Марина стояла у плиты, механически помешивая суп в кастрюле. Тридцать лет. Тридцать долгих лет она каждый вечер готовила ужин. Летом, когда от жары плавился асфальт и дышать было трудно даже с открытыми окнами. Зимой, когда пробиралась домой через сугробы после работы в библиотеке, промёрзшая до костей. В праздники и в будни. Когда болела и когда была здорова.
Она бросила быстрый взгляд на часы — почти семь. Сергей сидел за столом, уткнувшись в телефон. Его крупные пальцы неуклюже скользили по экрану, листая новостную ленту. Как всегда, ждал, пока она поставит перед ним тарелку. Седина почти полностью окрасила его когда-то тёмные волосы, а морщины прочертили глубокие линии вокруг глаз. Но в остальном — ничего не изменилось за эти годы.
Марина вздохнула, чувствуя, как напряжение скапливается где-то между лопатками. День выдался тяжёлым. С самого утра она крутилась по дому — стирка, уборка, магазин. К обеду заглянула дочь с внуками, и хотя Марина обожала своих непосед, их энергия высосала из неё последние силы.
А теперь эта картина… Такая привычная и такая вдруг раздражающая. Словно прорвало плотину.
— Марин, а что на ужин? — лениво протянул Сергей, не отрывая взгляда от экрана.
Что-то внутри неё щёлкнуло. Тихо, почти неслышно. Как выключатель.
— Борщ, — коротко ответила она, продолжая помешивать суп.
— Горячий? — Он всё ещё смотрел в телефон.
— А ты хочешь холодный? — вопрос вырвался резче, чем она планировала.
Сергей наконец поднял глаза. В его взгляде мелькнуло удивление.
— Что с тобой сегодня?
Марина положила ложку на край плиты. Медленно вытерла руки о фартук, разглаживая несуществующие складки. В голове вдруг стало удивительно ясно.
— Ничего, — она посмотрела прямо на мужа. — Просто подумала… Раз ты такой независимый, то и готовь себе сам.
Она произнесла это с лёгкой усмешкой, но голос её звучал жёстко, как натянутая струна.
Сергей моргнул. Потом ещё раз. Уголки его губ дрогнули, будто он ожидал какой-то шутки.
— В смысле?
— В прямом. — Марина сняла фартук и аккуратно повесила его на крючок. — У тебя две руки, холодильник полный, кастрюли на месте. Борщ почти готов, осталось только посолить по вкусу.
Сергей смотрел на неё так, словно она вдруг заговорила на китайском.
— Ты чего это? — Он отложил телефон. — Что за выходки?
Марина присела напротив него за стол, чувствуя странное облегчение.
— Не выходки. Просто… мне надоело.
— Что надоело?
— Это. — Она обвела рукой кухню. — Каждый день одно и то же. Ты приходишь, садишься и ждёшь, пока я тебе всё подам. Как будто у меня других дел нет.
— Так всегда было, — Сергей пожал плечами, словно это всё объясняло.
— Вот именно, — тихо сказала Марина. — Всегда. Тридцать лет.
Сергей растерянно смотрел на жену. Его брови сошлись на переносице, образуя глубокую морщину.
— Да что с тобой сегодня? Заболела?
Марина покачала головой. Нет, она не заболела. Наоборот, впервые за долгое время она почувствовала себя удивительно здоровой. Будто пелена спала с глаз.
— Я просто устала, Серёжа. Очень устала.
Она встала, взяла со стола свой недопитый чай и направилась к двери.
— Марин, ты куда? А ужин? — В его голосе звучало неподдельное недоумение.
— Я уже поела, — соврала она. Есть не хотелось. Хотелось лечь, закрыть глаза и не думать ни о чём. — Приятного аппетита.
Она вышла из кухни, оставив мужа в полном недоумении. Это был первый раз за долгие годы, когда Марина отказалась делать то, что всегда считалось её обязанностью.
В коридоре она остановилась, прислонившись спиной к прохладной стене. Сердце гулко стучало, а ладони вспотели. Что она наделала? Но почему-то не было ни стыда, ни раскаяния. Только странное, пьянящее чувство свободы.
За стеной послышалось шарканье тапочек. Звяканье посуды. Тихие ругательства.
