– Миша, может хватит уже? – Елена стояла у плиты, помешивая кашу деревянной ложкой. Пар поднимался над кастрюлей, оседая каплями на стекле кухонного окна.
– Что хватит? – муж даже не поднял взгляда от тарелки, продолжая торопливо есть.
– Светка вчера весь вечер ждала, когда ты придёшь на её выступление в школе.
Михаил отодвинул недоеденную кашу:
– Слушай, я работаю как проклятый с утра до ночи. Думаешь, мне это нравится?
– Дети растут без отца.
– Без отца? – он резко встал из-за стола. – А кто их кормит? Кто крышу над головой обеспечивает?
На кухню заглянул заспанный Андрей, замер в дверях, услышав громкие голоса родителей.
– Марш умываться! – Елена подтолкнула сына в спину. – И сестру разбуди.
Весеннее утро медленно заполняло их небольшой дом. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, рисуя узоры на выцветших обоях. Елена механически собирала детям завтрак, раскладывала по тарелкам кашу, наливала чай.
В голове крутились обрывки утреннего разговора. Последнее время они с Михаилом всё чаще спорили. Он действительно много работал – землю не обманешь, весной только успевай поворачиваться. Но раньше находил время и для детей, и для семейных вечеров.
– Мам, а где папа? – Светлана ковыряла вилкой остывшую кашу.
– Уехал в поле. Ешь давай, в школу опоздаем.
Дорога до школы занимала минут двадцать. Елена шла впереди, дети плелись следом, пиная камешки. Привычный маршрут: мимо старой водонапорной башни, через пыльный пустырь, где летом играли в футбол деревенские мальчишки, вдоль покосившихся заборов с облупившейся краской.
В учительской пахло свежезаваренным чаем и мелом. Елена просматривала тетради перед уроком, красные чернила расплывались перед глазами. За окном гомонили школьники, весенний ветер доносил обрывки разговоров и смеха.
После уроков она задержалась – нужно было составить план на следующую четверть. Когда вышла из школы, солнце уже клонилось к закату. Дети ушли домой раньше – Светлана обещала присмотреть за братом и разогреть обед.
Дома было непривычно тихо. Записка на холодильнике, выведенная старательным почерком дочери: «Мам, мы у Кати делаем уроки». Елена вздохнула – хоть какая-то радость у детей. Катя жила по соседству, они со Светланой дружили с первого класса.
Михаил вернулся затемно. От него пахло соляркой и – Елена принюхалась – спиртным. Не сильно, но запах был. Муж молча прошёл в ванную, загремел водой.
Ужинали в тишине. Андрей что-то рассказывал про новую компьютерную игру у друга, Светлана невпопад отвечала, украдкой поглядывая на отца. Тот сидел, уставившись в тарелку, будто не слыша детских голосов.
– Пап, поможешь с математикой? – Андрей придвинулся ближе к отцу, достал из рюкзака потрёпанную тетрадь.
– Не сейчас, – Михаил отодвинул тарелку. – Устал как собака. Завтра.
– Ты всегда так говоришь, – буркнул сын, запихивая тетрадь обратно.
– Что ты сказал? – в голосе отца появились опасные нотки.
– Ничего.
Елена встала между ними:
– Андрей, марш делать уроки. Я потом помогу.
Ночью она долго не могла уснуть. Михаил сопел рядом, отвернувшись к стене. За окном шумел весенний дождь, стучал по карнизу. В темноте всплывали картинки прошлого – как познакомились, как радовались рождению детей, как строили планы на будущее.
Утром всё повторилось – ранний подъём, завтрак, школа. Только Михаил уехал ещё до рассвета. «Дел много», – буркнул в ответ на вопросительный взгляд жены.
Дни потекли однообразно. Михаил всё реже бывал дома, всё чаще от него пахло спиртным. Елена пыталась поговорить – он огрызался или просто молчал. Дети притихли, старались не попадаться отцу на глаза.
В тот вечер она решилась на серьёзный разговор. Дождалась, пока дети уснут. Села напротив мужа:
– Нам надо поговорить.
– О чём? – он устало потёр лицо.
– О нас. О детях. О том, что происходит.
