— Ты уверен, что это хорошая идея? — я скрестила руки на груди, наблюдая, как Игорь собирает вещи в большую дорожную сумку. — Алина всегда была… своеобразной.
— Мариш, она просто запуталась немного. В городе у неё всё разладилось, — он заправил рубашку в сумку. — Ей нужно тихое место, чтобы собраться с мыслями. Два-три месяца, не больше.
Солнце заливало нашу спальню, подсвечивая пылинки, танцующие в воздухе. Утренний свет делал всё мягче — даже мои сомнения.
Я вздохнула, сдаваясь. В конце концов, это его младшая сестра. Последний раз мы видели её на Новый год — тихая девушка с вечно опущенными глазами. Что может пойти не так?
— Хорошо, — я подошла, помогая сложить свитер. — Но у меня сад, огород, и Антон. Я не смогу за ней присматривать.
Игорь подхватил меня, закружил и поцеловал в макушку:
— Ты лучшая жена на свете. Она уже взрослая, присматривать не нужно.
«Взрослая» — девятнадцать лет. Бросила учёбу на первом курсе, с работы в кафе её уволили… Мне в её годы такого и в голову бы не пришло. Но я промолчала.
Алина приехала на следующий день после отъезда Игоря — с одним небольшим чемоданом. Она обняла меня сдержанно, потрепала по голове племянника.
— Антоша, как ты вырос, — её голос звучал мягко, почти робко. — Спасибо, что приютили. Я ненадолго.
Первые две недели всё было спокойно. Алина вставала рано, помогала с завтраком, даже пропылесосила гостиную без просьб.
Я начала думать, что мои опасения были напрасны. Возможно, городская жизнь действительно её утомила, и тут, в тишине деревни, она находила покой.
— Тетя Алина классная, — сказал как-то Антон, когда она испекла для него шоколадное печенье. — Она мне показала, как делать крутые фотки на телефон.
Я улыбнулась, соглашаясь. Может, это будет хороший опыт для всех нас. Даже холодок неприязни, который я иногда чувствовала к ней за её прошлые выходки, начал таять.
Но на исходе третьей недели что-то изменилось.
Сначала я обнаружила гору немытой посуды — Алина готовила себе ночью и оставила всё на столе.
Затем заметила, что она стала просыпаться всё позже и позже. «Я тут отдыхаю,» — бросила она в ответ на мой вопросительный взгляд, когда вышла из своей комнаты в два часа дня.
А потом начали пропадать продукты из холодильника — не так, чтобы съела что-то, а будто целенаправленно выброшены. Моя заготовка маринованных огурцов, банка варенья — всё исчезало без следа.
— Мне нужно больше места для моих смузи, — пояснила она, когда я напрямую спросила. — Ты же не против? У вас тут всё такое… деревенское.
Последней каплей стал вечер пятницы, когда я вернулась с работы и услышала громкий смех и музыку из гостиной.
Алина сидела в окружении трёх подруг и двух парней. Стол был заставлен бутылками и чипсами. Мой домашний текстиль — красивые наволочки для подушек — валялся на полу, потому что на подушках сидели.
— Привет, Марин! — она помахала мне, будто ничего странного не происходило. — Знакомься, это мои друзья. Мы тут немного зависаем.
Я застыла в дверях, чувствуя, как во мне поднимается волна возмущения. Антон стоял позади меня, крепко сжимая рюкзак.
— Алина, — мой голос звучал обманчиво спокойно. — Можно тебя на минутку?
Она закатила глаза, извинилась перед друзьями и неохотно вышла со мной в коридор.
— У нас маленький сын. Это дом, а не общага, — я старалась говорить тихо, но твёрдо.
Она фыркнула:
— Боже, да ладно тебе. Антон уже не ребенок. Мы просто отвисаем. В городе вообще никто за такое не парится.
Взгляд, которым она меня одарила, был полон снисхождения — будто это я была недоразвитой деревенщиной, не понимающей современную жизнь.
Я вспомнила слова Игоря перед отъездом: «Она тихая». В тот момент я поняла, что спокойные времена закончились.
После инцидента с вечеринкой я установила правила: никаких гостей без предварительного согласования, уборка за собой и соблюдение режима дома.