Марина улыбнулась и пошла в спальню. Она включила телевизор, забралась с ногами в кресло и укрылась пледом. Впервые за много лет она собиралась провести вечер так, как хочется ей.
Утро началось с привычного звона будильника. Марина села на краю кровати, разминая плечи. Вчерашний вечер казался странным сном, но внутри было спокойно.
На кухне она обнаружила немытую посуду и нетронутую кастрюлю с борщом. Хотела привычно взяться за уборку, но остановилась. Нет. Не сегодня.
Когда появился Сергей, его взгляд упал на беспорядок.
— Ты даже не убрала? — удивлённо спросил он.
— А почему я должна убирать за тобой? — спокойно ответила Марина.
Сергей хмыкнул.
— Решила вчерашний спектакль продолжить?
— Это не спектакль, Серёжа.
— А что тогда? — Он открыл холодильник. — Блин, даже бутербродов нет?
— Хлеб в хлебнице, колбаса на нижней полке. Сделай себе сам.
— Что, опять?
— Опять.
Сергей тяжело вздохнул и начал неловко доставать продукты.
— Дело не в обиде, — объяснила Марина. — Просто мы должны жить немного иначе.
— Как «иначе»?
— По-честному. Ты на пенсии уже полгода. Я тоже. Но почему-то все домашние дела всё равно на мне.
— А как ты хочешь? — В его голосе появилось раздражение.
— Чтобы мы всё делали вместе. Или по очереди.
— Как это по очереди? Я мужик! У нас всегда так было — ты домом занимаешься, я деньги зарабатываю.
— Ты уже не зарабатываешь, — мягко напомнила Марина. — И я тоже работала. Всю жизнь.
— Ну, твоя библиотека… это так, для души, — отмахнулся он.
Марина почувствовала, как внутри что-то сжалось.
— А домашняя работа — это для чего? Думаешь, я стираю твои носки для души?
— Это же твои обязанности!
— Обязанности? А я что, не работала? Только бесплатно!
В их доме началась тихая война. Марина перестала готовить для Сергея, убирать за ним, стирать его вещи. Сергей бросал обиженные взгляды, заказывал пиццу, отказывался мыть посуду.
На пятый день к ним заглянула дочь Аня. Она сразу заметила гору немытой посуды и запах пиццы.
— Что у вас тут происходит?
— Твоя мать взбесилась, — буркнул Сергей. — Перестала готовить, убирать.
— Я просто хочу равных отношений, — пояснила Марина.
— Пап, а почему ты не можешь сам приготовить? — спросила Аня.
— А с какой стати? У нас всегда так было! Мать твоя домом занимается, а я — работал.
— Так ты уже не работаешь. А готовить — это не женская обязанность, а бытовой навык.
Сергей раздражённо отмахнулся.
Аня вымыла посуду и сварила суп.
— Вот, теперь хоть поесть можно нормально, — проворчал Сергей.
— Суп для мамы, — твёрдо сказала Аня. — Ты можешь сварить себе пельмени.
— Что?! Вы сговорились?!
— Нет, пап. Просто ты ведёшь себя как ребёнок. Мама всегда готовит, стирает, убирает. А ты сидишь на диване. И даже спасибо не говоришь.
— При чём тут спасибо? Жена должна…
— Никому никто ничего не должен! — повысила голос Марина. — Я устала быть твоей прислугой! Устала чувствовать, что моя работа — это что-то само собой разумеющееся.
Сергей ушёл в спальню, хлопнув дверью.
— Прости его. Ему трудно, — сказала Аня, обнимая мать.
Марина кивнула. Дело было глубже. Сергей чувствовал, что теряет контроль. Он привык быть главным. А теперь, когда он на пенсии, Марина показывала, что его власть в доме уже не такая, как раньше.
И Марина не собиралась сдаваться.
— Я к Нине, — сказала Марина, закидывая в сумку кошелёк и телефон.
Сергей оторвал взгляд от телевизора.
— К Нинке? А… ужин?
— Я же не обязана каждый вечер сидеть дома.
— И надолго ты?
— Не знаю, — она ощутила странную, пьянящую свободу. — Может, до вечера. А может, и заночую там.
— Как это — заночуешь? — Сергей аж выпрямился.
— Обычно. Нина одна живёт, места много.
