Когда Марина вошла в кабинет директора, её сердце колотилось так, будто она впервые сдавала экзамен. Но страха не было — только предвкушение. Она знала, что её вызвали не просто так. Последние полгода она работала на износ: два крупных проекта закрыты досрочно, клиенты довольны, отдел показал рост на тридцать процентов.
— Марина Сергеевна, присаживайтесь, — Игорь Петрович улыбнулся и придвинул к ней папку. — Поздравляю. С первого марта вы — руководитель департамента развития. Оклад увеличивается на пятьдесят процентов, плюс бонусная часть.
Она читала приказ и не верила своим глазам. Тридцать три года, и вот оно — настоящее признание. Не просто повышение, а должность, о которой она мечтала последние пять лет.
Домой Марина летела на крыльях. Купила по дороге хорошее вино и торт — надо было отметить. Дмитрий, её муж, обрадуется. Они столько обсуждали эту возможность, строили планы: как наконец съедут от его матери, снимут квартиру, может, даже начнут копить на свою.
— Дим! — она ворвалась в квартиру, сияя. — Ты не поверишь!
Дмитрий вышел из комнаты, вытирая руки о полотенце. Высокий, немного сутулый, с вечно усталым взглядом программиста, который слишком много времени проводит за монитором.
— Что случилось?
— Мне дали повышение! Руководитель департамента! Дим, понимаешь, что это значит?
Он улыбнулся — осторожно, как всегда, будто боялся слишком бурно реагировать на что-либо в этом доме.
— Маринка, это прекрасно. Я знал, что у тебя получится.
Они обнялись, и в этот момент из своей комнаты вышла Валентина Михайловна — свекровь Марины, женщина шестидесяти лет, с идеальной укладкой и вечным выражением лица человека, который точно знает, как надо жить.
— Что за шум? — она окинула Марину оценивающим взглядом. — Марина, ты опять обувь в коридоре не поставила на место. Почему ты такая небрежная?
— Мам, — Дмитрий перехватил её взгляд. — У Марины повышение. Большое повышение.
Валентина Михайловна приподняла брови.
— Неужели? Ну что ж, похвально. Значит, ценят. — Она помолчала, потом добавила: — Только смотри, Марина, не зазнавайся. Карьера — это хорошо, но семью тоже нельзя забывать.
Марина стиснула зубы. Всегда так. Любое её достижение Валентина Михайловна умудрялась сопроводить колкостью или нравоучением. Но сегодня она не хотела портить себе настроение.
— Я помню, Валентина Михайловна.
— И вообще, раз такое дело, может, наконец, начнёшь помогать нам больше по хозяйству? А то я одна и готовлю, и убираю, хотя у меня возраст уже не тот.
Дмитрий поморщился, но промолчал. Марина выдохнула.
— Мам, мы же с тобой договорились: каждый за собой убирает, и готовим по очереди.
— По очереди, — передразнила свекровь. — Твоя очередь случается раз в неделю, если случается.
Марина хотела возразить, но Дмитрий тихо коснулся её руки.
— Мам, пожалуйста. Давай сегодня просто порадуемся?
Валентина Михайловна фыркнула и вернулась к себе в комнату.
Вечером, когда они сидели на кухне вдвоём, Дмитрий налил вина и поднял бокал.
— За тебя. За мою умницу.
— За нас, — поправила Марина. — Дим, теперь мы правда сможем съехать. Я посчитала: с новой зарплатой мы спокойно потянем двушку в приличном районе. Не шикарную, но свою.
Он кивнул, но в его глазах была та же усталая осторожность.
— Мы обсудим это. Обязательно.
— Что обсуждать? — Марина почувствовала, как раздражение подкрадывается к горлу. — Нам по тридцать три года, Дим. Мы живём с твоей матерью пять лет. Пять лет! Я больше не могу. Каждый день — замечания, упрёки, контроль. Я прихожу с работы и чувствую себя не дома, а на допросе.
— Я понимаю. Просто… мама уже немолодая. Ей одной будет трудно.