Алина выслушала, поджав губы, и неопределённо кивнула. На следующее утро я нашла на кухонном столе записку, нацарапанную небрежным почерком: «Ушла к подруге. Вернусь поздно. А.»
Три дня она соблюдала хрупкое перемирие. А потом всё покатилось по наклонной.
Антон постучал в мою спальню поздним вечером. Его лицо было бледным в лунном свете, падающем из окна.
— Мам, я боюсь заходить в ванную после тёти Алины и её друзей, — прошептал он, теребя край футболки. — Там всегда какой-то бардак и странные вещи на полу.
Я провела рукой по его волосам:
— Что за вещи, сынок?
Он отвёл взгляд:
— Не знаю. Какие-то бутылки, пакетики. И ещё там постоянно мокро и пахнет чем-то сладким. Я просто стараюсь не заходить, когда она там с кем-то.
Внутри у меня всё сжалось. Алина снова привела кого-то, несмотря на наш разговор? И что происходит в моей ванной? Я проверила, никого не было. Уже ушли.
На следующее утро я застала её на кухне — непривычно рано для неё, почти в семь. Она стояла у окна с чашкой кофе, глядя на наш сад, окутанный утренним туманом.
— Мы должны поговорить, — я намеренно не стала смягчать тон. — Что за друзья были в ванной вчера?
Алина медленно повернулась. На её лице появилась снисходительная улыбка:
— Господи, Марина, ты как из прошлого века. Даша просто показывала мне новую парфюмерию. У неё свой блог.
— В нашей ванной? В десять вечера?
— А где ещё? Это единственное помещение в вашем доме с нормальным освещением, — она сделала глоток кофе. — Вы с Игорем живёте как в консервной банке. Никакого стиля.
Меня будто ударили. Не столько её слова, сколько тон — полный превосходства человека, который ничего не создавал сам, но считал себя вправе судить чужой труд.
— Когда ты планируешь искать работу? — я решила сменить тему.
Она пожала плечами:
— Я пока не готова. Устала от города. Тут всё душно, но хотя бы спокойно.
— Прошло уже больше месяца, Алина.
— И что? — она вскинула брови. — Игорь сказал, что я могу жить здесь, пока не встану на ноги.
— Но ты даже не пытаешься встать на ноги.
Я обвела рукой кухню, где на каждой поверхности были следы её пребывания — крошки, пятна от кофе, забытые упаковки.
— За последние дни ты не помыла ни одной тарелки. Не вынесла мусор. Не приготовила еду. Не предложила помощь в огороде.
Алина закатила глаза:
— Я же не прошу с вас денег! Я просто живу тут. Это же семья! Семья должна поддерживать друг друга.
— Именно. А в семье есть уважение.
Я не стала продолжать разговор. Всё было ясно: для Алины «поддержка» значила только «брать», но никак не «давать».
К вечеру она снова исчезла, чтобы вернуться после полуночи с громким смехом и стуком каблуков по деревянному полу.
Субботнее утро началось с крика Антона:
— Мама! Тётя Алина опять привела своих друзей! Они спят в гостиной!
Я спустилась вниз и застыла. На нашем диване, закутавшись в мой вязаный плед, спал незнакомый парень.
Девушка с розовыми волосами свернулась в кресле. Повсюду были разбросаны пустые бутылки и коробки из-под пиццы.
Алина появилась из кухни с чашкой кофе:
— Доброе утро! Не буди их, они только под утро заснули.
В этот момент что-то внутри меня надломилось. Не злость — спокойная решимость.
— Сегодня они уйдут. И ты тоже.
Её лицо изменилось:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты уезжаешь. Я звоню Игорю прямо сейчас. Это не просьба и не обсуждение. Это моё решение.
Я развернулась и пошла наверх — собирать её вещи.
Руки дрожали, когда я набирала номер Игоря. Два гудка, три… На четвёртом он ответил, голос хриплый от недосыпа.
— Мариш? Что-то случилось?
— Алина уезжает сегодня, — я говорила тихо, чтобы не разбудить Антона, задремавшего в своей комнате после всего этого беспорядка. — Я уже собрала её вещи. Это не обсуждается.