День выдался солнечным. Марина зашла в библиотеку, потом забежала в магазин, купила сыр и бутылку вина. И лишь после этого отправилась к подруге.
Нинка встретила её с распростёртыми объятиями. Они устроились на кухне, и Марина рассказала всё: про вечер с борщом, про «бытовую войну», про визит Ани.
— Вот это да! — выдохнула Нина. — Ты в последнее время будто светишься изнутри. Думала, влюбилась на старости лет.
Марина рассмеялась.
— Просто… наверное, себя нашла. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Нина. — Я когда от своего ушла — такое же чувство было. Будто крылья выросли.
Марина позвонила Сергею, сказать, что остаётся у подруги.
— Как это — остаёшься? А мне что, одному ночевать?
— Ты взрослый человек, Серёжа. Справишься.
— А если… если мне поесть нечего?
— В холодильнике есть всё необходимое. А готовить ты уже научился.
Впервые за долгие годы Марина заснула с чувством абсолютной свободы. Без мыслей о завтраке, стирке и домашних делах.
Домой она вернулась только к вечеру следующего дня.
Открыв дверь, она замерла. В квартире стоял странный запах — что-то горелое. Из кухни доносилось приглушённое ругательство.
Марина тихонько прошла по коридору и остановилась в дверях.
Весь стол был усыпан крошками и очистками. На плите стояла сковородка с чем-то почерневшим. А посреди хаоса стоял Сергей, растерянно глядя на пригоревшее нечто.
— Что у нас на ужин? — не удержалась от улыбки Марина.
Сергей вздрогнул. На его лице промелькнуло смущение и стыд.
— Я тут… хотел яичницу сделать. Не очень получилось.
— Я бы сказала, совсем не получилось, — она не удержалась от смешка.
Сергей тяжело вздохнул.
— Знаешь… я вдруг понял, что не умею ничего. Вообще ничего по дому. Даже элементарную яичницу пожарить.
Он опустился на стул, вид у него был потерянный.
— Ты ушла, и я как будто… без рук остался. Холодильник полный, а я голодный.
— И что ты думаешь по этому поводу? — спросила она тихо.
Сергей долго молчал. Потом поднял глаза — в них была непривычная растерянность и что-то ещё. Уважение?
— Я думаю… что был неправ.
Эти слова повисли между ними. Сергей никогда — НИКОГДА — не признавал своей неправоты.
— В смысле?
— В прямом. Я… не ценил то, что ты делаешь. Считал чем-то… само собой разумеющимся. И только когда сам попробовал… понял, как это сложно.
Он потёр лицо руками.
— Вчера я полчаса не мог понять, где порошок для стирки. А сегодня решил приготовить что-нибудь… и вот.
— Ты можешь гордиться собой, — отсмеявшись, сказала Марина. — Это первая яичница, которую ты сделал сам за тридцать лет брака.
— Знаешь, когда ты не пришла ночевать… я злился. Думал — это она назло мне. А потом вспомнил, что сам уходил с друзьями на рыбалку, на футбол. И никогда не спрашивал у тебя разрешения.
Он покачал головой.
— А ты всегда спрашивала. Всегда согласовывала. Потому что… я считал, что имею право знать и решать. А ты — нет.
— Я подумал обо всём этом и понял кое-что ещё, — продолжил Сергей. — Я… я боюсь. Боюсь, что больше не нужен.
— В каком смысле?
— Раньше я был кормильцем. Это была моя роль, моя ценность. А теперь я на пенсии. И когда ты перестала… обслуживать меня, я почувствовал себя ещё более бесполезным.
Марина никогда не думала об этом так. Но теперь многое встало на свои места.
— Серёжа, ты же знаешь, что я не из-за денег с тобой.
— Знаю. Но я сам себя спрашивал. Зачем я теперь нужен? И когда ты стала… отдаляться, я подумал — теперь, когда я не добытчик, я стал не нужен.
— Я не отдалялась. Просто хотела, чтобы мы были равными. Чтобы ты видел меня — не как приложение к дому, а как человека. Со своими желаниями, со своей жизнью.
— Я понимаю. Теперь — понимаю.
Они сидели молча, держась за руки.
— Так… что будем делать с ужином? — наконец спросил Сергей. — Я, как видишь, спалил свою часть программы.
Марина улыбнулась.