– Что происходит? – Михаил задел локтем чашку, та покатилась по столу, оставляя мокрый след. – Третий месяц без выходных пашу, домой еле ноги волоку! А ты…
– Дело не в деньгах, – Елена машинально вытерла лужицу краем передника. – Светка вчера полночи проплакала. Андрюшка…
– Да что ты знаешь! – он пнул ножку стола, чашка подпрыгнула. – Легко тебе учительницей быть – отзвенел звонок и домой!
В коридоре что-то упало, зашуршало. Елена вздрогнула:
– Дети не спят.
Михаил дёрнул с вешалки куртку, путаясь в рукавах. Пуговица оторвалась, покатилась под стол:
– Пусть слушают! Пусть знают, какая у них мать!
Грохнула дверь. В прихожей мигала лампочка – опять проводка барахлила. На полу валялась стопка учебников – видимо, их задел Андрей, когда крался подслушивать.
Светлана прокралась на кухню, в старой футболке с облезлым принтом какой-то рок-группы:
– Мам?
– Иди спать. Завтра контрольная по физике.
– Не могу уснуть. Желудок болит.
– Сейчас ромашковый чай заварю.
Через полчаса Светлана уснула, свернувшись калачиком на диване. Елена накрыла её пледом, поправила подушку. За стеной всё ещё ворочался Андрей – скрипела кровать, шуршали страницы книги.
На улице залаяла собака – старый Полкан у соседей, ему ответила дворняжка из дома напротив. Где-то вдалеке прогрохотал последний автобус – значит, уже около одиннадцати.
Елена считала трещины на потолке – раз, два, три… В форточку задувал весенний ветер, шевелил занавеску. На подоконнике тикал будильник – старый, подарок от родителей Михаила.
Утром он не пришёл. Позвонил в обед, голос хриплый:
– Переночую у Степаныча. Много работы.
Елена промолчала – какая работа в мае, когда посевная закончена? Но спрашивать не стала. В трубке слышались чьи-то голоса, звон стаканов.
Дети притихли. Андрей целыми днями сидел за компьютером – тарахтел по клавишам, щёлкал мышкой. Через дырявые наушники доносилась музыка – какие-то зарубежные группы, которые он недавно открыл для себя.
Светлана пропадала у подруг. Приходила домой поздно, от одежды пахло сигаретами:
– Мам, только не ругайся. Мы просто сидели во дворе, разговаривали.
– С кем?
– С девчонками. И… с Димкой из одиннадцатого «Б».
Елена вздохнула:
– Руки мыть и за уроки.
Вечерами в доме стояла непривычная тишина. Не гремел телевизор – Михаил любил смотреть новости, не скрипело кресло на веранде. Только часы тикали на стене да шумел холодильник.
В тот день у Елены болела голова. В классе душно, форточки заклинило. Небо хмурилось, парта у окна пустовала – Петров опять прогуливал. На доске формулы расплывались перед глазами.
Звонок застал врасплох. Михаил. Сердце ёкнуло:
– Да?
– Поговорить надо.
– О чём?
– Вечером приду.
Остаток дня прошёл как в тумане. На последнем уроке химичка Марья Степановна участливо спросила:
– Елена Николаевна, вы бы домой шли. На вас лица нет.
– Контрольные проверить надо.
– Завтра проверите.
Она поняла всё по его взгляду – бегающему, виноватому. По тому, как теребил пуговицу на рубашке. По запаху незнакомого одеколона.
– Ухожу я, Лен.
– Далеко? – она сама удивилась своему спокойствию.
Михаил сгорбился, постарел разом:
– Комнату снял. У Степаныча. Устал я. Для себя хочу пожить.
– А дети?
– Буду помогать. Навещать по выходным. – Он достал конверт. – Тут зарплата. И ещё немного.
– Оставь себе. На новую жизнь.
Уходя, зацепил локтем фотографию на стене – та съехала набок. Даже не поправил. На снимке они вчетвером – прошлогодняя поездка на море. Последняя совместная фотография.
Елена долго сидела в темноте. С улицы доносились голоса – соседские мальчишки гоняли мяч допоздна. Скрипнула калитка – наверное, кошка пробралась в палисадник. Из комнаты Светланы слышалась приглушённая музыка.
Андрей не понимал. Всё ждал отца, караулил у окна. От подоконника уже протёрлась краска – там, где он опирался локтями:
– Мам, а папа когда вернётся?
– Не знаю, сынок.