— Дим, она работает, у неё куча подруг, она здоровая и активная женщина. Ей не семьдесят, ей шестьдесят. И потом, мы не на край света уедем.
Он помолчал, покрутил бокал в руках.
— Давай подождём до лета. Хорошо? Я поговорю с ней.
Марина знала, что значит «поговорю с ней». Это значило, что ничего не изменится.
Следующие две недели были странными. Валентина Михайловна будто подменили. Она улыбалась Марине, интересовалась её работой, не делала замечаний о разбросанных вещах или недостаточно чистой раковине. Даже приготовила как-то пятничный ужин, хотя была Маринина очередь.
— Ты ведь устаёшь на новой должности, — сказала она, ставя перед ней тарелку с жарким. — Отдохни. Я справлюсь.
Марина переглянулась с Дмитрием. Он пожал плечами, явно тоже удивлённый.
— Спасибо, — осторожно сказала Марина.
— Да не за что. Мы же семья, в конце концов.
Это было настолько необычно, что Марина даже насторожилась. Но потом подумала: может, Дмитрий всё-таки с ней поговорил? Или Валентина Михайловна сама поняла, что перегибала палку?
Как бы то ни было, в доме стало легче дышать.
А потом, за завтраком в субботу, Валентина Михайловна объявила:
— Дети, вы же помните, что у меня скоро юбилей? Двадцать третьего числа.
— Конечно, мам, — Дмитрий кивнул. — Шестьдесят лет. Это важная дата.
— Вот именно. Я хочу отметить её красиво. По-настоящему. — Она выдержала паузу, потом продолжила: — Я забронировала зал в «Усадьбе». Знаете же этот ресторан на набережной? Прекрасное место. Я составила список гостей — человек тридцать пять. Родственники, подруги, несколько коллег. Праздничное меню, музыка. Хочу, чтобы всё было на уровне.
Марина поперхнулась кофе.
— Тридцать пять человек? В «Усадьбе»?
— А что такого? — Валентина Михайловна посмотрела на неё с лёгким вызовом. — Мне шестьдесят. Это серьёзная дата. Я хочу отпраздновать её достойно.
— Мам, это же очень дорого, — осторожно начал Дмитрий. — «Усадьба» — очень дорогой ресторан.
— Ну и что? — свекровь выпрямилась. — Я всю жизнь работала. Я имею право устроить себе праздник. Или ты считаешь, что я этого не заслуживаю?
— Я не это имел в виду…
— Тогда какие проблемы? Я всё организовала. Вам нужно только прийти. И позвать пару своих друзей, если хотите.
Марина молчала. Что-то в этой ситуации ей не нравилось, но понять, что именно, она не могла.
— Конечно, мам, — Дмитрий кивнул. — Мы придём. И поздравим тебя как следует.
Валентина Михайловна просияла.
— Вот и договорились. Я так рада! Это будет незабываемый вечер.
Юбилей выдался действительно пышным. «Усадьба» оправдала свою репутацию: высокие потолки, хрустальные люстры, безупречный сервис. Гости прибывали нарядные и оживлённые, поздравляли Валентину Михайловну, дарили подарки и цветы. Стол ломился от угощений: закуски, стейки, сложные салаты, десерты.
Марина надела своё лучшее платье — тёмно-синее, которое берегла для особых случаев — и весь вечер старалась быть приветливой. Общалась с родственниками Дмитрия, которых толком не знала, выслушивала бесконечные истории из жизни свекрови от её подруг, улыбалась для общих фотографий.
К десяти вечера она смертельно устала. Ноги в туфлях на каблуках гудели, от шума и музыки болела голова. Гости постепенно начали расходиться, кто-то уже уехал, кто-то ещё сидел за столом, допивая кофе.
Марина стояла у окна, глядя на тёмную воду реки, когда к ней подошла Валентина Михайловна. На лице у неё было странное выражение — смесь удовлетворения и какой-то напряжённой решимости.
— Марина, дорогая, можно тебя на минутку?
— Да, конечно.
Валентина Михайловна огляделась, потом достала из сумочки конверт.
