Ася лениво потянулась под ветхим запачканным пледом, выпрямляя онемевшие руки-ноги, и нехотя подняла веки. Нехотя, поскольку лицезреть окружающую действительность ей совершенно не хотелось.
По утрам её будили визги чаек и карканье ворон, которые разыскивали, чем поживиться на колоссальной муниципальной помойке. По большому счёту, Ася о себе ничего не помнила.
Несколько лет назад её, избитую почти до гибели, обнаружила тут на помойке местная скиталица по прозвищу Селёдка. Прежняя арестантка немедленно приняла под свою защиту даже не полуживую, а скорее полумёртвую девицу, и даже каким-то сверхъестественным способом выходила её. Наконец больная однажды очнулась. Только вот незадача — не помнила о себе абсолютно ничего.
— Видимо, девушка ты незаурядная, и тебе грозит опасность, поэтому лучше пока отсидеться здесь и не высовываться, — сообщила ей Селёдка.
— Почему вы так полагаете? — спросила та свою спасительницу, принимая из её ладоней краюху чёрствого ржаного батона и кусок копчёной колбасы.
— Бери и не бойся, это не с помойки, это я в магазине стащила, хотя и на свалке можно много чего приличного отыскать, — заверила девушку бездомная.
— А по поводу почему, ну сама рассуди. Нашла я тебя почти бездыханную. Одета ты была с иголочки. Только твои вещи теперь разве что на лоскуты годятся. Значит мешала ты кому-то чрезвычайно. Ты сама-то о себе помнишь что-нибудь? Как величают тебя, откуда?
— Ничего не помню.
Селёдка подумала немного и произнесла:
— Значит будешь ты у нас Аськой. Надо же как к тебе обращаться.
Вот так и осталась она в коммуне бомжей, проживающих на муниципальной свалке под главенством прежнего заключённого по прозвищу Угрюмый. Кличка эта безукоризненно точно ему соответствовала.
Ася осторожно, чтобы не потревожить дремлющую Селёдку, выбралась на свежий воздух из их жилища, собранного из фанерных коробов, накрытых полотном старого дырявого тента. Свежий воздух встретил её совсем не свежим ароматом, к которому Ася за те несколько лет пребывания на свалке, так и не успела привыкнуть.
Она поправила на себе одежду, отряхнулась и быстрым шагом направилась подальше от этого жуткого места в сторону ближайшего жилого квартала. Всего 30 минут ходьбы стремительным темпом и уже ничто не напоминало ей ни о чайках с воронами, хозяйничавших на свалке, ни об их с Селёдкой шалаше, а также ни о каких мерзких ароматах, от которых раскалывалась голова и хотелось бежать как можно скорее и как можно дальше.
Ася бродила по кварталу в поисках какой-либо информации. Её интересовали все муниципальные мероприятия. Бесплатные выступления, базары, празднества. Здесь она чувствовала себя как рыба в воде.
И не только потому, что можно было стянуть из кармана какого-нибудь несчастного зеваки кошелёк, этому её обучал сам Угрюмый, и она оказалась очень талантливой ученицей. А потому, что она представляла, как она сама бы организовала то или иное мероприятие, подмечала малейшие промахи и мысленно хвалила организаторов за удачные решения.
По пути Ася забрела в маленький павильон у местного сквера, где, прикидываясь праздной покупательницей, умудрилась стащить рожок мороженого из чужой корзины и, чрезвычайно довольная собой, пристроилась на скамеечке.
Затем принялась за обе щеки уплетать любимое лакомство. В довершении ко всем радостям жизни, там же на скамейке, кто-то забыл или оставил свёрнутую газету. Ася вальяжно откинулась на спинку лавочки, закинула ногу на ногу и приступила к изучению последних местных новостей. Любая информация могла быть полезной. И вот, её старания вскоре были вознаграждены.
На последней странице красовалась реклама, выделенная жирной рамкой. «Ярмарка-продажа дары осени». Далее шла вся информация по поводу того, что, где и когда.
«А это может быть занимательно», радостно подумала Ася и поспешила обратно в сторону свалки, чтобы поделиться новостями со своей неизменной подругой Селёдкой.
«Селя, ты где? Выходи, кое-чего покажу тебе».
Компаньонка вынырнула откуда-то из груды хлама с пакетом в руках. Её худое, вытянутое лицо излучало искреннее любопытство.
— Ну, признавайся! Чего светишься, как медный чан? Что приволокла-то?
— А вот спляши, тогда скажу, — радостно запрыгала вокруг неё Ася.
— Ты чего, сдурела, что ли? Танцевать я тебе буду ещё. Хватит глупости разыгрывать. Рассказывай быстро.
— Нет, Селя, танцуй! — как капризный ребёнок заканючила девушка. — Так несправедливо и неинтересно.
— Ладно, всё тебе, чтобы занимательно было, — пробурчала подруга.
Подчиняясь требованию Аси, Селёдка несколько раз ударила тощими конечностями по острым коленкам, изображая, что танцует в присядку. В этот момент она действительно напоминала селёдку, которая отправилась на нерест и теперь срочно ищет место, где можно отметать икру.
