— Оль, нам надо поговорить.
Оля даже не успела снять куртку. Только переступила порог квартиры, а Кирилл уже стоял в прихожей с таким лицом, будто случилось что-то серьёзное.
— Что случилось? — она быстро скинула ботинки и прошла в комнату. — Кирилл, ты меня пугаешь.
— Мать звонила, — он опустился на диван и потёр лоб. — У неё через две недели день рождения.
Оля медленно выдохнула. Значит, дело в Елене Олеговне. Что на этот раз?
— Ну и что? Купим подарок, поздравим.
— Не всё так просто, — Кирилл не смотрел на неё. — Она хочет денег. Семьдесят тысяч. И чтобы ты их перевела. Лично от себя.
Оля опустилась в кресло напротив. Несколько секунд она просто смотрела на мужа, пытаясь понять, шутит он или нет.
— Кирилл, я правильно поняла? Твоя мать хочет, чтобы я перевела ей семьдесят тысяч рублей?
— Да. Она сказала, что это её единственное желание на день рождения. Просто деньги в конверте. Ну, на карту точнее. Чтобы она могла потратить их, как захочет.
— Семьдесят тысяч, — повторила Оля. — Кирилл, это же больше половины моей зарплаты.
— Я знаю. Но у меня сейчас плохо с деньгами. Премию задержали на складе, плюс я месяц назад Серёге тридцать тысяч занял, помнишь? Он жене на подарок собирал. — Она помолчал, потом повторил: — Переведи маме 70 тысяч на день рождения, а то у меня с деньгами туго.
Оля встала и прошлась по комнате. В голове было пусто. Семьдесят тысяч. Просто так. На день рождения свекрови, которая даже на их свадьбе умудрилась сделать замечание, что Оля «слишком просто одета для невесты».
— А может, мы купим ей что-то хорошее? Не знаю, путёвку в санаторий? Или новый телефон? У неё же старый уже лет пять.
— Оля, она хочет денег. Именно денег. Чтобы самой решить, на что потратить.
— И почему именно я должна их переводить?
Кирилл наконец поднял на неё глаза. В них была усталость и какая-то обречённость:
— Она сказала, что ты должна показать уважение. К ней. К матери твоего мужа. Это важно для неё.
— Уважение, — Оля едва сдерживала раздражение. — Уважение измеряется в семидесяти тысячах рублей?
— Не начинай, пожалуйста. Мать всю жизнь работала, поднимала нас с Верой одна. Она заслужила внимание.
— Я не спорю. Но семьдесят тысяч…
— Оль, это один раз! Один чёртов раз ради мамы! Неужели так сложно?
Оля села обратно в кресло. В горле стоял комок. Она откладывала на отпуск целый год. Там было сорок пять тысяч. Плюс с зарплаты можно взять ещё двадцать пять, но тогда до конца месяца она останется практически без денег.
— А на праздник я приглашена хотя бы? — она задала этот вопрос, уже зная ответ.
Кирилл помолчал:
— Нет. Мама сказала, что соберёт только близких. Ну, родственников. Тётю Галю, дядю Виктора. Подруг своих.
— То есть я должна перевести семьдесят тысяч, а на праздник меня не зовут?
— Она скажет всем, что ты занята. Что работа не отпускает.
— Понятно, — Оля встала. — Мне надо подумать.
— Оль, времени нет. Мать хочет, чтобы деньги были до пятницы. Чтобы она успела…
— Успела что? Потратить их до дня рождения?
— Просто подумай, ладно? Это важно.
Оля ушла на кухню. Села за стол и уставилась в окно. За стеклом темнело, горели фонари во дворе. Где-то там, в другой части города, Елена Олеговна Травина сидела в своей трёхкомнатной квартире и планировала, как потратит деньги, которые должна ей дать невестка. Невестка, которую она терпеть не может.
На следующий день Оля не выдержала и позвонила подруге Свете. Они встретились в небольшом кафе недалеко от работы.
— Ты серьёзно? — Света отложила ложку и уставилась на Олю. — Семьдесят тысяч? Просто так?
— Не просто так. Чтобы показать уважение, — Оля горько усмехнулась.
— Слушай, а она вообще в своём уме? Оль, это же бешеные деньги!
— Знаю. У меня сорок пять в заначке на отпуск. Остальное придётся с зарплаты брать.
— И ты серьёзно думаешь это делать?
— А что мне делать? Кирилл уже завёлся. Говорит, что мать заслужила. Что она их с Верой одна поднимала.
Света покачала головой:
— Оль, я тебя люблю, но ты иногда слишком мягкая. Это же манипуляция чистой воды! Она просто показывает, кто в доме главный.
