Валентина Петровна стояла у окна, вглядываясь в сумеречную даль деревенской улицы. Её морщинистые руки нервно теребили край занавески, а в голове крутились тревожные мысли. «Ну где же он, окаянный? Уже темнеет, а его всё нет и нет…»
Сергей, её единственный сын, снова задерживался в городе. А ведь обещал вернуться засветло! Валентина Петровна тяжело вздохнула и отошла от окна. В доме было тихо, только старые ходики на стене отмеряли время своим монотонным тик-так.
— Эх, Серёженька, Серёженька… — пробормотала женщина, присаживаясь на скрипучий стул. — И в кого ты такой уродился? Все ребята как ребята, а ты…
Она не договорила, но в голове продолжила фразу: «А ты всё холостякуешь. Ни жены, ни детишек. Как же я на старости лет-то? Кто за мной присмотрит?»
Валентина Петровна закрыла глаза, вспоминая, как ещё недавно мечтала о городской невестке. Ох, какие планы строила! Думала, найдёт Серёжа в городе образованную, интеллигентную девушку. Такую, чтоб и в гости не стыдно позвать, и внуков умненьких родит…
Но чем дольше сын жил в городе, тем сильнее росла тревога в материнском сердце. А ну как привезёт городскую фифу? Такую, что нос от деревенской жизни воротить будет? Или, того хуже, утащит Серёжу в свою городскую квартирку, а мать здесь одна-одинёшенька останется?
— Нет, нет, только не это, — прошептала Валентина Петровна, раскачиваясь на стуле. — Лучше уж пусть на нашей Настьке женится. Она хоть и простая, зато своя, деревенская. Никуда сына не утащит…
Словно в ответ на её мысли, за окном послышался шум мотора. Валентина Петровна встрепенулась, бросилась к двери. На пороге появился Сергей — высокий, широкоплечий, с усталой улыбкой на лице.
— Ну здравствуй, сынок! — воскликнула Валентина Петровна, обнимая его. — А я уж заждалась совсем. Думала, может, случилось чего?
Сергей неловко похлопал мать по спине:
— Да ладно тебе, мам. Чего со мной случится-то? Просто работы много было, вот и задержался.
Он прошёл в дом, скинул куртку и устало опустился на диван. Валентина Петровна засуетилась вокруг него:
— Ты, небось, голодный? Сейчас я тебе супчику разогрею. И котлетки есть, твои любимые…
— Мам, — перебил её Сергей, — давай потом, а? Я сейчас только чаю выпью и спать лягу. Устал, как собака.
Валентина Петровна поджала губы, но спорить не стала. Молча поставила чайник, достала чашки. Искоса поглядывала на сына, подмечая и тёмные круги под глазами, и ссутулившиеся плечи. «Совсем себя не бережёт, — подумала с тревогой. — А всё почему? Потому что один. Вот была бы жена…»
— Серёж, — начала она осторожно, ставя перед сыном дымящуюся чашку, — а ты… ну… в городе-то… никого не присмотрел?
Сергей поморщился:
— Мам, ну начинается… Сколько можно, а? Я же просил — не лезь ты в мою личную жизнь.
— Да я что, я ничего, — забормотала Валентина Петровна. — Просто волнуюсь за тебя. Вон, совсем замотался, исхудал… Была бы жена, присмотрела бы…
— Ага, — хмыкнул Сергей. — Как ты за отцом присматривала? Так, что он на тот свет раньше времени отправился?
Валентина Петровна охнула, словно от удара:
— Ты чего такое говоришь-то, а? Я ж как лучше хотела…
— Вот и я о том же, — устало вздохнул Сергей. — Ты всегда «как лучше» хочешь. Только почему-то выходит как всегда. Давай, мам, закроем эту тему, а? Спать хочу — сил нет.
Он залпом допил чай и ушёл в свою комнату, оставив Валентину Петровну в растерянности сидеть на кухне. «Господи, — думала она, — и что я не так делаю? Ведь сердце за него болит, места себе не нахожу… А он… Эх, Серёженька, Серёженька…»
***
Утро выдалось ясным и прохладным. Валентина Петровна встала ни свет ни заря — привычка, выработанная годами работы в колхозе. Тихонько, чтобы не разбудить сына, прошла на кухню. Загремела посудой, растопила печь.
Вскоре по дому поплыл аромат свежеиспечённых блинов. Сергей, учуяв запах, выполз из своей комнаты, взъерошенный и заспанный.
— М-м-м, — протянул он, принюхиваясь. — Вот это да! С чем блинчики-то?
Валентина Петровна улыбнулась, довольная произведённым эффектом:
— А с чем захочешь, сынок. И сметанка есть, и варенье малиновое, и творожок я вчера свеженький сделала…
Сергей плюхнулся за стол, потянулся к блюду с горячими блинами. Валентина Петровна украдкой любовалась сыном. Вот ведь, как есть — ребёнок! Только ростом вымахал да щетиной оброс, а так — всё тот же Серёжка, что в детстве за материнским подолом прятался.
