Я проснулась в слезах, потому что мне опять снилась мама. Даже когда она ушла, и тоска была особенно острой, она во сне ко мне не приходила. А сейчас вот третью ночь подряд я вижу ее и не могу понять, зачем она является. Мы стоим на берегах реки – вода разделяет нас. Мама что-то кричит мне с того берега, но воет такой ветер и так шумят деревья, что я не могу разобрать ни единого слова, и только тяну к ней руки. И она ко мне – но не дотянуться, не коснуться, не понять…
Вытерев слезы, тяжело поднялась с постели: пора на работу. Быть руководителем крупного салона красоты не просто. Нужно постоянно общаться с командой, мониторить пожелания и жалобы клиентов, вести группы в социальных сетях, следить, чтобы твои девочки постоянно обучались.
Да и самой необходимо вечно выглядеть на все сто, и не важно, выспалась ли ты сегодня. Улыбнувшись своему отражению, я наскоро умылась, протерла лицо льдинкой, и начала собираться. Сегодня предстояло познакомиться с новой уборщицей, которую я планировала нанять. Кандидаток было трое, и выбрать нужно было в самое ближайшее время, так как прежняя работница уволилась из-за беременности.
Сон с участием мамы никак не шел у меня из головы все дорогу в салон. Мамы не стало два года назад. Когда-то у нас была хорошая семья, отец держал довольно успешный бизнес по продаже стройматериалов. Мама вышла за него по любви, сразу почти родила меня, и осела дома. Отца вполне устраивала супруга-домохозяйка, тем более что его супруга никогда не запускала себя.
Она ходила и на маникюр, и всегда имела аккуратную прическу, почти идеальную фигуру и уступчивый перед мужем характер. Меня она любила и хотела, хоть я и получилась случайно. После свадьбы с детьми родители спешить не хотели, но судьба распорядилась иначе, и я родилась через год после свадьбы.
Все было хорошо несколько лет, а потом случилась беда – отец потерял бизнес. Не сразу, не в одночасье, но через полгода у него остались лишь долги и пустота в душе, что он так легко упустил из рук столь прибыльное дело. Денег в семье резко не стало. Привыкшая жить на широкую ногу мама, тяжело переживала отсутствие средств.
Отец и вовсе был разбит и подавлен. Дома начались ссоры, которые порой перерастали в скандалы. Потом папа оставил нас. Я еще была мала и не понимала, что же произошло. Это потом, много лет спустя узнала, что он покинул нас ради другой женщины – той, что поддержала его в трудную минуту.
Мама же отцу поддержкой не была никогда. А вот новая пассия сумела сделать так, что потом отец встал на ноги, вновь открыл свое дело. Вот только нас с мамой он вычеркнул из своей жизни раз и навсегда. Я больше его не видела и даже не знаю, до сих пор жив ли он, или они с мамой уже встретились в лучшем мире.
После ухода отца из семьи все стало совсем плохо. Мама, видимо, чувствовала себя потерянной. У нее была только красота – ни образования, ни работы, никакой опоры в жизни. Да, была у нее я, но она словно бы не знала, что со мной теперь делать, когда осталась одна. Благо, очень помогала бабушка – мамина мать. Уже на тот момент довольно пожилая, она забирала меня погулять, когда мама часами рыдала в своей комнате, и порой даже начинала выть, как раненное животное. Потом бабушка рассказывала, что в тот период всерьез опасалась за дочь. Но постепенно мама оправилась и начала вести довольно сомнительный образ жизни. В нашем доме стали появляться какие-то мужчины. Некоторые приносили мне конфеты и пирожные, некоторые вообще смотрели как на назойливое насекомое, некоторые просто не обращали внимания.
Бабушка часто ругалась с мамой, чтобы она одумалась, остепенилась и посвятила жизнь ребенку. Но та ее не слушала и продолжала водить кавалеров. Ни один из них долго не задерживался – так, на пару месяцев, а затем появлялся новый. Я тогда не понимала, что это за незнакомые дяди, и часто спрашивала, когда вернется папа. Мама раздраженно отмахивалась от меня, или отвечая что-то резкое об отце, или вообще молчала на мои вопросы.
