— Сёма, ну ты бы хоть тарелку за собой сполоснул, я же только пришла, ног под собой не чую, — устало выдохнула Ольга, ставя на пол тяжеленные пакеты с продуктами. Пакеты глухо звякнули стеклом, врезаясь в линолеум.
— Ой, Оль, ну не начинай, а? Ты же знаешь, мне наклоняться нельзя. У меня с утра опять там что-то щёлкнуло, прям в поясницу отдало, аж искры из глаз, — жалобно протянул Семён с дивана, даже не повернув головы от телевизора. — Я вон до туалета еле дошаркал, какой там «помыть посуду». Ты мне лучше мазилку ту разогревающую принеси, а то прям ноет и ноет, спасу нет.
Ольга молча стянула сапоги, чувствуя, как гудят ступни после двенадцатичасовой смены на ногах. Полгода. Ровно полгода этот цирк продолжался. Сначала Семён действительно сорвал спину на даче, тут вопросов не было — лечили, кололи, мазали. Но потом, когда врач сказал, что всё в норме и можно потихоньку втягиваться в работу, Семён вдруг решил, что роль домашнего инвалида ему подходит куда больше.
Он лежал, охал, ахала и картинно хватался за поясницу при любом упоминании домашней работы. Мусорное ведро для него стало неподъёмным грузом, пылесос — орудием пыток, а поход в магазин за хлебом приравнивался к подвигу Геракла. Ольга терпела. Жалела. Сама двигала диван, чтобы помыть пол, сама таскала картошку с рынка, сама прикручивала отвалившуюся дверцу шкафа, пока муж давал ей «ценные» советы, лежа на подушках.
— Сейчас принесу мазь, — буркнула она, проходя на кухню.
Там её ждала гора немытой посуды, крошки на столе и липкие пятна от сладкого чая. Семён, видимо, полдничал. Ольга стиснула зубы, переоделась в домашний халат и встала к раковине. Вода шумела, смывая жир с тарелок, а из комнаты доносился бодрый голос мужа. Ему явно стало лучше после того, как Ольга вернулась домой и взяла быт на себя.
— Оль, ты там долго? Есть охота, сил нет! — крикнул он. — И пивка мне открой, я в холодильник положил, пока спина ещё не так болела.
Ольга накрыла на стол. Жареная картошка с котлетами, соленые огурцы — всё как он любит. Семён, кряхтя и держась за поясницу одной рукой, приполз на кухню, тяжело опустился на табурет и тут же потянулся к запотевшей бутылке пива. Сделав глоток, он довольно рыгнул и повеселел.
— А день-то сегодня суматошный был, — начал он рассказывать, набивая рот картошкой. — Я думал, полежу спокойно, пока ты на работе, а тут этот домофон трещит и трещит.
— Кто приходил? — равнодушно спросила Ольга, ковыряя вилкой в своей тарелке. Аппетита не было.
— Да Ленка с третьего этажа, ну эта, крашеная, которая вечно в коротких юбках бегает, — махнул вилкой Семён. — У неё там доставка приехала, пианино какое-то старинное ей тётка отдала. А грузчики, гады, до подъезда довезли и всё, говорят, дальше в проём не проходит, да и платить им отдельно надо за этажность. А у неё денег нет, стоит, ревёт белугой.
Ольга замерла. Вилка в её руке остановилась на полпути ко рту. Она медленно подняла глаза на мужа.
— И что? — тихо спросила она.
— Ну что-что, — Семён, не замечая перемены в настроении жены, горделиво выпятил грудь. — Жалко бабу стало. Не бросать же инструмент на улице, сгниёт ведь или наркоманы растащат. Я вышел, смотрю — ну тяжёлое, зараза, конечно. Но мы с ней вдвоём, ух, взялись! Я снизу подхватил, она сверху, и поперли! На третий этаж без лифта! Еле затащили, я думал, рожу там. Зато она такая благодарная была, прям расцвела вся. Героем меня назвала!
Семён самодовольно улыбался, вспоминая, как Ленка восхищенно смотрела на его бицепсы. Он совершенно забыл, с чего начался этот вечер и что он говорил пять минут назад. Алкоголь и желание похвастаться сыграли с ним злую шутку.
Ольга аккуратно положила вилку на стол. Звук металла о дерево прозвучал в тишине кухни как выстрел. Внутри у неё что-то оборвалось. Перед глазами пронеслись эти шесть месяцев: как она надрывалась с сумками, как ползала с тряпкой под его диваном, как он стонал, когда она просила его просто подать пульт.
