Звонок прозвучал в половине девятого вечера, когда Лена разогревала вчерашний суп и листала ленту в телефоне, прислонившись к холодильнику. Мать. Она даже не успела поднести трубку к уху, как услышала:
— Ленка, ты когда к нотариусу пойдёшь? Документы на бабушкину квартиру нужно оформлять.
— Мам, я знаю. На следующей неделе схожу.
— Вот и хорошо. Слушай, я с Андрюхой тут посоветовалась…
Лена почувствовала, что это не к добру. Когда мать начинала фразу со слов «я посоветовалась», ничего хорошего обычно не следовало.
— …и мы решили, что тебе эта квартира, в общем-то, не особо нужна. У тебя своя съёмная есть, нормальная, в центре. А Андрею как раз жильё необходимо, он ведь у Максимки в комнате ютится, неудобно же. Так что давай ты ему уступишь, а?
Лена отставила кастрюлю с супом обратно на плиту. Аппетит испарился мгновенно.
— Погоди, то есть как уступлю?
— Ну как-как. Переоформишь на него. Бабушка хотела, чтобы внукам досталось, а не конкретно тебе. Она бы и сама Андрюхе отдала, да ты ж была рядом всё время, вот и записала на тебя. Но по справедливости надо поделиться.
— Мам, — Лена медленно выдохнула, пытаясь сохранить спокойствие, — бабушка оставила квартиру мне. В завещании написано моё имя. Если бы она хотела отдать Андрею, так бы и указала.
— Да не городи ты! — голос матери стал резче. — Какая разница, кто там указан. Семья должна помогать друг другу. Андрюха в трудном положении, ему тридцать скоро, а он всё по съёмным углам мыкается.
— А я что, не мыкаюсь? Я тоже снимаю квартиру, между прочим.
— У тебя зарплата нормальная, ты можешь себе позволить. А у него — то там, то здесь, на стройках всяких. Да ещё кредит висит.
Лена закрыла глаза. Кредит. Конечно. Андрей и его вечные кредиты на всякую ерунду. То машину купит, которую через полгода разобьёт, то в какой-то бизнес с друзьями вляпается, который благополучно прогорит. И каждый раз мать находила объяснения: не повезло, обстоятельства, подвели.
— Мам, я не собираюсь уступать квартиру. Бабушка оставила её мне, и я буду её ремонтировать.
— Ремонтировать? — мать фыркнула. — Ты видела, в каком она состоянии? Там же труха сплошная! Окна меняй, полы перестилай, электрику всю переделывай. Ты где денег возьмёшь?
— Найду. Потихоньку сделаю.
— Потихоньку! Да ты там лет пять будешь возиться. И всё равно жить не будешь — далеко же, на самой окраине. Зачем тебе это надо?
— Затем, что это моё. Моя квартира.
В трубке повисла пауза. Лена слышала, как мать дышит — тяжело, с раздражением.
— Ты эгоистка, Лена. Всегда такой была. О себе только думаешь.
— Я эгоистка? — Лена почувствовала, как закипает. — Это я эгоистка, потому что не хочу отдавать брату то, что мне по закону принадлежит?
— По закону! — мать почти выкрикнула. — Всё у тебя по закону, по правилам. А по-человечески ты не можешь? Брату помочь?
— Пусть сам себе помогает. Ему уже двадцать девять лет, мам.
— Вот именно! Ему скоро тридцать, а у него ничего нет. Никакого жилья, никакой стабильности.
— И чья это вина? — Лена уже не сдерживалась. — Кто его всю жизнь из всех передряг вытаскивал? Кто кредиты за него платил? Кто ему работу находил, а он через месяц увольнялся, потому что «не то»?
— Не смей так говорить о брате!
— Я скажу! Потому что это правда. Андрей просто привык, что всё ему достаётся на халяву. Не хочет напрягаться, не хочет брать ответственность. И ты его в этом поддерживаешь.
Мать повесила трубку. Лена бросила телефон на стол и прошлась по кухне, чувствуя, как руки дрожат.