– А почему он ушёл?
– Я же объяснила – им со Степанычем нужно дом построить.
– А почему он вещи забрал?
Что ответить? Как объяснить десятилетнему мальчишке, что его отец выбрал другую жизнь?
Ночами плакала в подушку – тихо, чтобы дети не слышали. Утром умывалась холодной водой, красила глаза, шла на работу. В учительской пили чай с Анной Петровной – та никогда не спрашивала, просто подкладывала конфеты и говорила о каких-то пустяках.
Михаил звонил по воскресеньям. Елена молча передавала трубку детям, уходила на веранду – окучивать цветы, протирать пыль, делать что угодно, лишь бы не слышать этих разговоров.
Светлана отвечала односложно: «да», «нет», «не знаю». Андрей поначалу радовался звонкам, подолгу рассказывал про школу, про новую компьютерную игру. Потом стал избегать разговоров – «скажи, я уроки делаю».
С деньгами стало туго. Алименты Михаил присылал нерегулярно – то две тысячи, то пять, а то и вовсе пропускал месяц. Елена устроилась на подработку – репетиторство после уроков. По три часа с оболтусами, которым светила двойка на экзамене.
Светлана взяла на себя готовку, стирку. Первое время всё валилось из рук – то суп пересолит, то рубашку прожжёт утюгом. Потом приноровилась. Андрей помогал с мелким ремонтом – оказалось, у него правда золотые руки.
Вечером, после очередного молчаливого ужина, Елена нашла сына в его комнате. Сидел на полу, обхватив колени, разглядывал старую фотографию:
– Мам, это я виноват?
– В чём, родной?
– Что папа ушёл. Я плохо учился, всё время в компьютер играл…
Елена опустилась рядом, провела рукой по вихрастой голове:
– Нет, маленький. Совсем не в этом дело.
– А в чём?
– Знаешь, иногда взрослые… – она запнулась, подбирая слова. – Иногда они совершают ошибки. Большие ошибки. И дети здесь совсем не виноваты.
Постепенно они привыкли жить втроём. По вечерам собирались на кухне – пили чай, делились новостями. Светлана училась готовить – то пересолит, то недосолит, но никто не жаловался.
В выходные вместе убирались в доме, копались в огороде. Андрей научился забивать гвозди, чинить розетки. Светлана освоила мамину швейную машинку – подшивала шторы, штопала одежду.
Жизнь продолжалась. Без Михаила стало и легче, и тяжелее одновременно. Легче – потому что не было пьяных ссор и тяжёлого молчания. Тяжелее – потому что всё приходилось делать самим.
Пятнадцать лет пролетели незаметно. Светлана после школы поступила в экономический – без репетиторов, сама. На третьем курсе уже подрабатывала в банке, разбирала бумажки в кредитном отделе. Начальница, Тамара Сергеевна, сразу заприметила старательную девочку:
– Толк из тебя выйдет, если не заленишься.
В опенспейсе Светлана сидела у окна – летом душно, зимой дует. На столе фикус в глиняном горшке, подарок коллег на день рождения. Под монитором стикеры с напоминалками, в ящике – пачка печенья к чаю.
На работу приходила раньше всех – включала компьютер, просматривала почту, готовила документы на подпись. Домой возвращалась затемно. Коллеги шутили:
– Света, ты здесь случайно не ночуешь?
Через три года её повысили – начальник отдела по работе с корпоративными клиентами. Отдельный кабинет, кожаное кресло, табличка на двери. Под началом пятнадцать человек – вчерашние однокурсники теперь заглядывали с отчётами.
Андрей после школы рванул в Москву – поступил в технический на программиста. Первый год жил в общаге, в комнате на четверых. По ночам писал код, днём спал на лекциях. На каникулы приезжал похудевший, с синяками под глазами:
– Мам, всё нормально. Просто проект важный.
На третьем курсе устроился в айти-компанию. Писал приложения для смартфонов, говорил про какие-то фреймворки и базы данных. Елена в этом мало что понимала:
– Главное, сынок, чтобы тебе нравилось.
А в их старом доме всё оставалось по-прежнему. Скрипела половица у лестницы – так и не починили. На кухне всё те же занавески в мелкий цветочек, только выцвели совсем. Под окном разросся куст сирени – каждую весну цвёл так, что голова кружилась от запаха.
