— Зачем ты вообще полез в мой компьютер? Ты же прекрасно знаешь, что у меня там все документы и данные по работе! А ты всё взял и удалил одним махом! Меня же теперь уволят из-за тебя!
Слова вырвались из неё не криком, а сдавленным, хриплым рёвом, будто из груди вырвали что-то живое. Она стояла посреди комнаты, всё ещё в офисном платье, в котором провела последние одиннадцать часов, и смотрела на экран ноутбука с выражением абсолютного, животного ужаса.
Ещё полчаса назад она ехала в душном вагоне метро, и единственная мысль, что поддерживала в ней жизнь, была мысль о доме. О том, как она скинет эти проклятые туфли, заварит крепкий чай и сядет за свой ноутбук. Ей оставалось совсем немного — свести финальные таблицы в годовом отчёте, венце её многомесячного марафона. Пара часов сосредоточенной работы, и можно будет выдохнуть. Упасть в кровать и спать двенадцать часов подряд, зная, что самая сложная и ответственная часть её года успешно завершена.
Эта мысль была спасательным кругом, маяком в мутном океане усталости. И вот она дома. Она включила ноутбук, и маяк погас. Вместо привычного, немного хаотичного рабочего стола, забитого папками, ярлыками и временными файлами — идеальная, девственная чистота. Синий стандартный фон операционной системы и один-единственный, кричаще-яркий, агрессивный значок какой-то новой игры. И всё. Пустота.
В первую секунду мозг отказался верить. Может, сбой? Может, загрузился какой-то гостевой профиль? Она инстинктивно провела пальцем по тачпаду, открыла «Мой компьютер». Диск С: почти пустой. Диск D: пустой. Кровь отхлынула от её лица, а в ушах зазвенело.
Именно в этот момент из спальни, зевая, вышел Денис. Он увидел её застывшую фигуру и побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в крышку ноутбука, и на его лице промелькнула виновато-довольная ухмылка. Он был похож на мальчишку, который притащил домой бездомного щенка и теперь ждал одновременно и похвалы, и нагоняя.
— Алин, ты чего? Что-то случилось?
Её ответ прозвучал глухо, как из-под воды.
— Денис… Что это? Где мои файлы?
Он подошёл ближе, с гордостью глядя на экран.
— А! Так я его почистил. Он же у тебя тормозил жутко в последнее время, помнишь, ты жаловалась? Я решил тебе помочь. Всё снёс, чистую винду накатил, драйверы свежие поставил. Теперь летать будет! Игрушку вот установил, думал, вместе погоняем, расслабишься после работы.
Он говорил это бодро, с энтузиазмом мастера, который только что починил сложный механизм. Он не видел пропасти, которая разверзлась у её ног. Он видел только гладкую, быструю работу системы и иконку своей любимой игры. Для него это был успех.
Алина медленно повернула к нему голову. Её взгляд был таким, что Денис невольно отшатнулся.
— Ты… ты отформатировал диск?
— Ну да, а что? — его недоумение было абсолютно искренним. — По-другому весь этот мусор было не вычистить.
И вот тогда плотина прорвалась. Весь тот ужас, всё то отчаяние, что скопилось в ней за последние пять минут, хлынуло наружу в этом единственном, обжигающем крике. В этом вопросе, который был одновременно и обвинением, и констатацией её личной катастрофы. Он не просто удалил файлы. Он взял и стёр ластиком всю её работу за последний год. Всю её карьеру, её репутацию, её бессонные ночи и выпитые литры кофе. И всё ради того, чтобы «игрушка пошла».
— Да ладно тебе, не кричи. Что-нибудь придумаем.
Голос Дениса был неуверенным, но в нём не было и тени раскаяния. Была досада. Досада на то, что его блестящий план по «апгрейду» и приятному сюрпризу обернулся этим уродливым, громким скандалом. Он смотрел на жену так, как смотрят на внезапно испортившуюся погоду — с раздражением и непониманием, почему это происходит именно с ним.