Она знала, что этот разговор — только начало.
Посмотреть квартиру бабушки Лена приехала через три дня после похорон. Маленькая однушка в панельной пятиэтажке на самой окраине города, куда автобус ходил раз в час. Когда-то Лена каждые выходные приезжала сюда, помогала бабушке с уборкой, ходила с ней в магазин, слушала истории про войну и молодость. После школы уехала учиться в другой город, вернулась, но уже не так часто навещала. Работа, своя жизнь, усталость. А потом бабушка слегла, и Лена брала отгулы, чтобы сидеть рядом с ней в больнице.
Завещание стало сюрпризом. Мать сказала, что бабушка хотела оставить всё поровну, но нотариус посоветовал указать кого-то одного, чтобы не было проблем с оформлением. И бабушка выбрала Лену. Может, потому что она чаще приезжала. Может, потому что видела, как Андрей относится к жизни.
Квартира встретила её запахом старости и сырости. Обои отходили от стен, на потолке — жёлтые разводы от протечек, линолеум местами протёрт до дыр. Окна деревянные, рассохлись, из щелей дуло. В ванной чёрная плесень по углам, кафель треснул. На кухне — допотопная газовая плита и крохотный холодильник, который тарахтел как трактор.
Мать была права. Ремонт требовался капитальный. И дорогой.
Но когда Лена стояла посреди этой убитой комнаты, она чувствовала не отчаяние, а какое-то странное упрямство. Это её. Это первое в жизни, что действительно принадлежит ей. Не съёмная однушка, где она не может даже гвоздь вбить без разрешения хозяйки. А своё.
Она достала телефон и начала делать фотографии. Стены, пол, потолок, окна. Записывала на диктофон, что нужно сделать: электрика, окна, штукатурка, стяжка пола…
Список получился на два листа.
Андрей позвонил через неделю. Голос был вкрадчивый, почти ласковый.
— Лен, привет. Как дела?
— Нормально.
— Слушай, я тут подумал… Насчёт бабушкиной хаты. Может, действительно мне её оформишь, а? Мне реально нужно. Я Оксане предложение сделать хочу, а как без жилья-то? Она замуж не пойдёт, если у меня ничего нет.
Лена прикрыла глаза. Оксана. Очередная девушка Андрея, которая протянет месяцев шесть, если повезёт.
— Андрюх, квартира моя. Я её оставляю себе.
— Ну ты же там жить не будешь всё равно! Далеко же, неудобно. А мне — самое то. Я там уже прикинул, как ремонт сделаю. Полы новые положу, обои поклею…
— Ты? Ремонт? — Лена не удержалась от усмешки. — Ты же молоток в руках не держал ни разу.
— Чё ты сразу так? Научусь. Или найму кого. У меня щас подработка хорошая намечается, деньжат подзаработаю.
— Очередная подработка, — пробормотала Лена.
— Да нормальная подработка! — голос брата стал резче. — Ты чё, думаешь, я лох какой-то? Не могу ничего сам?
— Я думаю, что ты привык, что за тебя всё решают. И расхлёбывают потом тоже за тебя.
— Во, началось! Всегда ты такая, всегда умнее всех. Училка хренова. Типа я неудачник, а ты вся в белом. У тебя небось квартира эта вообще не нужна, у тебя бабло есть, зарплата. А мне помочь западло, да?
— Андрей, я тебе сто раз помогала. Я тебе долги закрывала, работу искала, деньгами давала. И каждый раз ты всё сливал.
— Не сливал я! Обстоятельства были!
— Обстоятельства, — повторила Лена устало. — Всегда у тебя обстоятельства. Квартира моя, и я не собираюсь тебе её отдавать. Точка.
Он выругался и бросил трубку.
Мать пришла на следующий день. Без предупреждения, как обычно. Позвонила в дверь, когда Лена собиралась на работу, и зашла с таким лицом, будто собиралась устроить допрос.
— Мне с тобой поговорить надо.