— Вот счёта за мой юбилей, — свекровь вручила ей пачку чеков с таким видом, будто передавала драгоценный подарок.
Марина машинально взяла конверт, не понимая, что происходит.
— Это… что?
— Счета, дорогая. За ресторан, за меню, за обслуживание. — Валентина Михайловна говорила спокойно, почти ласково. — И ещё несколько чеков: за моё платье, за такси, за цветочные композиции на столах. Я всё аккуратно сложила.
Марина открыла конверт. Чеки. Много чеков. Сверху лежал счёт из ресторана. Сумма заставила её сердце упасть куда-то в район желудка.
— Валентина Михайловна, я… я не понимаю. Зачем вы мне это даёте?
Свекровь улыбнулась — широко, почти матерински.
— Ну как зачем, Мариночка? Ты же оплатишь всё это. Я уверена, что ты можешь себе позволить такой подарок мне на юбилей. У тебя теперь такая хорошая должность, такая зарплата! И потом, мы же это обсуждали.
— Что?! — Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок. — Какое «обсуждали»? Я никогда не соглашалась…
— Не соглашалась? — Валентина Михайловна нахмурилась. — Марина, ты же помнишь, я рассказывала вам о юбилее. И Дима, и ты слушали. Я всё подробно объяснила: где, сколько гостей, какое меню. Вы не возражали.
— Мы слушали про ваш праздник, но никто не говорил, что мы будем за него платить! — голос Марины стал громче, и несколько оставшихся гостей обернулись.
Дмитрий быстро подошёл к ним.
— Что происходит?
— Твоя мать… — Марина протянула ему пачку чеков. — Она хочет, чтобы я оплатила весь этот банкет!
Дмитрий пробежал глазами по бумагам, и лицо его побледнело.
— Мам… это почти триста тысяч рублей.
— Ну и что? — Валентина Михайловна выпрямилась. — Марина теперь очень хорошо зарабатывает. Она может себе позволить сделать мне такой подарок. Я всю жизнь заботилась о Диме, вырастила его одна, дала ему всё. Неужели я не заслуживаю достойного юбилея?
— Заслуживаете, — твёрдо сказала Марина. — Но я не обязана за него платить. Вы организовали этот праздник без моего согласия, не спросив, не обсудив. Вы просто поставили меня перед фактом!
— Я думала, это само собой разумеется! — свекровь повысила голос. — Ты же невестка! Ты же живёшь в моей квартире, пользуешься всем! Я думала, хоть на юбилей ты проявишь благодарность!
— Мам, пожалуйста, — Дмитрий попытался встать между ними. — Давай спокойно. Я оплачу. Я переведу тебе деньги завтра…
— Нет, — резко сказала Марина. — Дима, не смей. Не смей этого делать.
Он растерянно посмотрел на неё.
— Маринка, ну что теперь… Юбилей уже прошёл, люди всё съели…
— Именно! И никто не спросил моего мнения! — Марина повернулась к свекрови. — Вы специально были со мной милы эти две недели? Вы специально изображали доброту, чтобы я расслабилась? А потом вот это?
Валентина Михайловна сжала губы.
— Я не изображала. Я просто хотела, чтобы ты поняла: я ценю твой успех. И думала, что ты оценишь возможность сделать мне приятное.
— Сделать вам приятное за триста тысяч рублей?! — голос Марины сорвался на крик, и теперь все оставшиеся гости откровенно смотрели на них. — Это не подарок, это шантаж! Вы знали, что я не соглашусь, поэтому ничего не сказали заранее! Вы просто решили меня использовать!
— Использовать?! — лицо Валентины Михайловны исказилось. — Как ты смеешь! Я — твоя свекровь! Я дала тебе кров над головой!
— За который мы платим за коммуналку и покупаем продукты! Это не благотворительность!
Дмитрий схватил Марину за руку.
— Маринка, пожалуйста. Прекрати. Люди смотрят.
