Духота в банкетном зале ощущалась физически, словно кто-то накинул на плечи мокрое шерстяное одеяло.
Кондиционеры гудели с надрывным усилием, но не могли победить тяжелую смесь запахов: приторный аромат белых лилий, расставленных в высоких вазах, смешивался с духом жареной баранины, дорогого парфюма и разгоряченных тел.
Елена сидела за главным столом, чувствуя, как по спине, под шелком праздничного платья, скатывается неприятная капля влаги.
Она машинально разглаживала крахмальную салфетку на коленях, и жесткая ткань царапала подушечки пальцев, но это мелкое раздражение помогало ей сохранять связь с реальностью. Сама же реальность казалась зыбкой, подернутой рябью, как отражение в кривом зеркале.
— Лена, тебе положить еще оливье? — голос мужа прозвучал над самым ухом, сиплый и какой-то заискивающий.
Она медленно повернула голову, наблюдая за суетой супруга. Виктор сидел рядом, но выглядел так, будто готов был в любой момент сорваться с места и бежать без оглядки. Он то и дело дергал узел галстука, словно тот превратился в удавку, и промокал салфеткой блестящий от испарины лоб.
— Нет, Витя, спасибо, — ответила она ровно, стараясь не выдать брезгливости, которая внезапно подступила к горлу. — Я не голодна.
Елена перевела взгляд на виновников торжества, стараясь отвлечься от нервозности мужа. Андрей, их единственный сын, сиял так, словно выиграл в лотерею главный приз всей своей жизни. Он держал за руку Кристину — хрупкую, почти воздушную в облаке белоснежных кружев, с наивно распахнутыми глазами и трогательной ямочкой на щеке.
Невестку Елена видела сегодня впервые, так как сын познакомился с ней в командировке, в другом городе.
Полгода они жили телефонными звонками, потом случился стремительный переезд Кристины сюда, и сразу — заявление в ЗАГС. Виктор тоже не был знаком с избранницей сына до этого дня, и теперь его паника становилась понятной.
Ведущий в нелепом синем пиджаке, слишком ярком для этого пафосного ресторана, что-то выкрикивал в микрофон. Гости смеялись, звенели бокалами, не замечая напряжения за главным столом.
— А теперь, дорогие друзья, традиционный момент! — голос тамады перекрыл шум музыки. — Молодые подходят к родителям, чтобы получить благословение и звон хрусталя!
Андрей и Кристина поднялись из-за своего президиума, направляясь к родителям. Сын шел уверенно, гордо выпятив грудь, а невеста семенила рядом, опустив глаза в пол, словно боялась споткнуться. Елена внимательно следила за каждым их шагом, пытаясь понять, что именно в поведении девушки царапает взгляд.
Когда они подошли к столику, Кристина подняла бокал, но ее рука заметно дрожала. Шампанское плескалось, угрожая вылиться на скатерть, выдавая крайнюю степень волнения. Она избегала смотреть на свекра, словно боялась обжечься об него взглядом, но при этом ее широкая улыбка была приклеена намертво.
— Мама, папа, — торжественно произнес Андрей, глядя на родителей с обожанием. — Спасибо вам за все, за этот праздник и за то, что вы есть.
Он потянулся чокнуться с отцом, и Виктор дернулся, звякнув вилкой о тарелку. В этот момент Кристина протянула руку к бокалу Елены, и широкий кружевной рукав ее платья предательски задрался.
Мгновение застыло.
На бледной коже вспыхнула золотая змейка особого, редкого плетения «Бисмарк» с вкраплением белого золота. В центре браслета, в обрамлении мелких бриллиантов, темнел крупный, глубокий сапфир. Камень поймал луч ресторанного софита и сверкнул холодным, равнодушным синим огнем.
Гул голосов отдалился, словно кто-то резко выкрутил громкость на минимум. Остался только этот браслет, висящий в воздухе перед ее глазами, как неоновая вывеска. Память услужливо, с жестокой четкостью, перенесла ее на три года назад, в тесную ванную комнату.
Тогда Елена разбирала вещи мужа после очередной «рыбалки», и от куртки пахло не костром, а сладковатой смесью бензина и чужих духов. Пальцы нащупали скомканный бумажный комок во внутреннем кармане ветровки — забытый чек.
Она разгладила бумажку на краю раковины, вчитываясь в название «Ювелирный дом Аметист».
Сумма, от которой у нее тогда перехватило дыхание, равнялась двум зарплатам Виктора. В графе «товар» значилось: «Браслет женский, полновесный, вставка — сапфир натуральный, 1 карат».