— То есть… — голос Ольги был низким и хриплым.
— Чего? — не понял Семён, отправляя в рот кусок огурца.
— То есть, у тебя больная спина и ты не можешь даже мусор вынести, но пианино соседу таскать здоровья хватает? Семён, я тебе такую трудотерапию устрою, ты забудешь, с какой стороны у тебя спина! — закричала жена на мужа, резко вскакивая со стула.
Семён поперхнулся. Кусок огурца встал у него поперёк горла. Он выпучил глаза, глядя на жену, которая нависла над ним, словно грозовая туча.
— Оль, ты чего орешь? — просипел он, откашлявшись. — Там же ситуация была… Человек в беде! Женщина слабая!
— Женщина слабая?! — взвизгнула Ольга, и её лицо пошло красными пятнами. — А я кто?! Я двужильная?! Я, значит, могу шкафы двигать, пока ты тут прострелы свои симулируешь, а Ленке ты пианино на горбу таскаешь?! На третий этаж?! Без лифта?!
— Ну я же помог просто! — Семён попытался включить привычную защиту, но в этот раз его тон уже не был таким уверенным. — Что ты начинаешь-то? Я же мужик, я должен помогать!
— Мужик?! Ты?! — Ольга схватила со стола кухонное полотенце и с силой швырнула его на пол. — Мужик бы жену свою пожалел, а не соседку! Ты полгода мне мозг пудришь своим радикулитом! Я тебя по врачам возила, я на лекарства ползарплаты тратила, а ты… Ты просто ленивое бревно, Сёма!
— Да болит у меня! Болит! — заорал Семён в ответ, пытаясь перехватить инициативу. — Просто на адреналине получилось! Ты не понимаешь ничего! У меня шок болевой был может!
— Шок у тебя сейчас будет, — прошипела Ольга, и в её глазах появился какой-то пугающий, холодный блеск. Она больше не кричала. Это было страшнее. Она медленно подошла к мусорному ведру, которое стояло в углу кухни и было набито доверху, потому что Семён «не мог наклониться».
Семён напрягся, наблюдая за странными маневрами жены. Он ожидал, что Ольга сейчас, как обычно, поплачет, хлопнет дверью и уйдёт в спальню дуться, а он сможет спокойно допить пиво под футбольный матч. Но она не уходила. Вместо этого она с пугающим спокойствием взяла полное мусорное ведро, которое уже даже крышкой не закрывалось из-за торчащих пакетов от чипсов и пустых бутылок.
— Оль, ты чего удумала? — настороженно спросил он, всё ещё не веря в происходящее. — Поставь на место. Завтра вынесу, если отпустит…
Ольга медленно повернулась к нему. В её взгляде не было ни привычной жалости, ни усталости. Только ледяная решимость. Она перевернула ведро прямо посередине их идеально чистой кухни.
Шкурки от картошки, кофейная гуща, липкие обертки, прокисшие остатки супа в пакете — всё это смачным шлепком рухнуло на светлый линолеум. Грязная лужа медленно потекла к носкам Семёна.
— Ты что творишь, дура?! — взвизгнул он, поджимая ноги на табуретке, как испуганная птица. — Совсем с катушек слетела?!
— Это не я слетела, Сёма. Это твоя халява закончилась, — ровным голосом произнесла Ольга.
Она швырнула пустое пластиковое ведро в угол, где оно с грохотом ударилось о стену, и молча вышла из кухни. Семён остался сидеть, разинув рот, глядя на кучу помоев у своих ног. Вонь гниющих отходов мгновенно заполнила маленькое помещение.
— Убирай! Живо! — крикнул он ей вслед, пытаясь вернуть контроль над ситуацией. — Ты устроила — ты и убирай! Истеричка ненормальная!
Но Ольга его уже не слышала. Она была в ванной. Семён услышал звук переворачиваемой пластиковой корзины. Глухой стук белья о кафель. Потом шаги в коридоре. Он вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит, но вставать с табуретки побоялся — пол вокруг был заминирован мусором.
Ольга вернулась на кухню не с пустыми руками. Она несла охапку его одежды, которую он заботливо скидывал на стул в спальне в течение недели: джинсы, носки, футболки. Всё это полетело прямо в кучу с картофельными очистками.
— Эй! Это же мои вещи! — заорал Семён, вскакивая и забыв про «больную» спину. — Ты что, больная?! Это же стирать надо!