Так прошло несколько лет, а потом мама забеременела. Они с бабушкой страшно поругались из-за этого. Оно и понятно – мама так и не устроилась на постоянную работу, второй ребенок стал бы настоящей обузой в нашем и без того печальном материальном положении. Мама тогда много плакала, и живот ее становился все больше. Она до последнего мечтала оставить ребенка. Но когда родилась ее вторая дочка, мама была вынуждена отнести ее в приют.
Я помню, как она вернулась оттуда. Сидела с пустыми глазами на кухне несколько часов, держа в руках крошечные носочки своей дочки. Она даже имени моей новорожденной сестричке не дала, решив, что не имеет на это права. Всю свою жизнь мама жалела о своем поступке. Когда я уже выросла, мы иногда говорили об этом. Мама каялась передо мной, прося прощения, что лишила меня сестры. Мне было горько.
Я знала лишь, что девочку усыновили – мама через пару лет нашла ее в приемной семье. Как ей это удалось, я не знала, но мама сумела. Она даже встретилась со своим оставленным ребенком, и приемная мать это позволила. Но это было только раз, и после мама больше не видела девочку.
Я не знала ни имени сестры, ни ее адреса, ни где она теперь. Может, мама снится мне снова, чтобы что-то сказать именно о ней? Но прошло столько лет, уже и мамы не стало. Какое значение теперь имеет ее оставленный ребенок?
Я припарковалась на стоянке у своего салона, включила сигнализацию, и на высоких каблуках изящно прошла в здание. Всюду в вазах благоухали живые розы, мягко горели светодиодные свечи, в клетках пели канарейки, вились живые растения, оплетая стены. Я улыбнулась высыпавшим мне навстречу девочкам.
— Елена Валерьевна, приветствуем! — хором отозвались мои мастерицы.
Администратор на ресепшене, Оля, немедленно осведомилась не желаю ли я чаю или кофе. Отрицательно покачала головой:
— Олечка, на вакансию уборщицы женщины уже подошли?
— Одна да. Вторая… опаздывает. — последнее Ольга произнесла, виновато опустив глаза.
Я не терпела опозданий. Ни от кого. Меня это раздражало до крайности. Я могла уволить сотрудницу за задержку на три минуты. Моим правилом было приходить за пятнадцать минут до назначенного времени. Так я всегда поступала сама, того же требовала от своих сотрудниц. Мои девочки прекрасно это знали и свято соблюдали негласное правило.
Правил вообще было немало. Руководителем я слыла довольно требовательным и жестким. Многие не срабатывались со мной и увольнялись, не выдерживая. Но я полагала, что дисциплина – основа основ. Вторая – безукоризненная вежливость и нацеленность на клиента. У нас приходили в основном респектабельные женщины с деньгами, и услуги мастеров в салоне стоили довольно высоко.
Работали у меня лишь профессионалы, и бонусом к умениям их золотых рук непременно прилагалась улыбка, услужливость, умение выслушать клиента и поддержать разговор. За грубость, неаккуратность и кислую мину я карала беспощадно.
Опоздавшая на вакансию уборщица автоматически отпадала из списка кандидаток. Я и так платила выше рыночной стоимости за эти услуги, так что терпеть халатность в виде опоздания уже на одиннадцать минут и двенадцать секунд была не намерена.
— Пригласите ко мне вторую. Я буду в общем зале.
Общий зал – это была небольшая круглая комната, где проходили летучки, обучение и совещания между сотрудниками. Зал был в нежно-коричневых тонах, что перетекали от топленого молока до капучино на стенах, шторах, столах. Я расположилась за своим столом, бегло просматривая поданный мне журнал записей маникюрщиц – с утра до вечера все расписано. Отлично! Нужно оставить одно окно, или даже пару для новых клиентов. А то к нашим девочкам уже не пробиться стало.
Ольга приоткрыла дверь, кивая мне, и впуская в зал молодую женщину, лет тридцати на вид. Аккуратно уложенные светлые волосы, длинное платье из бирюзовой штапнели, аккуратные ногти без покрытия лаком, открытые голубые глаза. На лице ни грамма косметики, но серой мышью блондинка не выглядела. А еще кого-то она мне неуловимо напоминала, но я никак не могла вспомнить кого.
— Здравствуйте, меня зовут Вера. Я бы очень хотела работать у вас. — Сказала женщина, останавливаясь передо мной, образцово ровно держа спину.