Елена тогда вышла из ванной с этим чеком в руках, требуя объяснений. Виктор даже глазом не моргнул, не поперхнулся чаем, а поднял на нее ясные, честные глаза.
— А, это… Ленусь, ну ты чего? Это ж Марье Ивановне, главбуху нашему, на юбилей от всего отдела.
Она не стала смотреть переписку, ей стало стыдно за свое подозрение, ведь Виктор — примерный семьянин. Теперь этот чек, тот давний разговор и украшение на руке невесты сына сложились в единую, чудовищную мозаику.
Елена медленно перевела взгляд на мужа, изучая его реакцию. Виктор сидел, уставившись в свою тарелку с остывшим мясом, его лицо приобрело землистый оттенок. Он узнал любовницу, как только она вошла в зал, и теперь просто ждал катастрофы.
Картина прояснилась с тошнотворной быстротой: пять лет «рыбалок» на Истре без единой пойманной рыбешки. Каждые выходные он уезжал в пятницу вечером и возвращался в воскресенье, уставший, но без улова, жалуясь на давление и погоду.
Снаряжение стояло в гараже, покрываясь слоем пыли, а спиннинги всегда выглядели подозрительно чистыми. Елена посмотрела на невестку новым взглядом, лишенным материнской надежды. Теперь она видела не скромную провинциалку, а расчетливую особу, решившую не упускать выгодную семью.
Кристина перехватила взгляд Елены, и в глазах девушки мелькнул испуг, смешанный с какой-то грязной тайной. Она быстро одернула рукав, пряча золото, но было уже поздно.
Елену замутило, шампанское в бокале показалось кислым, как прокисшее молоко. Это было предательство двойного масштаба: муж не просто изменял ей, он привел свою пассию в их дом. Андрей сейчас целует губы, которые целовал его отец, и планирует детей с женщиной, которая пять лет была «рыбалкой» его папы.
Видимо, роман наскучил Виктору, или Кристина сама, чтобы закрепиться в обеспеченной семье, переключилась на сына. А Виктор просто струсил признаться Андрею, побоялся скандала и потери комфорта. Он решил промолчать, позволив сыну жениться на «объедках» с барского стола.
— Горько! — заорал кто-то из гостей басом, и этот крик разорвал пелену мыслей.
Андрей притянул Кристину к себе, целуя ее долго и собственничестки. Виктор вздрогнул всем телом, дернулся так резко, что его бокал опрокинулся, и темная жидкость коньяка потекла по скатерти. В глазах мужа, который наконец-то поднял голову, плескался животный страх.
Он смотрел на Елену и безмолвно умолял не позорить их, стерпеть ради приличий. Он надеялся на то, что Елена, которая всю жизнь сглаживала углы, промолчит и сейчас. Но внутри Елены в этот момент все выгорело, оставив только ледяную ясность.
Если она промолчит сейчас, жизнь сына превратится в гнилое болото лжи. Они будут собираться на семейные ужины, где Виктор будет подмигивать невестке, а Андрей — играть роль счастливого дурака.
Ведущий, заметив заминку, подскочил к ним с профессиональной улыбкой.
— А сейчас самый трогательный момент вечера! Слово родителям жениха!
Виктор вжался в стул, став визуально меньше ростом, и замотал головой. Елена медленно поднялась, чувствуя себя странно спокойной, как хирург перед сложной операцией. Она взяла микрофон, корпус которого был неприятно ледяным.
Гости перестали жевать, звон вилок стих, и десятки глаз уставились на нее. Елена вышла в центр зала, но смотрела она не на гостей, а прямо в глаза Кристине. Улыбка медленно сползала с лица невесты, обнажая подлинный ужас узнавания.
— Дорогие гости, — начала Елена низким, густым голосом, заполняющим зал. — Сегодня удивительный день, день больших открытий.
Она сделала паузу, давая словам вес. Андрей улыбался, глядя на мать с гордостью, не подозревая о надвигающейся буре.
— Я смотрю на своего сына и радуюсь, что он нашел девушку с такими разносторонними интересами.
Зал одобрительно загудел, кто-то начал хлопать.
— Ведь Кристина, как я погляжу, очень любит природу, а особенно… рыбалку.
По рядам гостей прошел недоуменный шепот, кто-то нервно хихикнул. Кристина побледнела так, что стала сливаться со своим платьем, превратившись в белое пятно. За спиной Елены раздался грохот — это Виктор уронил вилку, и звук удара о фарфор прозвучал оглушительно резко.
Елена развернулась к мужу, глядя на него сверху вниз.
— Да, Витя? Я права?
Виктор сидел красный, пытаясь расстегнуть верхнюю пуговицу непослушными пальцами.