— А зачем стирать? — Ольга посмотрела на него как на пустое место. — У тебя же спина болит до машинки дойти, бельё развесить. Пусть так лежит. Гармонично смотрится. Прямо под стать твоему характеру.
Она развернулась и пошла в гостиную. Семён, перепрыгивая через кучу мусора и собственные грязные джинсы, кинулся за ней.
— Прекрати немедленно! — орал он, хватая её за руку. — Я сейчас… Я сейчас врачей вызову! Тебя в дурку сдадут!
Ольга резко выдернула руку и подошла к книжному шкафу. Там стояли его любимые детективы и коллекция каких-то дурацких фигурок, которые он собирал годами. Одним движением руки она смахнула весь ряд книг на пол. Книги падали с тяжелым шелестом, раскрываясь и мня страницы. Следом полетели статуэтки, но, к счастью для Семёна, они были пластиковыми и не разбились, а лишь раскатились по ковру.
— Всё? Или ещё телевизор уронить? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.
— Оля, успокойся, — голос Семёна дрогнул. Он впервые видел её такой. Обычно тихая, покладистая, везущая на себе весь быт, сейчас она напоминала терминатора. — Ну помог я этой Ленке, ну дурак, ляпнул. Чего ты квартиру громишь? Нам же тут жить!
— Нам? — усмехнулась она. — Нет, дорогой. Жить тут буду я. А ты, если хочешь остаться, прямо сейчас начинаешь генеральную уборку.
— Какую уборку?! Ночь на дворе! — возмутился он, глядя на часы. Было почти десять вечера. — Соседи спать ложатся!
— А мне плевать на соседей. Особенно на тех, что с пианино, — отрезала Ольга. — Значит так. Раз спина у тебя прошла чудесным образом и ты способен таскать тяжести на третий этаж, значит, ты абсолютно здоров. А раз ты здоров, то за эти полгода ты мне задолжал, Семён. Ой как задолжал.
Она подошла к нему вплотную. Семён невольно попятился.
— Уборка начинается сейчас, — чеканила она каждое слово. — Ты вымоешь кухню. Руками. Без швабры. Ты перестираешь всё бельё, что я вывалила. Руками, Сёма, потому что машинка для тебя слишком сложный агрегат. Ты протрёшь пыль везде, даже на шкафах, куда тебе «нельзя было тянуться».
— Да пошла ты! — огрызнулся он, чувствуя, как закипает злость. — Ничего я делать не буду! Разбежалась! Я устал, я спать пойду! Сама насвинячила — сама и разгребай!
Он демонстративно развернулся и направился в спальню, намеренно шаркая ногами, чтобы показать всё своё пренебрежение. Он был уверен, что к утру она остынет. Ну попсихует, ну поорёт, а потом всё равно уберёт. Куда она денется? Не будет же она жить в хлеву.
— Семён! — окликнула его Ольга.
Он не обернулся. Он уже взялся за ручку двери спальни, предвкушая, как сейчас закроется там и включит сериал на телефоне.
— Если ты сейчас войдешь в эту дверь, — её голос звучал тихо, но отчётливо, — я вызываю такси, еду к твоей маме и привожу её сюда. Прямо сейчас. И рассказываю ей, и про пианино, и про то, как ты её пенсию у неё же и клянчил на «лекарства», которых не покупал.
Семён замер. Рука на дверной ручке вспотела. Мать он боялся больше огня. Если Ольга просто кричала, то мать могла и жизни лишить, фигурально выражаясь. Она была женщиной старой закалки, властной, и терпеть не могла вранья, особенно когда дело касалось денег.
— Ты не посмеешь, — прошипел он, оборачиваясь.
— Ещё как посмею. А потом я спущусь к Ленке, — добила его Ольга. — И скажу ей, что ты никакой не герой, а обычный альфонс, который полгода сидит на шее у жены и симулирует инвалидность, чтобы не мыть за собой тарелку. Я так её и спрошу: «Лена, а не нужны ли тебе ещё грузчики? А то мой муж только на чужих баб силы тратит, а дома ссытся в штаны от тяжести чайника».
Лицо Семёна пошло багровыми пятнами. Унижение перед соседкой — это было уже слишком. Он ведь так старательно строил перед ней образ крутого мужика!
— Ты… Ты… — он задыхался от бешенства, не находя слов.
— Тряпка в ведре под раковиной. Время пошло, — Ольга скрестила руки на груди и кивнула в сторону кухни. — И чтоб блестело. Я проверю.