— Что мы придумаем?! — Алина сделала шаг к нему, и её голос из крика превратился в низкий, угрожающий рык. — Что?! Ты сейчас сядешь и за ночь восстановишь мне аналитическую базу за пять лет? Нарисуешь по памяти графики рентабельности по каждому из семнадцати филиалов? Может, ты помнишь наизусть все условия контрактов, которые я сканировала и готовила к отправке?
Она не размахивала руками. Она стояла неподвижно, вложив всю свою ярость в слова. Каждое слово было гвоздём, который она вбивала в стену его легкомысленного спокойствия.
Денис нахмурился. Он начал защищаться, переходя в наступление, как он делал всегда, когда чувствовал себя виноватым.
— А что я должен был делать? Ты сама ныла последнюю неделю, что он виснет! Ты сама говорила: «надо бы отдать его в сервис, почистить». Я решил сделать как лучше! Хотел, чтобы ты пришла, а тут всё летает, всё новое! Чтобы ты отдохнула наконец, а не сидела опять всю ночь, уставившись в свои таблицы!
Он ткнул пальцем в сторону ноутбука, будто тот был не жертвой, а соучастником её трудоголизма.
— Ты же себя не помнишь! Вечно в работе, вечно с этим компьютером носишься, как с ребёнком! Я для тебя старался, хотел, чтобы мы вечер вместе провели, в игру поиграли! А ты вместо «спасибо» орёшь на меня!
Его логика была простой и, с его точки зрения, железной. Он — жертва. Он хотел добра, а на него напали. Он не понимал, что между «почистить кэш» и «отформатировать жёсткий диск» лежит пропасть размером с её карьеру. Для него это были синонимы, некие шаманские действия, которые делают компьютер быстрее.
Алина слушала его, и её лицо медленно каменело. Ярость начала уступать место чему-то гораздо более холодному и страшному. Осознанию. Она поняла, что они говорят на разных языках. Он видел проблему в её реакции, а не в своём поступке.
— Денис, — начала она тихо, но эта тишина была страшнее крика. — Там была не просто работа. Там были не «таблицы». Там была вся структура моего отдела. Все контакты. Вся переписка с ключевыми клиентами. Черновики годового отчёта, который я должна сдать послезавтра. Не сдам — меня не просто уволят. Меня вышвырнут с таким позором, что я в этой сфере больше никуда не устроюсь. Никогда. Ты это понимаешь?
Она смотрела ему в глаза, пытаясь найти там хоть проблеск понимания. Хоть каплю осознания того, что он натворил. Она не просила сочувствия. Она требовала признания масштаба катастрофы.
Он помолчал, обдумывая её слова. На его лице отразилась напряжённая работа мысли. Он явно пытался примерить её ситуацию на себя, перевести на свой язык. И, наконец, он нашёл решение. Простой и понятный для него выход.
— Ну так позвони своим айтишникам, пусть восстановят. У них там всякие программы есть. Чего ты паникуешь раньше времени?
Это был его последний аргумент. И он был уверен в его неотразимости. Он предложил решение. А раз есть решение, то и проблемы нет. А раз нет проблемы, то и её реакция — просто женская истерика. Он даже слегка улыбнулся, довольный своей сообразительностью.
Это была последняя капля. Она смотрела на его улыбку, на его искреннее недоумение, и поняла, что всё напрасно. Он не поймёт. Никогда. И тогда он произнёс фразу, ставшую эпитафией на их браке. Фразу, которая обесценила всё: её труд, её страх, её жизнь.
— Да ладно, не кипятись ты так. Что-нибудь придумаем. Это же просто бумажки.
«Это же просто бумажки».
Слово «бумажки» упало в оглушительную пустоту, которая образовалась внутри Алины. Весь её крик, вся её ярость, весь ужас, что бурлил в ней секунду назад, схлопнулись в одну крошечную, плотную точку. Будто огромный раскалённый шар расплавленного металла мгновенно остыл и превратился в осколок льда. На её лице разгладились все морщинки, исчезло выражение страдания. Оно стало гладким, спокойным и абсолютно непроницаемым, как маска из фарфора.