— Здравствуйте, Вера. Да, вы вполне подходите. С правилами работы в нашем салоне вас ознакомит наша администратор Оля. Вас устраивает заработная плата? Есть ли какие-то дополнительные вопросы по вакансии, на которую вы претендуете?
— Нет, мне все ясно. Тогда я могу приступать?
— С завтрашнего дня.
Мы распрощались, я занялась делами. На следующее утро приехала раньше всех, и с удивлением обнаружила, что салон открыт. Новенькая уборщица уже была на своем месте, и, поставив швабру, улыбнулась мне:
— Елена Валерьевна, доброго утра! А я вот решила пораньше…
Я тоже улыбнулась ей в ответ и вдруг замерла. На пальце у Веры блестело мамино кольцо. Я узнала бы его из миллиона, ведь оно было еще бабушкиным, и привез ей его дед из Финляндии от какого-то именитого ювелира. Широкий золотой ободок с раухтопазом, оплетенным искусно отлитыми из золота же листочками плюща.
— Откуда у тебя кольцо моей мамы — Спросила я у уборщицы
Вера широко распахнула глаза и посмотрела сперва на меня, а потом на кольцо на среднем пальце:
— Это… долгая история.
— А я совершенно никуда не спешу. Оставь швабру, давай выпьем кофе, и ты мне расскажешь. — потрясенная, я даже не заметила, как перешла с ней на ты, хотя в моих правилах было обращаться на Вы ко всем своим сотрудницам.
Когда мы сели в приемной с ароматными кружками кофе, что варила наша кофемашина, Вера начала рассказывать.
— Тридцать лет назад, когда я родилась, моя мама… Моя настоящая мама оставила меня. В приюте я пробыла совсем недолго, меня почти сразу усыновила прекрасная семья. Мама Таня была чудесной любящей женщиной, и даже когда папы Димы не стало, мы с ней остались родными людьми и жили хорошо. Когда мне было десять, мама Таня сказала, что женщина, которая родила меня, желает повидаться. Я знала, что я приемная, от меня никогда этого не скрывали. Биологическая мать просила у меня прощения и отдала это кольцо. Больше я ничего не знаю о ней.
Я сидела, как громом пораженная. Машинально полезла в сумочку, достала паспорт, в котором была вложена наше с мамой фото, когда она была примерно в возрасте Веры.
— Эта женщина?
Вера осторожно взяла у меня фотографию и закивала:
— Да-да, это точно она! Ее звали Алевтина.
Мамино имя заставило мое сердце трепетать. Ведь тогда получается, что Вера моя…
— Знаешь, я скажу тебе сейчас нечто, что изменит жизнь нас обеих. У тебя на пальце кольцо моей матери. Ее звали Алевтина, и когда-то она отдала свою дочь в приют, потому что не могла иначе. Она никогда не забывала тебя, всегда помнила и плакала.
— Мы сестры? — в глазах Веры блеснули слезы.
Я и сама чувствовала горячие соленые дорожки, что бегут сейчас по щекам, щекоча уголки рта:
— И раз так, то теперь мы больше не одиноки, Вера!
— Я могу Вас… могу я тебя обнять, Лен? — женщина всем корпусом подалась ко мне, но я метнулась ей на встречу первая, заключив в объятия.
— Поверишь ли, я не думала уже, что когда-то доведется встретиться. — Я уже, не сдерживаясь плакала.
Тут открылась дверь, и весело поздоровавшись, парикмахерши разом осеклись, увидев, как я и наша новенькая уборщица плачем и обнимаемся. Но мастера не задали ни единого вопроса, и, скромно опустив глаза, просочились в зал салона. Работать я уже не могла, наскоро набросила на плечи ажурный тонкий кардиган, позвала с собой Веру, и мы поехали ко мне.
Через полгода «Студия красоты сестер Вернацких «Шик» процветал и по праву считался одним из лучших в городе. Вера училась на визажиста, делая большие успехи. Теперь она заведовала вторым нашим салоном «Шпилька», открытым неподалеку от основной студии.
Начальником Вера оказалась толковым, хоть и более мягким, чем я. Мы с сестрой оказались родственными душами. Она начинала фразу – я заканчивала. Нам часто приходили в голову одни и те же идеи относительно бизнеса. Она переехала ко мне, так как тоже была не замужем, а теперь с радостью окунулась в новое для себя дело.
И мама больше мне не снилась. Один раз только пришла, прошептала: «Спасибо!»