Семён стоял, тяжело дыша, его кулаки сжимались и разжимались. В висках стучала кровь. Он смотрел на жену и не узнавал её. Где та робкая Оленька, которая бежала за градусником при первом его чихе? Где та женщина, которая молча сносила его капризы и несла на себе весь дом? Перед ним стояла чужая, холодная и расчётливая стерва.
— Ты блефуешь, — прорычал он, делая шаг в сторону спальни. — Никуда ты не позвонишь. Кишка тонка. Я иду спать. А ты, если тебе нравится жить в свинарнике, сиди тут хоть до утра.
Он демонстративно повернулся к ней спиной, собираясь перешагнуть через разбросанные книги. Это была ошибка.
Ольга среагировала мгновенно. Она схватила лежащую у порога ванной половую тряпку — мокрую, тяжёлую, серую от времени — и с размаху швырнула её в мужа. Тряпка с глухим шлепком врезалась Семёну между лопаток, оставив на футболке грязный мокрый след, и сползла на пол. Холодная вода потекла ему за шиворот.
Семён взвизгнул, подпрыгнув на месте, и резко обернулся. Его лицо исказилось от ярости.
— Ты совсем берега попутала?! — заорал он, замахиваясь, но тут же осёкся.
Ольга стояла неподвижно, держа в руке телефон. Экран уже светился. Её палец замер над иконкой вызова.
— Один шаг в мою сторону, Сёма, или одно лишнее слово — и Ленка узнает, что наш «герой» носит дырявые трусы и живёт за счёт жены, — тихо, но с убийственной серьёзностью произнесла она. — А потом узнает мама. Ты же знаешь, она давно ждёт повода, чтобы высказать тебе всё за отцовскую дачу, которую ты так и не достроил. Хочешь устроить шоу? Давай. Я готова.
Семён замер. Он представил насмешливый взгляд Ленки, которая завтра будет рассказывать всему двору, как её сосед ползал в ногах у жены. Представил тяжёлый, сверлящий взгляд матери. Вся его бравада сдулась, как проколотый шарик. Злость осталась, но к ней примешался липкий, унизительный страх.
— Ладно… — выдавил он сквозь зубы, чувствуя, как горят уши. — Ладно! Подавись ты своей уборкой! Но учти, Оля, я тебе этого не прощу.
— Меньше текста, больше дела, — Ольга убрала телефон в карман халата, прошла в комнату и села в кресло, закинув ногу на ногу. — Начинай с кухни. Там самый ад. И чтобы ни одного пятнышка жира не осталось.
Семён, кряхтя и проклиная всё на свете, поплелся на кухню. Ему пришлось опуститься на колени прямо в ту зловонную жижу, которую устроила жена. Острые края яичной скорлупы впивались в кожу сквозь тонкие домашние штаны. Картофельные очистки липли к рукам. Запах прокисшего супа ударил в нос так сильно, что его чуть не вывернуло.
Он сгрёб основной мусор в пакет, стараясь не дышать, а потом принялся оттирать линолеум. Тряпка быстро стала черной. Вода в ведре, которое он всё-таки набрал (под надзором Ольги), мгновенно помутнела.
— Воду поменяй, размазываешь только, — донесся голос жены из комнаты.
— Да вижу я! — огрызнулся Семён, поднимая тяжёлое ведро. Спина предательски ныла — на этот раз по-настоящему, от непривычной нагрузки в неудобной позе, но жаловаться было нельзя. Любая жалоба сейчас прозвучала бы как подтверждение его никчёмности.
Ольга не просто сидела. Она налила себе бокал красного вина, отпивала его маленькими глотками и наблюдала за мужем через открытую дверь. В её взгляде не было торжества, скорее брезгливое любопытство, как будто она смотрела передачу про жизнь насекомых.
Семён вернулся с чистой водой и снова плюхнулся на колени. Он тёр пол с остервенением, вкладывая в каждое движение всю свою ненависть. Он ненавидел этот линолеум, эту квартиру, эту женщину, которая посмела так его унизить.
— Там в углу, за ножкой стола, пропустил, — равнодушно заметила Ольга, указывая бокалом. — Кетчуп засохший. Три лучше.
— Да тру я, тру! Отстань! — рявкнул он, с силой нажимая на тряпку. Пятно не поддавалось. Пришлось ковырять ногтем.
— Не ори на меня, — ледяным тоном осадила его она. — А то сил на крик у тебя много, а как пол помыть — так сразу инвалид. И кстати, Ленка говорила, что пианино было очень тяжёлым. Килограмм двести, не меньше. Как же ты, бедняжка, не надорвался-то? А тут тряпка весом в сто грамм тебя так напрягает.