Она резко замолчала.
Денис воспринял это молчание как добрый знак. Наконец-то она успокоилась. Наконец-то его разумные доводы возымели действие. Он даже расслабил плечи, готовый произнести примирительную фразу, что-то вроде: «Ну вот и отлично, сейчас чайку попьём, и всё забудется». Но он не успел.
Алина, не глядя на него, развернулась и пошла из кухни в гостиную. Её походка изменилась. Она больше не была похожа на измотанную, убитую горем женщину. Она двигалась плавно, с какой-то хищной, выверенной грацией. Каждый её шаг был бесшумным и точным. Она прошла мимо Дениса так, будто он был предметом мебели, частью интерьера, не заслуживающей внимания.
Заинтригованный и немного сбитый с толку этой внезапной переменой, он последовал за ней.
В центре гостиной, на специальной стеклянной тумбе под огромным телевизором, покоился его идол. Его святыня. Новейшая игровая приставка, которую он купил всего месяц назад. Предмет его безграничной гордости, стоивший как две его зарплаты. Он часами протирал с неё пылинки, сдувал невидимые соринки и не позволял Алине ставить на тумбу даже чашку с чаем. Консоль мерно пульсировала синим светом, словно спящий футуристический зверь.
Алина подошла к тумбе. Она не смотрела на приставку с ненавистью. Она смотрела на неё с холодным, деловитым интересом, как техник смотрит на прибор, который нужно демонтировать. Она присела на корточки и спокойно, методично, начала отсоединять провода. Сначала — тонкий кабель HDMI, потом — сетевой шнур, и, наконец, толстый силовой провод. Она делала это без суеты, её пальцы двигались уверенно и точно.
— Ты чего делаешь? — голос Дениса прозвучал растерянно. Он всё ещё не понимал. Он думал, это какая-то глупая демонстрация, мелкая месть. — А ну поставь на место. Хватит дуться.
Она не ответила. Отключив последний провод, она взяла гладкий, тяжёлый корпус приставки в обе руки. Ощутила его вес. Выпрямилась и, всё так же игнорируя мужа, направилась к окну.
И вот тут до Дениса начало доходить. Не умом, а каким-то животным инстинктом. Он увидел её спину, её спокойные плечи, её размеренный шаг к распахнутой створке окна, и его сердце пропустило удар.
— Алина, стой! Ты что задумала?! Положи! Ты меня слышишь?! ПОЛОЖИ СЕЙЧАС ЖЕ!
Он бросился к ней, но было поздно. Она уже стояла у окна. Она не обернулась. Она просто вытянула руки вперёд и разжала пальцы. Чёрный, глянцевый прямоугольник, средоточие его радостей и объект его обожания, на мгновение завис в воздухе, а затем беззвучно исчез в темноте вечера.
Через секунду снизу донёсся глухой, отвратительный звук. Не звонкий треск, а именно глухой, тошнотворный удар, с которым дорогая, сложная электроника встречается с асфальтом.
Денис застыл, не в силах издать ни звука. Он смотрел на её неподвижный силуэт на фоне пустого оконного проёма, и воздух в его лёгких закончился.
Тогда она медленно повернулась. Её лицо было всё таким же безмятежным. Она посмотрела ему прямо в глаза, и её абсолютно спокойный, мёртвый голос разрезал повисшую в комнате пустоту.
— Вот так. Что-нибудь придумаешь. Это же просто игрушка.
Ступор Дениса длился ровно столько, сколько нужно было его мозгу, чтобы сопоставить глухой удар с асфальта с образом его драгоценной, глянцевой, идеальной приставки. А потом плотину прорвало у него.
— Ты… Ты что наделала?! — его голос, поначалу хриплый от шока, стремительно набирал силу, срываясь на визг. — Ты совсем больная?! Она же новая! Я за неё!..