— А давай-ка я тебя научу. Прямо сейчас.
— Научишь?
— Готовить. Не просто яичницу, а что-нибудь посложнее.
Сергей выглядел ошарашенным, но кивнул.
— Давай попробуем.
И они принялись за готовку. Неловко, не совсем умело, но — вместе.
Что-то новое начиналось в их жизни.
Прошла неделя. Самая странная неделя за тридцать лет их совместной жизни.
Марина прихорашивалась перед зеркалом. Сегодня они с Ниной собирались в театр.
— Уходишь? — Сергей заглянул в комнату, в руках — полотенце. Он только что помыл посуду после завтрака — сам, без напоминаний.
— Да, у нас с Ниной театр, — Марина обернулась. — Вернусь поздно, не жди.
Сергей просто кивнул и пожелал хорошего вечера. Ещё неделю назад он бы обязательно проворчал: «Опять меня одного бросаешь?» Что-то неуловимо изменилось между ними.
Вечером, вернувшись домой, Марина застала Сергея на кухне. Он стоял у плиты, перед ним — разделочная доска, миски с продуктами и планшет с кулинарным сайтом.
— Ты что делаешь? — удивлённо спросила она.
— Блины, — Сергей выглядел смущённым, но гордым. — Хотел сделать к твоему приходу.
Тесто было комковатым, а блины на тарелке выглядели не идеально.
— Думаешь, поздно учиться новому? — с тревогой спросил он.
— Учиться никогда не поздно, — ответила Марина. — Я могу помочь?
— Давай вместе? Я бы хотел научиться… правильно. Чтобы потом удивить тебя.
Они провозились с блинами почти час, перепачкались в муке, но результат того стоил. К полуночи на столе стояла стопка вполне приличных блинов.
— Знаешь, — сказал Сергей, — все эти годы у нас были… роли. Я — добытчик. Ты — хозяйка. И мы оба в них застряли. А когда роли изменились — оказалось, что мы просто не умеем жить иначе.
— Ты прав. Тридцать лет по одной схеме… трудно перестроиться.
— Но может, оно и к лучшему? Может, пора что-то менять? Учиться быть другими?
— Ты серьёзно? — тихо спросила Марина.
— Вполне. Мне нравится готовить с тобой. Ходить вместе в магазин. Заниматься домом. Раньше я считал всё это женскими делами. А теперь понимаю — мы просто делаем жизнь. Нашу общую жизнь.
Он помолчал.
— И прости за то, что считал твою работу в библиотеке несерьёзной. Я был дураком. Твоя работа не менее важна, чем моя.
Марина почувствовала, как к горлу подступил комок. Это был Сергей — её упрямый, консервативный Сергей — но будто новая версия его.
— Я подумал… может, нам куда-нибудь поехать вместе? Ты всегда хотела увидеть море, помнишь?
Марина ахнула. Она действительно всегда мечтала съездить на море.
— Я бы хотела, — тихо сказала она. — Очень.
Через месяц в их доме многое изменилось. Теперь они составляли график домашних дел. Сергей научился готовить несколько простых блюд. Марина стала чаще встречаться с подругами, записалась в фотоклуб. А недавно они купили билеты в Грецию.
В одно солнечное утро Марина обнаружила Сергея на кухне. На столе стояли две чашки кофе, бутерброды и ваза с полевыми цветами. В руках у него была сковородка с идеальным омлетом.
— Приятного аппетита, — он поднял свою чашку, будто делая тост.
— Ты специально встал раньше, чтобы всё это приготовить? — спросила она.
— Ага, хотел удивить тебя. Получилось?
— Более чем.
Сергей улыбнулся и взял её за руку.
— А всё потому, что тридцать лет назад ты вышла замуж за очень упрямого, но способного к обучению мужика. И тридцать лет спустя этот мужик наконец понял простую истину. Что любовь — это не когда один человек всё делает для другого. А когда они всё делают друг для друга. Вместе.
— Я люблю тебя, — просто сказала она.
— И я тебя, — так же просто ответил он.
За окном вставало солнце. Новый день их новой жизни.
Жизни, где она больше не была прислугой, а он — хозяином. Где они были просто людьми. Равными. Любящими. Свободными.
И всё это началось с одной фразы:
«Раз ты такой независимый, то и готовь себе сам».