Елена завела кота – рыжего, наглого. Подобрала на улице котёнком, выходила. Назвала Рыжиком, без затей. Кот облюбовал старое кресло на веранде – то самое, в котором когда-то сидел Михаил.
Они редко говорили об отце. Светлана иногда спрашивала:
– Мам, ты не знаешь, как он там?
– Откуда? Сто лет не видела.
От соседей доходили слухи – работает на стройке, живёт один. Говорили, пьёт, но не сильно – так, по выходным.
В тот день Светлана приехала без предупреждения. Села на веранде, рассеянно гладила Рыжика. Кот мурчал, подставлял брюхо – любил её с тех пор, как она притащила ему из города игрушечную мышь.
– Мам, дай воды. В горле пересохло.
Елена принесла запотевший графин:
– Что случилось?
– Отца видела. У «Пятёрочки».
Графин звякнул о стакан. Рыжик спрыгнул с колен, недовольно мяукнул.
– И как он?
– Постарел сильно. Седой весь, – Светлана покрутила стакан в руках. – В куртке потёртой, ботинки стоптанные. Остановил меня. Извинялся.
– За что?
– За всё. Говорит, только сейчас понял, что натворил. – Она достала из сумочки смятый листок. – Телефон свой записал. Руки тряслись, еле разберёшь почерк.
Елена смотрела, как по стеклу графина стекают капли конденсата:
– А ты что?
– Не знаю, мам. Столько лет прошло. – Светлана отвернулась к окну. – Спросил про Андрея. Сказал, что в интернете читал про его успехи, какую-то статью в журнале.
– Он следит за вами?
– Выходит, что так. – Она помолчала. – Знаешь, что странно? Он про тебя спрашивал. Как ты, здорова ли.
За окном стрекотали кузнечики. Рыжик умывался на подоконнике, щурился на закатное солнце. Где-то вдалеке лаяли собаки.
Вечером позвонил Андрей. По скайпу – он любил новые технологии. Говорил, что по видеосвязи лучше чувствуешь собеседника:
– Света рассказала?
– Да.
– Я не буду с ним общаться.
За спиной Андрея мелькали огни ночной Москвы. На подоконнике примостился ноутбук, тихо шуршал кулер. На стене виднелся плакат какой-то рок-группы – сын всё ещё любил тяжёлую музыку.
– Это твоё решение, сынок.
– Слышал, он про меня статьи читает. – Андрей усмехнулся. – Раньше надо было интересоваться.
– Не злись.
– Я не злюсь, мам. Просто… – он провёл рукой по лицу. – Помнишь, как я его ждал? Каждый вечер у окна сидел?
– Помню.
– А он даже не позвонил. Ни на день рождения, ни когда я в больнице с аппендицитом лежал.
В наушниках что-то зашуршало. На экране появилось встревоженное лицо сына:
– Мам, ты плачешь?
– Нет, это просто… соринка в глаз попала.
Андрей помолчал, потом тихо спросил:
– А ты? Ты его простила?
Елена подошла к окну. В палисаднике качалась старая груша – когда-то они сажали её вчетвером. Михаил держал саженец, она подсыпала землю, дети поливали. Теперь дерево разрослось, по осени ветки ломились от плодов.
Рыжик запрыгнул на подоконник, потёрся о руку. За окном мигнул фонарь – старый, его бы заменить давно пора. На кухне капал кран – вечная проблема этого дома.
– Знаешь, – сказала она, разглядывая тёмный силуэт груши, – иногда думаю: что, если бы тогда всё по-другому сложилось? А потом смотрю на вас – и понимаю: может, оно и к лучшему.
– В каком смысле?
– Вы выросли хорошими людьми. Научились заботиться друг о друге, ценить семью. Светка вон какая умница – в банке начальником. Ты в Москве, программы пишешь.
– Это всё благодаря тебе, мам.
– И вам. Мы же вместе справились.
В динамике снова что-то зашуршало. Потом Андрей повторил свой вопрос:
– Так ты его простила?
По карнизу забарабанил дождь. Рыжик недовольно дёрнул ухом – не любил сырость. Где-то на чердаке гулко капало в подставленное ведро.
– Не знаю, сынок. Наверное, просто научилась жить дальше, – она улыбнулась. – У меня для этого было две самые важные причины.