— Заткнись, — прошипел Семён себе под нос, но так, чтобы она не услышала.
Он закончил с кухней через сорок минут. Пот тёк по лбу, колени болели, руки воняли помоями. Он поднялся, чувствуя, как хрустят суставы, и победно посмотрел на жену.
— Всё. Довольна?
Ольга встала, прошла на кухню, провела пальцем по плинтусу и поморщилась.
— Сойдет для первого раза. А теперь — в ванную. Там тебя ждёт гора белья. И помнишь уговор? Ручками, Сёма, ручками. Порошок в шкафчике. Тазик возьми большой, чтобы удобнее было.
Семён хотел швырнуть в неё мокрой тряпкой, хотел разбить этот чертов бокал с вином об её голову, хотел просто уйти, хлопнув дверью. Но он знал, что идти ему некуда. Денег нет — все заначки он потратил. К матери нельзя — там вскроется обман с деньгами отца. К друзьям — засмеют, если узнают причину.
Он молча, сгорбившись, как побитая собака, поплёлся в ванную. Шум воды заглушил его отборный мат. Ольга вернулась в кресло, сделала глоток вина и посмотрела на часы. Была половина первого ночи. «Ничего, — подумала она, — выспится на том свете. Или у Ленки под дверью».
Из ванной доносилось яростное плескание воды и злобное бурчание. Семён стирал свои джинсы, представляя, что сворачивает шею своей жене. Но пока он лишь отстирывал пятна, которые сам же и поставил, когда ел пиццу на диване неделю назад. Трудотерапия работала: спина болела адски, но признаться в этом теперь было равносильно самоубийству.
Семён вышел из ванной спустя час. Его руки, распаренные в горячей воде и разъеденные дешёвым стиральным порошком, мелко дрожали и были красными, как у варёного рака. Спина горела огнём — настоящая, не симулированная боль скручивала поясницу в тугой узел, отдавая в ногу при каждом шаге. Он не шёл, а волочил ноги, оставляя на ещё влажном полу мокрые следы от босых ступней.
Он рухнул на диван, даже не пытаясь расстелить постель. Ему было всё равно. Хотелось только одного — закрыть глаза и провалиться в темноту, чтобы не видеть этот проклятый квартиру, это ведро, эту тряпку и, главное, эту женщину, сидящую в кресле с пустым бокалом.
— Всё, — хрипло выдохнул он, уткнувшись лицом в диванную подушку. — Я всё сделал. Бельё в тазу. Развешивать не буду, сил нет. Я спать.
В комнате повисла тишина. Семён уже начал проваливаться в вязкую дрёму, когда услышал звон стекла. Ольга поставила бокал на журнальный столик. Звук был резким, окончательным.
— Вставай, — сказала она. Голос был совершенно будничным, будто она просила передать соль.
Семён с трудом разлепил один глаз.
— Ты издеваешься? — прошамкал он пересохшими губами. — Три часа ночи. Оль, хватит концертов. Я всё убрал. Я отработал. Отстань.
— Я сказала: вставай, — повторила она чуть громче, вставая с кресла. — Уборка — это была плата за то, что я не выставила тебя сразу, как только ты пришел с рассказом о своих подвигах. Ты отработал своё проживание за сегодняшний вечер. А теперь — на выход.
Семён резко сел, морщась от боли в спине. Сон как рукой сняло.
— Куда «на выход»? Ты совсем рехнулась от своего вина? — он постучал пальцем по лбу. — Ночь на дворе! Куда я пойду?
— Мне плевать, — Ольга подошла к шкафу, открыла дверцу и начала выбрасывать его вещи прямо на пол. Свитера, рубашки, джинсы летели бесформенной кучей. — К маме иди. На вокзал. Или к Ленке, под дверь ковриком ляг. Ты же у нас сильный мужчина, пианино таскаешь, значит, и на лавочке не замёрзнешь.
— Прекрати! — заорал Семён, вскакивая и пытаясь запихнуть вещи обратно в шкаф. — Это и моя квартира тоже! Я здесь прописан! Ты не имеешь права!
Ольга резко развернулась и толкнула его в грудь. Семён, ослабленный часом ползания на карачках, не удержался и повалился обратно на диван.