— Я понимаю. Но если откажу…
— Что если откажешь? Кирилл разведётся? Да брось! Он тебя любит.
— Любит, — согласилась Оля. — Но мать он любит больше. Или боится больше. Не знаю уже.
Света вздохнула:
— Оль, если бы у меня были деньги, я бы тебе дала. Но мы же только ремонт закончили, всё в кредитах. Прости.
— Да я не за этим. Просто выговориться хотела.
Они посидели ещё немного, но разговор не клеился. Оля понимала, что решение всё равно придётся принимать ей. И время поджимало.
Вечером того же дня она решила поговорить с Верой, сестрой Кирилла. Позвонила ей, когда шла домой с работы.
— Вера, привет. Ты занята?
— Привет, Оленька. Нет, только из поликлиники с младшим, сейчас домой идём. Что случилось?
— Хотела спросить… Ты в курсе, что у Елены Олеговны скоро день рождения?
— Конечно. Она мне уже неделю назад позвонила, сказала, что соберёт родню.
— А она тебе говорила, что хочет в подарок?
Вера помолчала. Потом тихо сказала:
— Оля, она тебе про деньги сказала, да?
— Да. Семьдесят тысяч. И Кирилл говорит, что я должна перевести.
— Господи, — выдохнула Вера. — Слушай, я сейчас дойду до дома и перезвоню. Нам надо поговорить.
Через полчаса Вера перезвонила. Голос у неё был усталый:
— Оль, мать у нас такая. Она любит деньги и любит, когда всё делают так, как она хочет. Я на прошлый год рождения подарила ей золотые серьги. За пятьдесят тысяч купила. Думала, обрадуется.
— И что?
— Проносила две недели. Потом пришла ко мне и сказала: «Верочка, серьги не мой стиль. Я их продала. В следующий раз лучше сразу деньги давай, я сама выберу». Вот так вот. В лицо мне это сказала.
Оля прислонилась к стене подъезда. Руки похолодели.
— То есть она всегда так себя ведёт?
— Всегда. С детства помню. Папа ушёл от нас, когда мне было восемь, Кириллу пять. Мама тогда стала… жёсткой. Она действительно много работала, но она и требовала, чтобы мы всё делали по её правилам. Кирилл просто привык слушаться. А я… я стараюсь держать дистанцию. Но всё равно приходится играть по её правилам.
— Вера, а может, мне отказать? Сказать, что нет таких денег?
— Можешь попробовать. Но она не отступит. Будет давить через Кирилла. Ты же знаешь, какой он. Для него мама — святое. Он никогда не пойдёт против неё.
Оля закрыла глаза. Всё было ещё хуже, чем она думала.
— Спасибо, что честно сказала.
— Прости, Оленька. Если бы я могла помочь… но у нас двое детей, я на одну зарплату медсестры тяну. Муж вкалывает, но денег всё равно в обрез.
— Я понимаю. Всё нормально.
Когда Оля пришла домой, Кирилл был на кухне. Разогревал ужин.
— Ну что? — спросил он, не оборачиваясь. — Надумала?
— Кирилл, может, ты сам переведёшь? Ну или мы вместе скинемся поровну?
Он резко обернулся:
— Оля, мать попросила, чтобы именно ты перевела. Это для неё важно. Ты должна показать, что уважаешь её.
— А меня кто-нибудь спросит, что я думаю?
— Думать тут нечего! Это один раз! Ради мамы!
— Один раз, — повторила Оля. — Хорошо.
Она развернулась и пошла в спальню. Разговор явно был окончен.
На следующий день Оля целый вечер сидела с калькулятором. Сорок пять тысяч отложено на отпуск. Ещё двадцать пять можно снять с зарплаты, но тогда на еду и проезд останется копейки. Придётся просить в долг у кого-нибудь хотя бы на продукты.
В среду вечером ей написала Света: «Оль, я тут подумала. Может, попробуешь кредит взять? Хотя бы небольшой, чтобы не влезать в свои накопления».
Оля в четверг в обеденный перерыв сходила в банк. Заполнила заявку. Ответ пришёл через два часа: отказ. Недостаточная кредитная история.
Она стояла возле офиса и смотрела в телефон. Значит, придётся брать из своих денег. Все сорок пять тысяч на отпуск и ещё двадцать пять с зарплаты.
Вечером Кирилл спросил:
— Ну что, решила?
— Решила. Переведу.
Он заметно расслабился:
— Молодец. Я знал, что ты поймёшь.
— Кирилл, а ты вообще понимаешь, что я остаюсь без денег до конца месяца?
