня, вот я и психанул.
— Да не только в карте дело! Мне не нравится, что ты все это терпишь. Ты же взрослый мужчина, тебе тридцать пять, Леш! А ты его слушаешься, как ребенок!
— Он мой отец, — ответил Алексей таким тоном, будто это все объясняло.
— А я твоя жена, и я не хочу жить так. И не могу больше.
Леша вздохнул.
— Потерпи. Мы скоро накопим на первый взнос…
— Когда? Через год? Два?
— Мы об этом уже говорили сотни раз, — он отвернулся. — Давай спать. Утро вечера мудренее, придумаем что-нибудь.
Но Ирина уже в это не верила.
— Чего поделываешь?
Геннадий Иванович подкрался неслышно, как кот. Встал за спиной, заглядывая через плечо. Ирина вздрогнула и захлопнула ноутбук. На экране был открыт сайт интернет-магазина с пальто.
— Ничего, — она попыталась встать, но свекор положил тяжелую руку ей на плечо.
— Врать-то зачем? — его голос звучал почти ласково, от этого становилось жутко. — Я же все видел. Обновку задумала? А денежки откуда?
Ирина сбросила его руку и поднялась. Внутри все дрожало, но она твердо посмотрела ему в глаза.
— Накопила. Я же работаю, могу копить, могу тратить.
— Ишь ты! — Геннадий Иванович хмыкнул. — Заначка, значит? От мужа прячешь?
— Не прячу, Леша знает.
— Ну-ну. Так я и поверил, — свекор прищурился.
— Мне все равно, верите вы или нет, — голос дрожал, но Ирина продолжала говорить. — Это мои деньги, и я хочу купить себе пальто. Зима скоро, а у меня только старая куртка.
— Фифа! — выплюнул Геннадий Иванович. — Зачем тебе новые шмотки, перед кем форсить?
— Хотя бы перед мужем, — не сдержалась Ирина. – Леше нравятся красивые женщины, и он понимает, что красота из ниоткуда не берется. Вам бы стоило у него поучиться.
Ирина тут же пожалела, что сказала это. Свекра аж перекосило.
— Поучи меня еще! — закричал он. — Сколько оно стоит, это твое хваленое пальто? Десять тысяч, пятнадцать? А знаешь, что можно на эти деньги купить? Продуктов на месяц! А ты на тряпки спустишь! Ну уж нет, я запрещаю!
— Вы не можете…
— Я все могу! – рявкнул свекор так, что Ирина машинально встала и отошла от него подальше. — В моем доме будешь жить по моим правилам!
— Я вам не рабыня!
— Ах ты… — Геннадий Иванович шагнул к ней, сжимая кулаки. — Да как ты смеешь мне перечить?!
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стоял Алексей. Он увидел отца, готового броситься на его жену, испуганную Ирину, прижавшуюся к стене.
— Что здесь происходит? — голос Леши звучал странно, с незнакомой твердостью.
— А-а-а, явился, — свекор обернулся к сыну. — Иди сюда, полюбуйся на свою благоверную! Она за твоей спиной деньги копит на тряпки, пока ты горбатишься…
— Пальто, пап, — тихо сказал Алексей. — Ей нужно пальто. Я знаю.
— Ты одобряешь? — свекор не унимался. — Ты позволяешь ей транжирить семейный бюджет?
— Транжирить? — Алексей медленно прошел в комнату, остановившись между отцом и женой. — Пап, ты сам себя слышишь? Ира не иждивенка.
— У вас же сейчас каждая копейка на счету! — Геннадий Иванович скрестил руки на груди. —Вы же на квартиру копите. Или…
Он прищурился.
— Ты уже не хочешь съезжать? Тебе удобнее на всем готовеньком, да?
Ирина заметила, как у мужа дернулась щека. Тот самый нерв, который выдавал, что он на пределе.
— Нет, пап, — голос Алексея звучал непривычно спокойно. — Это тебе удобно, что я работаю как вол, отдаю половину зарплаты и потому не могу накопить на ипотеку. Тебе удобно, что Ирина готовит, убирает, стирает.
— Да как ты… — свекор побагровел. — Это мой дом! Не нравится? Ну и катитесь!
Алексей взял Ирину за руку.
— Хорошо, — сказал он. — Мы покатимся. Сегодня же.
Он потянул жену за собой, и та пошла следом. Не верила своим ушам. Этот человек, ее муж, который полгода боялся слово поперек отцу сказать, вдруг так выступил.
— Куда это вы собрались?! — свекор даже поперхнулся от возмущения, будто не он только что выгонял сына и невестку. – Назад не пущу!
— И отлично, — ответил Алексей. – Назад мы и не хотим.
— Я тебя не узнаю, — сказала Ирина, когда они лихорадочно швыряли одежду в чемоданы. — Что на тебя нашло?
Алексей замер, держа в руках свой свитер. Посмотрел на нее каким-то странным, виноватым взглядом.
— Я видел, как отец на тебя смотрел. Как… зверь. И мне стало так стыдно, он на тебя рявкает, а я ничего не говорю. И подумал вдруг, ты же права, я мужик, а веду себя, как трусливый мальчишка. Хватит, этому конец.
Из коридора доносились возмущенные возгласы Геннадия Ивановича. Он грозился лишить сына наследства, проклясть, выбросить их вещи на улицу. Алексей не обращал внимания, он быстро собирал вещи и говорил:
— Поживем пока у моего приятеля, пока не найдем съемную квартиру.
— Съемную? Но… Как же ипотека?
— Станем копить дольше, — Алексей пожал плечами. — Зато будем сами себе хозяева.
Ирина посмотрела на мужа. Он словно повзрослел за эти полчаса, стал выше, перестал быть тенью своего отца.
— Прости меня, — неожиданно сказал он. — За все… За все это.
Она молча кивнула. У нее было слишком много эмоций, чтобы выразить их словами. Выделялись только благодарность и восхищение мужем.
Съемная квартира оказалась тесной и шумной, потому что окна выходили на проспект. Ремонта давно не было, трубы иногда гудели, но Ирине это жилье казалось прекрасным. Они сами распоряжались своей жизнью, никто не стоял над душой, не высчитывал копейки.
Геннадий Иванович звонил, требовал, чтобы они вернулись. Давил на совесть, говорил, что давно не ел домашней еды, что самому трудно убирать квартиру, а молодые его бросили… В отчаянии поклялся даже, что все изменится, если они вернутся.
Ирина не верила. Она знала, что такие люди, как свекор, не меняются. Но теперь это было не столь важно.