— Всё, подруга, развлечение закончилось. Теперь без загадок. Выкладывай, что у тебя там?
Ася гордо достала из-за спины газету и с возгласом «Та-дам!» сунула её под нос партнёрши.
— И что? Из-за этого ты меня заставила костями греметь? — возмутилась Селёдка, прочитав объявление и решительно возвращая газету подруге. — Чего нам это с тобой даёт?
— Как что? Там же будет полно людей с карманами, набитыми деньгами. Причём живыми деньгами, а не карточками этими.
— Так там и охраны будет… — непечатно выразилась Селёдка.
— Пф, — фыркнула Ася. — Первый раз, что ли? Мы же с тобой мастера, — гордо стукнув себя в груди, задрав нос кверху, заявила она.
Селёдка расхохоталась.
— Ну, подруга, ты мертвого уговоришь. Пошли обедать. Я тут, пока тебя не было, тоже время зря не теряла, по базару прошныряла, да в магазин зашла, так что налетай!
Селёдка для Аси в сложившейся жизненной ситуации была не просто подругой по несчастью или компаньонкой, она была ей как матушка, спасительницей, которая когда-то вернула её к жизни. На самом деле, в прежней нормальной жизни её звали Виолеттой и трудилась она когда-то доктором-хирургом.
Только вот скончался у неё однажды на операционном столе сыночек местного криминального босса, Медникова, который всё подмял под себя в этом населённом пункте. Он был из тех личностей, про которых говорят: глаза завидущие, а руки загребущие. И как бы бедный врач не пыталась доказать, что она выполнила всё, что могла.
И что юноша-наркоман со всей мощью без тормозного пути, врезавшийся в грузовик, был обречён. Родитель настаивал на своём, грозил уничтожить эту наглую хирургиню и растереть её в порошок. И добился-таки своего.
Виолетту Викторовну, лучшего в городе хирурга, осудили. Вернуться к обычной жизни она уже не смогла. Всё покатилось под откос. В конечном итоге Виолетта, которую теперь кроме как Селёдкой больше никто и не называл, оказалась на самом дне жизни в этой мусорной коммуне, существовавшей под предводительством вора Угрюмого.
— Как ты говоришь его фамилия? — на полуслове переспросила Ася, когда Виолетта однажды поделилась своей печальной историей.
— Медников, ты что-то вспомнила?
— Нет, — тяжело вздохнула Ася. — Просто как услышала эту фамилию, так душа почему-то камнем вниз рухнула.
Итак, наступили ярмарочные дни. Ася с Селёдкой достали свои самые хорошие наряды, которые они потихоньку натаскали из магазинов и даже накрасились. Через пару часов барышни были готовы к выходу. Со стороны помойки вышли две вполне приличные с виду дамы и направились по указанному в объявлении адресу.
Ярмарка шумела, гудела. Граждане, толкаясь локтями, пробирались к интересующим их торговым рядам. Спорили с продавцами, возмущались высокими ценами, но всё равно в итоге что-нибудь покупали. Наличка активно кочевала из рук в руки.
Две дамочки с довольным видом переглянулись между собой. Обстановка для совершения задуманного была просто идеальной. Вдруг Ася заметила у торговых рядов с мёдом мужчину. Она и сама не уразумела, почему, но этот человек буквально притягивал её внимание. Из заднего кармана его брюк беспечно торчал довольно пухленький бумажник.
«Наверное, в этом его притягательность для меня», — усмехнулась про себя Ася и ловко изъяла столь манящий её предмет. Похитив бумажник, Ася, лавируя между посетителями, кинулась к Селёдке, которая крутилась неподалёку, что называется «на шухере».
Две дамы, стараясь держаться как можно спокойнее, изображая оживлённую беседу, направились к выходу. И едва выйдя из парка, ускорили шаг и двинулись к родной свалке.
Только достигнув своего шалаша, Ася и Селёдка почувствовали себя в относительной безопасности. Дрожа от нетерпения, они распахнули портмоне. Похищенный кошелёк действительно оказался туго набит купюрами крупного достоинства, но они даже не прикоснулись к деньгам.
Обе просто оцепенели от удивления и несколько минут просто сидели молча, глядя на фотографию, размещённую в прозрачном пластиковом окошечке кошелька. Со снимка на них смотрели трое – симпатичный мужчина и женщина с младенцем на руках.
— Но ведь это ты! И даже костюм, тот самый, в котором я тебя нашла три года назад, — наконец прошептала Селя, когда к ней вернулась способность разговаривать.
— Д-да, — от волнения Ася начала заикаться. — Значит, у меня есть семья?
— Получается, что так. Но вот как ты оказалась здесь, на свалке? Не твой ли муженёк тебя сюда спроводил? — прищурив свои лисьи глаза, сказала Селёдка.
— Нет, это не он! — замахала руками Ася.
— Ты что-то вспомнила?
— Нет, я просто чувствую. Не говори Угрюмому про кошелёк. Я попробую найти этого человека, — сквозь слёзы умоляюще, сложив руки на груди, прошептала Ася.