— Оль, ну я же помогу. Куплю продукты, что надо.
— Спасибо большое, — она не сдержала сарказма.
— Не начинай опять! Я же сказал — у меня сейчас туго! Мне Серёге долг отдавать надо, плюс за машину заплатить, скоро техосмотр!
Оля промолчала. Спорить было бессмысленно.
В четверг вечером, когда она мыла посуду, позвонила Елена Олеговна. Оля вздрогнула от звонка — свекровь звонила ей редко, обычно общалась через Кирилла.
— Оля? Это Елена Олеговна.
— Добрый вечер.
— Я надеюсь, ты помнишь о моей просьбе?
— Да, помню.
— Хорошо. Мне нужно, чтобы ты перевела деньги завтра, в пятницу. До обеда желательно. Я хочу успеть кое-что приобрести до выходных.
Оля сжала телефон. Успеть приобрести. Даже не спросила, удобно ли это, есть ли такие деньги.
— Хорошо, Елена Олеговна.
— И, Оля… — голос свекрови стал жёстче, — ты ведь понимаешь, что это важно для Кирилла? Он должен знать, что его жена уважает его мать. Иначе какой смысл в браке, где нет уважения к старшим?
Оля почувствовала, как внутри всё сжалось. Это был не просто намёк. Это был ультиматум.
— Я всё поняла.
— Вот и прекрасно. Жду перевода завтра.
Когда Оля положила трубку, руки дрожали. Она вышла на балкон, прислонилась к холодным перилам. Внизу горели фонари, ехали машины. Обычный вечер обычного дня. А у неё внутри всё рушилось.
Она вернулась в комнату. Кирилл смотрел какое-то шоу по телевизору.
— Твоя мать звонила. Сказала, чтобы я завтра до обеда перевела деньги.
— Ну вот и хорошо, — он даже не отвлёкся от экрана.
— Кирилл, а если бы я сказала, что не хочу?
— Тогда был бы скандал. Оль, давай без этого. Уже всё решено.
— Всё решено, — повторила она тихо.
В пятницу утром Оля встала раньше обычного. Села за компьютер, зашла в банковское приложение. Сорок пять тысяч со счёта на отпуск. Двадцать пять с зарплатной карты. Ввела номер карты Елены Олеговны, который Кирилл продиктовал ещё в начале недели.
Нажала кнопку «Перевести».
Всё. Готово.
Она сидела и смотрела на экран. Семьдесят тысяч рублей улетели за пять секунд. Год экономии на отпуск. Полмесяца без денег на еду и проезд.
Через десять минут пришло сообщение от Елены Олеговны: «Спасибо».
Больше ничего. Даже смайлика.
В субботу утром Кирилл собрался к матери. Надел лучшую рубашку, взял коробку конфет, которую купил накануне.
— Ты не передумала насчёт праздника? — спросил он, застёгивая куртку.
— Меня не приглашали, — ответила Оля, не поднимая глаз от телефона.
— Ну я могу маме сказать, что ты хочешь прийти…
— Не надо. Иди.
Он ушёл. Оля осталась одна в квартире. Села на диван, обняла колени. Внутри была пустота. Она перевела деньги. Она сделала всё, что от неё требовали. Но почему-то не чувствовала облегчения. Только какую-то странную тяжесть в груди.
Кирилл вернулся поздно вечером. Был довольный, даже весёлый.
— Мама была в восторге! — он прошёл на кухню, налил себе воды. — Всем гостям рассказывала, какая у неё замечательная невестка! Говорит, что ты очень внимательная, заботишься о ней!
— Рада слышать, — Оля не двинулась с дивана.
— Оль, ну не дуйся! Всё же прошло хорошо!
— Кирилл, я не дуюсь. Я просто устала.
Он пожал плечами и ушёл в спальню.
В воскресенье утром, когда Оля готовила завтрак, позвонила Вера. Голос у неё был напряжённый:
— Оленька, ты где? Дома?
— Да, дома. Что случилось?
— Слушай, я не знаю, как тебе это сказать… Вчера на дне рождения мать при всех хвасталась, что ты ей семьдесят тысяч перевела. А потом добавила: «Хоть невестка и не из нашего круга, воспитание у неё так себе, но хоть старается угодить. Может, Кирилл её ещё научит, как себя вести». Оль, я прямо вскипела! Хотела что-то сказать, но там же все гости сидели…
Оля медленно опустилась на стул. В ушах зазвенело.
— Она это сказала? При всех?
— Да. При тёте Гале, дяде Викторе, всех её подругах. Оль, мне так стыдно за неё! Я потом подошла, сказала, что так нельзя. А она мне: «Верочка, я правду говорю. Оля хорошая девочка, но ей ещё учиться и учиться».