Молчание на том конце было тяжёлым. Затем Игорь вздохнул:
— Ты серьёзно? Она же девчонка, ей тяжело. Что такого она сделала?
Мне хотелось рассмеяться. Я мысленно пробежалась по всем этим неделям — немытая посуда, выброшенные заготовки, случайные люди в нашем доме, пренебрежение к нашим правилам, высокомерие.
— Она привела домой незнакомых людей, которые спят сейчас в нашей гостиной, — мой голос оставался ровным. — Антон боится пользоваться своей ванной. Я больше не чувствую себя хозяйкой в собственном доме.
— Может, просто поговори с ней ещё раз…
Тут дверь приоткрылась, и в комнату зашёл Антон. Он протянул руку к телефону:
— Можно я скажу папе?
Я передала трубку. Сын сжал её крепко, глядя мне в глаза:
— Пап, она всех нас достала, — его голос звучал тверже, чем я когда-либо слышала. — Мы с мамой сами тут всё делаем, а она — как принцесса.
Вчера она съела весь мой шоколад, который ты привёз в прошлый раз. И сказала, что я всё равно толстый и мне нельзя сладкое.
У меня перехватило дыхание. Об этом я не знала.
Долгая пауза, а затем голос Игоря, достаточно громкий, чтобы я услышала:
— Ладно. Пусть собирается. Передай маме, она всё правильно сделала. Я просто хотел помочь ей, не думал, что она вот так…
Когда мы спустились вниз, «друзья» Алины уже ушли. Она сидела на диване, скрестив руки на груди, её лицо выражало смесь обиды и злости.
— Игорь сказал, что я могу оставаться! — она вскочила, увидев собранный чемодан в моих руках.
— Игорь только что сказал обратное, — я поставила чемодан у её ног. — Я вызвала такси. Оно отвезёт тебя к маме.
— Вы не можете так поступать! — её голос дрогнул. — Мне некуда идти!
— У тебя есть мать, — я старалась говорить мягче, видя её растерянность. — Я не выгоняю на улицу. Ты просто возвраешься в другой дом.
Ярость исказила её лицо:
— Понятно. Вы тут все против меня! Ты настроила Игоря, а теперь и Антона. Думаешь, он не рассказывал мне, как ты контролируешь каждую мелочь?
Я застыла:
— Что?
— Он говорил, что ты заставляешь его есть овощи каждый день и не разрешаешь играть больше часа, — она ухмыльнулась, думая, что задела меня. — Дети ненавидят контроль.
Я почувствовала прикосновение. Антон стоял рядом, взяв меня за руку:
— Я никогда такого не говорил, мам. Я сказал, что ты заботишься о нас, а она сказала, что это отстой.
За окном просигналило такси. Алина схватила чемодан и, бросив последний возмущённый взгляд, выскочила за дверь. Мы с Антоном смотрели, как жёлтая машина увозит её по просёлочной дороге, поднимая пыль.
Вечером, когда дом наполнился знакомой тишиной, мы сидели на веранде. Антон читал книгу, а я допивала чай, наблюдая, как закатное солнце окрашивает наш сад в золотистые тона.
Зазвонил телефон. Игорь.
— Как вы там? — его голос звучал виновато.
— Хорошо, — я откинулась на спинку кресла. — Дышим свободно.
— Мариш… спасибо тебе. Что не стерпела. Нельзя позволять жить на шее. Ни тебе, ни Антону, ни мне. Я позвонил маме, рассказал. Она будет строже с ней.
Я улыбнулась, глядя на нашего сына, поглощённого книгой. Такой сосредоточенный, такой… надёжный, несмотря на свои двенадцать.
— Знаешь, — сказала я тихо, — иногда самая большая помощь — это не потакать, а заставить человека расти. Мы теперь все это понимаем.
Когда мы закончили разговор, я ещё долго сидела на веранде. В голове проносились картины последних недель, и странное спокойствие наполняло меня.
Уважение в поступках.
И я больше никогда не позволю топтать наш дом даже под видом «родства». Потому что настоящая семья — это не только кровь. Это взаимная поддержка, уважение и любовь.