— Помнишь, дорогой, как ты пять лет подряд, каждые выходные, ездил на Истру? — Елена говорила ласково, но от этой нежности веяло могильным холодом. — Я все думала, почему ты рыбу никогда не привозишь, только усталость. А теперь я поняла.
Она снова повернулась к невесте и подошла почти вплотную. Андрей перестал улыбаться, его брови сошлись на переносице.
— Твоя «Золотая Рыбка» все это время плавала в мутной воде и ждала, пока ее поймают в сети покрупнее.
В зале стало так тихо, что было слышно жужжание мухи под потолком.
— Мам, ты чего? — тихо спросил Андрей, и голос его дрогнул. — О чем ты говоришь?
— Я абсолютно трезва, сынок. Впервые за пять лет я вижу все кристально четко.
Елена указала на спрятанное запястье Кристины.
— Покажи всем свой браслет, деточка. Не стесняйся.
Кристина попыталась прикрыть руку, прошептав что-то про сумасшествие свекрови.
— Три года назад, Витя, — Елена чеканила каждое слово, — я нашла чек на этот самый браслет у тебя в кармане. Ты клялся здоровьем матери, что это подарок бухгалтерше.
Виктор вжал голову в плечи, его молчание было громче любого крика. Елена посмотрела на сына с разрывающей сердце жалостью.
— Спроси у своей жены, откуда у нее подарок от твоего отца стоимостью в две его зарплаты. И спроси, почему ее «командировки» так удивительно совпадали с графиком твоего папы.
Зал выдохнул в едином порыве. Андрей медленно повернулся к Кристине, его лицо стало серым.
— Это правда? — спросил он чужим, хриплым голосом.
Кристина молчала, тушь потекла по щекам, она искала глазами Виктора, но тот сидел, уткнувшись носом в скатерть.
— Витя! — рявкнул Андрей. — Скажи ей, что это бред!
Отец не поднял глаз, раздавленный собственной ложью. Андрей схватил Кристину за руку и рывком задрал кружево рукава. Сапфир сверкнул в лучах света, как глаз дьявола — улика, которую нельзя стереть.
— Откуда? — прошипел Андрей.
— Я… мы… это было давно… — лепетала Кристина.
Бокал выпал из ее пальцев и разбился о паркет, разлетевшись на сотни сверкающих брызг.
— Я не позволю делать из моего сына дурака, — сказала Елена в полном безмолвии зала. — Совет вам да любовь… но только не в нашей семье.
Она аккуратно положила микрофон на стол молодых, прямо в тарелку с нетронутым свадебным тортом. Сахарный лебедь покосился и упал в крем.
Скандал разразился мгновенно: Андрей оттолкнул Кристину, выбежал из зала, срывая бабочку. Невеста пыталась бежать за ним, но запуталась в шлейфе. Гости начали поспешно собираться, чувствуя себя зрителями в дешевом спектакле.
Елена вышла на улицу, где тяжелые двери отсекли шум. Вечерний город встретил ее прохладой, воздух пах мокрой пылью и озоном. Она вдохнула полной грудью, чувствуя удивительную легкость, словно сбросила с плеч тяжелый груз.
На крыльцо выскочил Андрей — взъерошенный, с безумным взглядом.
— Мам… — он схватил ее за руки ледяными ладонями.
От сына пахло табаком, он закурил впервые за три года.
— Ты знала? — спросил он глухо.
— Узнала сегодня, когда увидела браслет. Прости, что так… при всех. Но иначе он бы выкрутился.
Андрей поднял голову, в его глазах стояли слезы ярости.
— Спасибо. Если бы я узнал через год… Господи, мама, он спал с ней…
Его передернуло.
— Поезжай ко мне, в мою старую квартиру. Не возвращайся к нему.
— Я поеду к бабушке. Там стены честные.
Подъехало такси, фары высветили фигуру Елены.
— Ты как? — спросил Андрей.
— Я живая, Андрюша. А это главное.
Елена села в машину, не оглядываясь на сияющие окна ресторана. Внутри было опустошение, выжженная земля, но она знала, что на пепелище трава растет гуще.
— Радио включить? — спросил таксист.
— Не надо, — ответила Елена. — Я хочу послушать себя.
Машина тронулась. Завтра начнется ад развода и дележки, но это будет завтра. А сегодня она едет в старую «хрущевку», где пахнет книгами, и впервые за пять лет точно знает: никто больше не врет.
Она достала влажную салфетку и с силой начала тереть правую руку, которую недавно сжимал Виктор.
Ей хотелось смыть это прикосновение. Машина свернула во двор, где горел одинокий фонарь. Жизнь не закончилась. Она только началась, потому что теперь принадлежит ей.