— Спасибо, что сказала.
— Оленька, прости. Я бы раньше тебе позвонила, но…
— Всё нормально, Вера. Спасибо.
Оля положила трубку. Руки онемели. «Не из нашего круга». «Воспитание так себе». «Кирилл её ещё научит».
Она перевела семьдесят тысяч рублей. Осталась без сбережений. Без денег на еду до конца месяца. А свекровь унизила её перед всеми родственниками и друзьями.
И самое страшное — Кирилл знал. Он там был. Он слышал. И промолчал.
Оля встала, прошла в спальню. Кирилл лежал на кровати, листал что-то в телефоне.
— Твоя мать вчера сказала гостям, что я «не из вашего круга» и что «воспитание у меня так себе». Это правда?
Кирилл поднял глаза. На лице появилась лёгкая растерянность:
— Оль, ну… мама много чего говорит. Она не хотела тебя обидеть.
— Не хотела обидеть? — голос Оли дрожал. — Она при всех гостях сказала, что ты меня «ещё научишь, как себя вести»!
— Она просто пошутила!
— Кирилл, я потратила все свои сбережения! Я осталась без денег! А она меня унизила перед всей твоей роднёй! И ты это оправдываешь?!
— Оля, хватит! Не раздувай из мухи слона! У мамы просто такой характер!
— Значит, меня должны унижать, потому что у твоей мамы «такой характер»? — Оля почувствовала, как подступают слёзы, но сдержалась.
— Господи, ну что ты устроила! Я устал от этих разговоров!
Он встал и вышел из комнаты. Хлопнула дверь.
Оля села на кровать. Слёзы всё-таки покатились по щекам. Но она не всхлипывала, не рыдала. Просто тихо плакала, глядя в одну точку.
Следующая неделя прошла как в тумане. Оля ходила на работу, возвращалась домой, готовила ужин. Разговаривала с Кириллом только по необходимости. Он тоже не лез с разговорами, видимо, ждал, когда она «остынет».
Но Оля не остывала. Внутри неё что-то менялось. Она думала о том, как всё началось. О том, как Елена Олеговна ещё на их свадьбе сказала: «Платье могла бы и получше выбрать. Ну да ладно, главное, что Кирюша счастлив». О том, как на первом совместном ужине свекровь спросила: «А высшее образование у тебя есть? Нет? Ну ничего, не всем дано». О том, как каждый раз, когда Оля приходила в гости, Елена Олеговна находила повод её уколоть: то причёска не такая, то готовит неправильно, то вообще «молодёжь сейчас избалованная».
И Кирилл всегда молчал. Или говорил: «Не обращай внимания, это просто её характер».
В среду вечером Оля приняла решение. Она дождалась, когда Кирилл придёт с работы, и села напротив него.
— Кирилл, нам надо серьёзно поговорить.
— Опять про маму? — он устало вздохнул.
— Да, про твою маму. И про нас.
— Оля, сколько можно?
— Я больше не буду дарить твоей матери дорогие подарки. Если хочешь — дари сам, из своих денег. Я буду поздравлять её так, как считаю нужным.
Кирилл нахмурился:
— То есть как? Ты хочешь обидеть мать?
— Я не хочу никого обижать. Но я не буду больше терпеть унижения. Ни от неё, ни от тебя.
— Какие унижения? Оля, ты преувеличиваешь!
— Кирилл, она назвала меня «не из вашего круга» при всех гостях. Сказала, что ты меня «ещё научишь». Это унижение.
— Она просто неудачно пошутила!
— Это не шутка. Это показывание, кто в этой семье главный. И ты это прекрасно понимаешь.
Кирилл встал, прошёлся по комнате:
— Оля, мама старается. Она просто хочет, чтобы ты была…
— Была кем? Покорной? Послушной? Чтобы выполняла все её требования и молчала?
— Чтобы ты уважала её!
— Уважение — это не когда тебя унижают, а ты молчишь! — Оля тоже встала. — Уважение — это когда тебя ценят, прислушиваются к твоему мнению, не ставят в неудобное положение!
— Господи, какая драма! Одна просьба была! Одна!
— Кирилл, это не просьба. Это ультиматум. «Переведи деньги, или я покажу всем, что ты плохая жена». И ты это поддерживаешь.
Он помолчал. Потом тихо сказал:
— А что мне делать? Это моя мать.
— А я кто? Я твоя жена. Мы живём вместе. Я работаю, веду дом, забочусь о тебе. Но ты всегда выбираешь её, а не меня.
— Это не так.