— Ах, прописан? — её глаза сузились. — А ты забыл, кто за эту квартиру ипотеку платит последние два года? Пока ты «ищешь себя» и лечишь несуществующие болячки? А давай вспомним двадцать тысяч, которые я тебе дала в прошлом месяце на курс уколов? Я ведь нашла чек в кармане твоей куртки, Сёма. Букмекерская контора. Ты просадил их на ставках, пока я на двух работах горбатилась!
Семён побледнел. Это был удар под дых. Он был уверен, что чек выбросил в урну на улице.
— Я… Я хотел отыграться, чтобы тебе сюрприз сделать! — жалко соврал он, понимая, что тонет. — Оль, ну бес попутал!
— Сюрприз ты мне сегодня сделал, — она схватила его зимнюю куртку с вешалки в коридоре и швырнула ему в лицо. Тяжёлая молния больно ударила по переносице. — Всё, Семён. Лимит исчерпан. Вон отсюда. Сейчас же.
— Не пойду, — упёрся он, скрестив руки на груди, хотя вид у него был жалкий: в растянутых трениках, с красным носом и мокрыми пятнами на футболке. — Вызывай кого хочешь, хоть кого. Я с места не сдвинусь.
Ольга молча подошла к входной двери и распахнула её настежь. Из подъезда потянуло холодом и запахом табака.
— Считаю до трёх, — сказала она. — Если ты не выйдешь, я делаю то, что обещала.
— Раз…
Семён сидел, вцепившись в обивку дивана. Он не верил. Не может она вот так просто выкинуть мужа на улицу. Они же пять лет вместе! Ну ошибся, ну сглупил, но не звери же!
— Два…
Ольга достала телефон. Её палец навис над кнопкой вызова. В тишине квартиры было слышно, как тикают часы на стене.
— Три.
Она нажала на вызов и тут же включила громкую связь. Гудки пошли, гулкие и протяжные.
— Алло? — раздался сонный и недовольный голос соседки Ленки. — Кто это? Ночь на дворе!
Семён подскочил как ошпаренный.
— Стой! Не надо! — завопил он, бросаясь к жене, пытаясь вырвать телефон.
Но Ольга ловко увернулась и вышла на лестничную площадку, продолжая разговор.
— Лена, привет, это Оля сверху, — громко, на весь подъезд, произнесла она. — Извини, что разбудила. Тут мой муж, Семён, который тебе сегодня пианино таскал, очень хочет продолжения банкета. Говорит, у него спина так прошла, что он готов тебе всю мебель переставить прямо сейчас! Выходи, принимай работника!
— Ты что, пьяная? — возмутилась трубка. — Какая мебель? Идите к чёрту, психи!
На лестничных пролётах начали хлопать двери. Где-то снизу залаяла собака. Семён выскочил в подъезд, пытаясь затащить жену обратно, его лицо пылало от стыда.
— Заткнись! Замолчи сейчас же! — шипел он.
— А я не закончила! — Ольга отпихнула его и повысила голос, обращаясь уже не к телефону, а к эху лестничного колодца. — Соседи! Кому нужна дешёвая рабочая сила? Мой муж, инвалид липовый, свободен! Он полгода врал, что у него радикулит, чтобы по дому не помогать, а сам тяжести таскает молодым девкам! Забирайте, даром отдаю! Вместе с грязными носками!
Семён, затравленно озираясь, увидел, как в дверном глазке напротив зажегся свет. Позор был полным. Окончательным.
— Дура! — выплюнул он, хватая куртку, которую всё ещё держал в руках. — Ненормальная! Да кому ты нужна будешь после такого?!
— Уж точно не такому паразиту, как ты, — отрезала Ольга.
Она ловким движением выставила за порог его ботинки. Один из них покатился по ступенькам вниз, гулко ударяясь о бетон.
— Вещи заберёшь завтра в мусорном баке у подъезда. Я их туда с утра вынесу. Как раз по пути на работу. Ты же мусор выносить не можешь, спина болит, вот я и помогу, — ядовито улыбнулась она.
Семён стоял босиком на холодном кафеле подъезда, сжимая в руках куртку. Он хотел ударить, хотел разнести всё вокруг, но сил не было. Взгляд Ольги был таким тяжёлым и чужим, что он понял: это всё. Никаких переговоров не будет.
— Будь ты проклята, — прошептал он с ненавистью.
— И тебе не хворать, герой, — ответила Ольга.
Дверь захлопнулась прямо перед его носом. Щёлкнул замок. Семён остался один в полутёмном подъезде, слушая, как где-то внизу продолжает лаять собака, а по лестнице, подпрыгивая, катится его ботинок…