— О чём речь, подруга? Конечно, я никому ничего не скажу. Ты же знаешь, я могила.
— Это кому здесь нужна могила? И о чём мне не говорить? — В шалаш протиснулась массивная фигура Угрюмого. — Быстро отдала. Всё должно идти в общак. Таковы наши правила. Или забыли? — гаркнул он, протягивая огромную волосатую руку к кошельку.
— Не дам, — твёрдо ответила Ася, поражаясь собственной отваге, и решительно спрятала кошелёк за спину.
— Ах ты! Да я тебя сейчас!
На голову Аси обрушился удар невероятной силы. Как сквозь туман она видела, что худая Селёдка вцепилась в руку Угрюмого и буквально повисла на ней. Виолетта ничего не могла сказать и лишь показывала подруге рукой, мол, беги. И Ася, схватив кошелёк, выскочила из шалаша и помчалась так, что ветер шумел в ушах. Так стремительно она никогда не бегала.
На улице уже начало темнеть. Торговцы сворачивали свои лотки. Того мужчины, у которого она стянула бумажник, нигде не было. Ася от расстройства, усталости и глубокого разочарования уселась прямо на ступеньке магазина и горько зарыдала. Слёзы текли по её щекам, прокладывая чёрные дорожки от туши.
«Так вот почему меня так привлёк тот мужчина. Было в нём что-то родное. Меня интересовал вовсе не бумажник», — думала она, не в силах унять поток слёз.
Ася и не заметила, как рядом остановился какой-то малыш. Несколько минут смотрел на неё взглядом, полным сочувствия. Осторожно погладил её по волосам и вдруг прокричал:
— Пап, смотри, тут тётя с фотографии из твоего кошелька плачет, давай её угостим чем-нибудь.
Ася судорожно проглотила ком в горле и попыталась вытереть слёзы. Перед ней стоял тот самый малыш и держал за руку того самого мужчину, у которого она буквально пару-тройку часов назад стянула бумажник. Лицо у него медленно вытянулось.
В его глазах отразилось всё сразу — и удивление, и радость встречи, и избавление от тяжёлых мыслей, и любовь, и горечь от потерянного времени. И вдруг он легко, как пушинку, подхватил Асю, прижал её к себе, пока ещё плохо понимающую, что происходит, и заговорил быстро-быстро:
— Галка, где ты была? Я тебя разыскивал. Мне твердили, что надо всё оставить и прекратить, а я не верил.
— Я? На свалке обитала. И это сегодня я украла твой кошелёк. Только я не помню ничего. Меня отыскали там несколько лет назад, бродяги. Они спасли меня.
— Господи, что они с тобой сотворили? Милая моя любимая, глазам не верю.
Малыш, который всё это время стоял рядом и ставшими круглыми от удивления глазами наблюдал всю эту сцену, наконец сообразил, что произошло.
— Мама, мамочка обнаружилась! — закричал он во весь голос и кинулся на шею Галки-Аси.
Прохожие с удивлением оглядывались на эту компанию, которая стояла у дверей магазина, крепко обнявшись и дружно рыдая.
— Ладно, отчего это мы как три тополя на Плющихе? — вдруг сказал Кирилл. — Поехали домой.
Дом, как выяснилось, был большой, просторный. Кирилл как только они приехали, тут же вызвал доктора. Тот осмотрел Галку, то есть Галину, и сказал, что необходимо врачевание. И что теперь, когда Галина оказалась в привычной для неё атмосфере, память обязательно вернётся. И это оказалось правдой.
Галина постепенно всё вспомнила. И маленького сыночка Марка, и любимого супруга Кирилла, и своё любимое дело. Оказывается, она владела крупным в городе бизнесом по организации торжеств и свадеб.
А самое главное, она вспомнила того человека, который пытался её погубить. Медникова. Это он попытался сначала отобрать у неё бизнес, а потом, когда Галина не уступила, приказал умертвить её и кинуть на помойку.
— Я всё вспомнила. Мы должны заявить на него. Поехали скорее в полицию, — потребовала она от мужа.
Кирилл растерянно развёл руками.
— А не на кого заявлять. Он настолько обнаглел, что на товарищей по цеху начал наезжать. Вот они его и того. В цемент закатали. Недавно здание одно сломали и нашли.
— Псина, собачья смерть, — тихо произнесла Галина. — Кирюш, у меня к тебе большая просьба. Я должна была немедленно это выполнить, но как-то закрутилась, и это совершенно непростительно.
Вся бомжатская коммуна во главе с Угрюмым замерла в немом удивлении, когда к шалашу, где теперь обитала одна Селёдка, подкатила, сверкая своими лакированными боками, чёрная иномарка. Из неё вышла красивая, изящная Галина в сопровождении импозантного мужчины и прокричала:
— Виолетта, выходи, я за тобой!
Селёдка выглянула из своего шалаша. Она скромно отнекивалась, отказывалась, но Кирилл с Галиной не стали её слушать, а просто затолкали в машину и уехали.
— Считай, что мы тебя похитили, и теперь ты моя старшая сестра, — заявила Галина.
Вот так они проживают теперь, все вместе в громадном доме.