Он запнулся, не в силах озвучить сумму, которая теперь превратилась в груду бесполезного пластика и микросхем на парковке под окном. Его лицо побагровело, вены на шее вздулись тугими жгутами. Он махал руками, ходил кругами по комнате, как зверь в клетке, не находя себе места. Его ярость была горячей, брызжущей, настоящей. Она была полной противоположностью тому ледяному спокойствию, что исходило от Алины.
Она стояла на том же месте, не сделав ни шагу. Она не защищалась, не оправдывалась, даже не смотрела на него. Её взгляд был устремлён куда-то ему за плечо, в точку на стене, будто его мечущаяся по комнате фигура была не более чем досадным дефектом зрения. Она ждала. Ждала, пока он выдохнется, пока его крики иссякнут, превратившись в сиплое дыхание.
— Ты просто сумасшедшая! Чокнутая! Из-за каких-то файлов!.. Да я… Я на тебя в суд подам! Ты мне всё возместишь! До копейки!
Он остановился прямо перед ней, тяжело дыша и заглядывая ей в лицо, пытаясь найти там хоть какую-то реакцию. Страх, раскаяние, ответную злость — что угодно. Но её глаза оставались абсолютно пустыми. Это вывело его из себя окончательно.
— Что ты молчишь?! Скажи что-нибудь, тварь!
И она сказала. Её голос был ровным и монотонным, без единой нотки эмоции.
— Чтобы ты больше никогда не прикасался к моим вещам. Вообще.
Это было не требование. Это была констатация факта. Начало нового миропорядка.
— Что? — переспросил он, сбитый с толку этой сменой тона.
Она, наконец, сфокусировала на нём взгляд, и Денису стало не по себе от этого холодного, изучающего взгляда.
— Мы живём в одной квартире, но мы больше не существуем друг для друга, — она произносила слова медленно, чеканя каждый слог, будто зачитывала приговор. — Моя еда в холодильнике — на левой полке. Ты её не трогаешь. Посуда с синими цветами — моя. Ты её не трогаешь. Стиральная машина будет работать по графику. Мои дни — понедельник, среда, пятница. Твои — все остальные. Готовим мы раздельно. Разговариваем только в случае пожара или потопа. Во всех остальных случаях — меня для тебя нет. Ты понял?
Денис смотрел на неё, и его ярость начала сменяться растерянностью, а затем и подступающим страхом. Он хотел скандала, криков, битья посуды. Он был готов к чему угодно, но не к этому. Не к этому холодному, методичному стиранию его из жизни. Это было хуже, чем ненависть. Это было полное, тотальное безразличие.
— Ты… ты серьёзно? Ты предлагаешь вот так жить? Как чужие люди? — в его голосе прозвучали почти умоляющие нотки.
— Мы и есть чужие люди, — безжалостно отрезала она. — Я поняла это сегодня.
С этими словами она развернулась и вышла из комнаты. Он остался один посреди гостиной, рядом с пустым местом на стеклянной тумбе. Воздух всё ещё вибрировал от его криков, но теперь их поглощала абсолютная, непробиваемая тишина, исходившая от неё.
Через несколько минут она вернулась. В руках у неё был старый, покрытый слоем пыли нетбук — артефакт из её студенческих времён, который много лет валялся в шкафу. Она молча села за кухонный стол, протёрла экран рукавом платья, воткнула в розетку блок питания и нажала на кнопку включения. Нетбук натужно загудел и начал мучительно долго загружаться. Денис стоял в дверном проёме, наблюдая за ней. Он хотел что-то сказать, крикнуть, потребовать, но все слова застряли у него в горле.
Она открыла простейший текстовый редактор. На белом экране замигал курсор. И она начала печатать. Щелчки клавиш старого нетбука были единственными звуками в квартире. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Она не смотрела на него. Она уже была в другом мире. В мире, где ей нужно было с нуля, по крупицам памяти, восстанавливать то, что он уничтожил. В мире, где его больше не существовало.
Скандал был окончен. Началась война. И он только что понял, что уже проиграл её…