— Это так. И либо ты это принимаешь и что-то меняешь, либо нам надо подумать о том, есть ли у нас будущее.
Кирилл побледнел:
— Ты о чём?
— Я о том, что не буду больше жить в семье, где меня не уважают. Ни твоя мать, ни ты.
Она развернулась и вышла на кухню. Руки дрожали, сердце колотилось. Но она сказала. Наконец-то сказала то, что давно зрело внутри.
Следующие дни были напряжёнными. Кирилл ходил мрачный, разговаривал с ней односложно. Оля старалась держаться спокойно, но внутри всё сжималось от страха. А вдруг он правда решит уйти? А вдруг это конец?
Но она не отступала. Больше не обсуждала Елену Олеговну. Не спрашивала о ней. Когда Кирилл говорил, что мать просила его что-то привезти или помочь, Оля кивала и отвечала: «Хорошо, помоги». Но сама участвовать отказывалась, ссылаясь на работу или усталость.
Прошло две недели. Однажды вечером, когда Оля мыла посуду, позвонила Елена Олеговна. Оля замерла, глядя на экран телефона. Потом взяла трубку:
— Да, Елена Олеговна.
— Оля, это я. Как дела?
— Нормально. Работаю.
— Я хотела спросить… ты обиделась?
Оля не ожидала этого вопроса. Помолчала:
— Нет, Елена Олеговна. Просто у меня своя жизнь.
— Я не хотела тебя обидеть тогда, на дне рождения… Вера сказала, что ты расстроилась из-за моих слов.
— Я всё поняла, Елена Олеговна. Вы показали, что думаете обо мне. Это нормально. Теперь я буду делать только то, что считаю правильным.
— Что ты имеешь в виду?
— Я буду поздравлять вас с праздниками. Буду вежливой. Но больше не буду пытаться заслужить ваше одобрение. Потому что, как я поняла, это невозможно.
Повисла тяжёлая пауза. Оля слышала, как свекровь дышит в трубку.
— Ну что ж… — голос Елены Олеговны был непривычно тихим. — Наверное, ты права. Я, может, действительно перегнула палку.
— Может быть.
— Ты сильная, Оля. Я это недооценивала.
— Это не комплимент, Елена Олеговна. Это просто факт.
Ещё одна пауза.
— Ладно. Спасибо за честность. До свидания.
— До свидания.
Оля положила трубку. Руки больше не дрожали. Внутри было спокойно. Не радостно, не победно. Просто спокойно.
Она вернулась к посуде. Закончила мыть тарелки, вытерла руки. За окном стемнело совсем, во дворе зажглись фонари.
Кирилл зашёл на кухню. Молча налил себе воды. Потом сел за стол и посмотрел на неё:
— Мама звонила тебе?
— Да.
— Она сказала, что ты… что ты сильная. Что она тебя недооценила.
Оля повернулась к нему:
— Кирилл, это не значит, что мы помирились. Это значит, что я больше не буду играть в её игры.
— Я знаю. Она мне тоже звонила. Сказала, что… что была не права.
— И что теперь?
Кирилл потёр лицо руками:
— Не знаю. Честно не знаю. Я всю жизнь слушался маму. А теперь…
— Теперь тебе придётся выбирать. Между послушным сыном и настоящим мужем.
Он поднял на неё глаза:
— А если я не справлюсь?
— Тогда мы поймём, что у нас нет будущего.
Они сидели в тишине. Холодильник тихо гудел в углу. Где-то за стеной работал телевизор у соседей.
— Я не хочу тебя терять, — наконец сказал Кирилл.
— Тогда меняйся.
— Я попробую.
Оля подошла к нему, положила руку на плечо:
— Это всё, что я прошу. Попробуй.
Он накрыл её руку своей. Они так и сидели несколько минут.
Оля понимала: впереди ещё много разговоров, много сложностей. Елена Олеговна не станет другой. Кирилл будет срываться, возвращаться к старым привычкам. Но что-то изменилось. Что-то важное.
Она больше не чувствовала себя виноватой. Она отстояла себя. И это было главное.
Вечером, когда Кирилл ушёл в душ, Оля сидела на балконе. Было холодно, но она не замечала. Смотрела на огни города, на звёзды над крышами домов.
Семьдесят тысяч рублей. Год накоплений. Унижение перед родней. Скандалы и слёзы.
Но она выстояла.
И теперь знала главное: уважение начинается с уважения к себе. Не когда ты выполняешь чужие требования ради мира в семье. А когда ты не боишься сказать «нет», даже если это стоит тебе спокойствия.
Оля глубоко вдохнула холодный воздух и вернулась в квартиру.
Жизнь продолжалась.