— Пусть смотрят! — она вырвала руку. — Я устала молчать! Устала терпеть! Пять лет я живу в этом доме и чувствую себя не женой, а прислугой! Вечные замечания, вечный контроль, вечное недовольство! А теперь ещё и это!
Одна из подруг Валентины Михайловны — пожилая дама в бордовом платье — тихо сказала:
— Валя, может, не стоит… Ато неловко получается.
— Неловко? — Марина засмеялась, и смех этот прозвучал истерично. — Знаете, что неловко? Неловко — это когда тебя подставляют собственные родственники!
Валентина Михайловна побледнела, потом порозовела.
— Ты… ты чёрствая и жадная! — выпалила она. — Мне стыдно, что сын женился на такой женщине! Не можешь сделать нормальный подарок свекрови на юбилей! Все вокруг дарили, тратились, а ты… ты…
— Я не давала согласия платить за ваш праздник! — Марина чувствовала, что сейчас взорвётся. — Если вы хотели дорогой юбилей, нужно было самой его оплачивать! Или попросить сына! Но не втихаря совать мне счета, надеясь, что я растеряюсь и соглашусь!
Гости начали переглядываться и неловко собирать вещи. Атмосфера праздника окончательно испарилась.
Валентина Михайловна стояла, тяжело дыша, потом резко развернулась к стойке, где стояли официанты.
— Молодой человек! — её голос дрожал. — Вот моя карта. Проведите счёт.
Она достала кредитку и с силой положила её на стойку. Официант, явно желая поскорее закончить эту сцену, быстро провёл операцию.
Валентина Михайловна забрала карту, развернулась и посмотрела на Марину с такой ненавистью, что та невольно отшатнулась.
— Я больше не хочу тебя видеть. Слышишь? Не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты — чужой человек в моём доме.
— Мам! — Дмитрий попытался её остановить, но она отмахнулась от него.
— И ты тоже, Дима. Раз ты позволяешь жене так со мной разговаривать. Раз ты не заступился за мать.
Она схватила сумочку и вышла из ресторана, гордо подняв голову. За ней потянулись последние гости, бормоча смущённые прощания.
Марина и Дмитрий остались стоять посреди опустевшего зала. Официанты бесшумно начали убирать со столов.
— Маринка, — тихо начал он. — Зачем ты…
— Не надо, — она подняла руку. — Не надо мне говорить, что я неправа. Я устала. Пойдём домой.
— Домой? — он горько усмехнулся. — К моей матери?
— Пойдём. А завтра мы решим, что делать дальше.
На следующий день Марина проснулась рано, несмотря на бессонную ночь. Дмитрий ворочался рядом, но тоже не спал.
— Дим, — сказала она в потолок. — Мы съезжаем.
— Маринка…
— Нет. Никаких «Маринка». Я больше не могу здесь жить. Мы найдём съёмную квартиру. Сегодня же начнём искать.
Он долго молчал, потом выдохнул:
— Хорошо.
— Хорошо?
— Да. Хорошо. Ты права. Нам пора.
Она повернулась к нему. В его глазах была усталость, но и решимость.
— Я должен был это сделать давно, — сказал он. — Мне всегда было страшно обидеть маму. Но ты… ты важнее. Прости, что не понял этого раньше.
Марина обняла его и впервые за много месяцев почувствовала облегчение.
В тот же день они просмотрели десятки объявлений. К вечеру нашли небольшую двушку в хорошем районе — не роскошь, но чистую, светлую, с приличным ремонтом. Договорились о просмотре на следующий день.
Валентина Михайловна заперлась в своей комнате и не выходила. Когда Дмитрий постучал, чтобы поговорить, она ответила через дверь:
— Мне не о чем с вами разговаривать.
Три дня спустя они подписали договор аренды и начали собирать вещи. Валентина Михайловна всё так же молчала, демонстративно игнорируя их присутствие. Когда они выносили коробки, она сидела на кухне с чашкой чая и смотрела в окно, будто их вообще не существовало.
— Мам, — Дмитрий попытался в последний раз. — Мы не хотим ссориться. Мы просто…
— Делайте что хотите, — холодно сказала она, не поворачивая головы. — Мне всё равно.