— Ну как, — спросила она, подкладывая сыну очередную порцию, — вкусно?
— М-м-м, — промычал Сергей с набитым ртом, энергично кивая.
Валентина Петровна присела рядом, подперев щёку рукой. Вздохнула:
— Эх, сынок… Вот кто тебя в городе-то таким вкусным покормит? Небось, всё по столовкам да забегаловкам…
Сергей закатил глаза:
— Мам, ну вот опять, а? Я же просил…
— Да я ничего такого и не говорю! — всплеснула руками Валентина Петровна. — Просто… Вот Настя, дочка Марьи Ивановны… Такая хозяюшка растёт! И готовит, и шьёт, и по хозяйству…
— Мам! — Сергей с грохотом отодвинул тарелку. — Хватит! Сколько можно? Я же сказал — не лезь в мою личную жизнь!
— Да я… — начала было Валентина Петровна, но осеклась, увидев злой блеск в глазах сына.
— Что ты? — рявкнул Сергей. — Что, мам? Ты же прекрасно знаешь, что я не собираюсь жениться на Насте. Ни на Насте, ни на ком другом! Я вообще не хочу жениться, понимаешь? Не хочу!
Он вскочил из-за стола, заметался по кухне:
— Ты думаешь, я не вижу, что ты делаешь? Сначала ты мечтала о городской невестке. А теперь что? Испугалась, что городская девушка тебя затмит? Что я уеду и оставлю тебя одну? Поэтому теперь пытаешься сосватать меня за первую встречную деревенскую девчонку?
Валентина Петровна сидела, безмолвно открывая и закрывая рот. А Сергей продолжал, уже не сдерживая накопившейся обиды:
— Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Ты не даёшь мне жить! Ты душишь меня своей заботой, своими планами на мою жизнь! Я не могу так больше, понимаешь? Не могу!
Он схватил куртку и выскочил из дома, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла. Валентина Петровна осталась сидеть за столом, оглушённая этой вспышкой гнева. По её морщинистым щекам катились слёзы.
«Господи, — думала она, — да что ж я такого сделала-то? Я же как лучше хотела… Для него же старалась…»
***
Сергей шёл по деревенской улице, не разбирая дороги. В висках стучала кровь, в груди клокотала обида. Он сам не ожидал, что его так прорвёт. Сколько лет копилось, сколько лет он молчал, терпел…
— Эй, Серёга! — окликнул его знакомый голос. — Ты чего такой хмурый с утра пораньше?
Сергей обернулся. У калитки своего дома стояла Настя — та самая, которую мать прочила ему в жёны. Невысокая, крепко сбитая, с русой косой до пояса. В другое время Сергей бы, может, и заглядел на соседскую красавицу. Но сейчас…
— А, Настя, — буркнул он. — Привет.
Девушка нахмурилась:
— Ты чего такой смурной? Случилось что?
Сергей махнул рукой:
— Да так… С матерью поругались.
— Опять сватает? — понимающе хмыкнула Настя.
Сергей удивлённо уставился на неё:
— А ты откуда знаешь?
Настя рассмеялась:
— Да вся деревня знает! Валентина Петровна уже всем уши прожужжала, какая я хорошая невеста для её ненаглядного Серёженьки.
Сергей застонал, закрыв лицо руками:
— Господи, как стыдно-то…
Настя подошла ближе, положила руку ему на плечо:
— Да ладно тебе, Серёг. Не переживай. Я ж понимаю, что это не ты, а мать твоя чудит.
Сергей посмотрел на неё с благодарностью:
— Спасибо, Насть. Ты… ты не обижаешься?
— На что? — удивилась девушка. — На то, что твоя мать хочет нас поженить? Так я ж не дурочка какая — понимаю, что это всё её фантазии.
Она хитро прищурилась:
— Хотя, знаешь… Может, нам стоит подыграть Валентине Петровне?
Сергей опешил:
— В каком смысле?
Настя заговорщицки понизила голос:
— А давай сделаем вид, что мы и правда решили пожениться? Только не здесь, а в городе. Скажем, что хотим начать новую жизнь, вдали от… — она замялась, подбирая слова, — от чрезмерной опеки.
Сергей смотрел на неё, не веря своим ушам:
— Ты… ты серьёзно?
Настя кивнула:
— А почему нет? Ты получишь передышку от материнских нотаций, я — шанс вырваться из деревни… Все в выигрыше!
— Но… — Сергей замялся. — Это же обман. Нехорошо как-то…
Настя фыркнула:
— А то, что твоя мать делает — хорошо? Нет уж, Серёга. Иногда нужно преподать урок, чтобы человек понял, что он не прав.
Сергей задумался. В словах Насти была своя логика. Может, и правда, стоит проучить мать? Показать ей, к чему может привести её чрезмерное вмешательство в его жизнь?
— Знаешь что, — медленно проговорил он, — а давай попробуем.