Дверь за ними закрылась с глухим щелчком.
В новой квартире было тихо. Даже как-то непривычно тихо. Первую неделю Марина ловила себя на том, что прислушивается — не раздадутся ли знакомые шаги, не послышится ли недовольный голос из коридора. Но нет. Только они вдвоём. Их собственное пространство, их правила, их жизнь.
Дмитрий будто расправил плечи. Он стал больше улыбаться, больше разговаривать. По вечерам они готовили вместе, смеялись над сгоревшими блинами и пересоленным супом, смотрели фильмы до поздней ночи, не боясь, что кто-то сделает замечание о том, что телевизор работает слишком громко.
Марина тоже чувствовала, как с неё спадает тяжесть. На работе она стала ещё эффективнее — теперь, возвращаясь домой, она действительно отдыхала, а не готовилась к очередному раунду противостояния.
Но иногда, особенно по вечерам, когда они сидели на маленьком балконе с чаем, Дмитрий затихал и смотрел куда-то вдаль.
— Скучаешь? — спросила Марина как-то.
Он покачал головой.
— Нет. То есть… да, наверное. Она всё-таки моя мать. Но я не жалею о нашем решении. Просто грустно, что так получилось.
— Я тоже не хотела, чтобы вышло так. — Марина взяла его за руку. — Но я не могла согласиться. Понимаешь? Если бы я оплатила тот счёт, это стало бы правилом. Всякий раз, когда ей что-то понадобится, она бы ждала, что я решу её проблемы. Я не обязана была платить за праздник, который мне не нужен был, на который я не соглашалась.
— Я знаю, — он сжал её пальцы. — Ты поступила правильно. Мама привыкла, что все вокруг неё вертятся. Что её желания — главные. Может, это и был для неё нужный урок.
— Думаешь, она когда-нибудь поймёт?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Но даже если нет… мы не можем жить по её правилам вечно.
Марина кивнула. Где-то в глубине души она надеялась, что со временем отношения наладятся. Что Валентина Михайловна позвонит, что они спокойно поговорят, может быть, извинятся друг перед другом.
Но прошёл месяц, потом второй. Телефон молчал.
Дмитрий несколько раз писал матери в мессенджер — короткие, осторожные сообщения. Она отвечала односложно или вообще игнорировала. Когда он предложил встретиться, она написала: «Мне не о чем разговаривать с человеком, который выбрал жену вместо матери».
— Будто нельзя любить и то, и другое, — устало сказал он, показывая Марине экран телефона.
Она обняла его, и они сидели так, пока за окном не стемнело.
Весна сменилась летом. Марина получила первый серьёзный бонус на новой должности, и они решили отметить это небольшим путешествием — неделя на море, вдвоём, без забот и обязательств.
В отеле, лёжа на пляже и слушая шум прибоя, Марина вдруг подумала: когда в последний раз она чувствовала себя настолько свободной? Настолько… счастливой?
— О чём задумалась? — спросил Дмитрий, поворачивая голову.
— О том, что мы молодцы, — улыбнулась она. — Что мы справились.
— Справились, — согласился он. — И знаешь что? Я горжусь нами. Горжусь, что мы не побоялись.
Она взяла его за руку.
— Я тоже.
Конечно, внутри оставался маленький узелок вины и грусти. История с юбилеем всё ещё всплывала в памяти — особенно когда Марина видела счастливые семьи, где свекрови и невестки дружили, вместе готовили, смеялись.
Но она не жалела о своём решении. Она поступила так, как велела ей совесть. Отстояла свои границы. Не позволила себя использовать.
И если Валентина Михайловна никогда этого не поймёт… что ж. Это её выбор.
У Марины теперь был свой дом. Своё пространство. Своя жизнь.
И она не собиралась от этого отказываться.
Даже если цена — разрыв с человеком, который считал, что семья — это право распоряжаться чужими деньгами, временем и жизнью.
Семья — это про любовь и уважение, думала Марина, глядя на закат над морем.