— Мам, я опаздываю.
— Пять минут.
Лена пропустила её внутрь, понимая, что разговор затянется намного дольше.
Мать прошла на кухню, села за стол, не снимая куртку. Лена осталась стоять у дверного косяка, скрестив руки на груди.
— Ты с Андрюхой поговорила?
— Поговорила.
— И что?
— Ничего. Я сказала, что квартира остаётся мне.
Мать сжала губы. Помолчала. Потом резко:
— Да уступи ты эту квартиру брату! Всё равно там жить не будешь.
Лена почувствовала, как у неё перехватывает дыхание от этой фразы. От её уверенности, категоричности. Как будто мать уже всё решила за неё.
— Буду, — ответила она тихо, но твёрдо.
— Что — буду?
— Буду там жить. Я сделаю ремонт и перееду.
Мать фыркнула:
— Какой ремонт? У тебя денег нет на такой ремонт. Ты же сама говорила, там всё менять надо. Это ж миллион минимум.
— Возьму кредит.
— Кредит! — мать всплеснула руками. — Ты с ума сошла? В кабалу залезешь ради какой-то развалюхи на окраине?
— Не развалюхи. Квартиры. Моей квартиры.
— Твоей! Всё у тебя твоё! — мать повысила голос. — А брат твой кто? Чужой человек? У него проблемы, а ты нос воротишь!
— У Андрея всегда проблемы, мам. И они всегда почему-то должны становиться моими.
— Потому что семья так устроена! Помогают друг другу!
— Помогают, — согласилась Лена, — но не до такой степени, чтобы отказываться от собственного жилья.
— Собственного! — мать встала, теперь они стояли лицом к лицу. — Это бабушкино жильё! Она бы сама Андрею отдала, если бы знала, что ты такая упрямая будешь!
— Откуда ты знаешь, что бы она сделала? — голос Лены дрожал. — Ты же с ней последние годы вообще не общалась! Это я к ней ездила, это я с ней в больнице сидела!
— Не ори на меня!
— Я не ору! Я просто хочу, чтобы ты поняла: это моё решение. Моя жизнь. И я не обязана отчитываться перед тобой.
Мать смотрела на неё долгим, тяжёлым взглядом. Потом медленно покачала головой:
— Чужая ты какая-то. Не знаю, в кого такая выросла.
И ушла, громко хлопнув дверью.
Лена осталась стоять посреди коридора, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Не от обиды. От облегчения. Потому что впервые в жизни она сказала матери «нет» — и не отступила.
Кредит одобрили через две недели. Лена пересмотрела десяток предложений, выбрала самое приемлемое по ставке. Сумма была пугающей — почти миллион двести, но менеджер в банке успокоила: при её зарплате выплаты будут терпимыми, хоть и на пять лет.
Пять лет платить за то, чтобы иметь своё. Звучало абсурдно, но правильно.
Она нашла бригаду через знакомых. Прораб приехал, осмотрел квартиру, присвистнул:
— Ну вы даёте. Тут вообще всё переделывать.
— Я знаю. Сколько по времени?
— Месяца три, если без задержек.
— А по деньгам?
Он назвал сумму. Лена кивнула. Укладывалась в бюджет, если не будет форс-мажоров.
Ремонт начался в конце сентября. Лена приезжала каждые выходные, проверяла, как идут дела, фотографировала процесс. Смотрела, как рабочие сбивают старую штукатурку, меняют проводку, ставят новые окна. Каждый этап был маленькой победой.
Мать и Андрей молчали. Почти месяц никто не звонил, не писал. Лена знала, что это затишье перед бурей, но пыталась не думать об этом.
Буря грянула в октябре.
Андрей пришёл к ней на работу. Просто так, без предупреждения. Подождал у входа, пока она выйдет на обед.
— Лен, давай поговорим нормально.
Он выглядел усталым. Небритый, в мятой куртке, с потухшим взглядом.
— Андрюх, о чём говорить?
— Да хоть о чём. Слушай, я понимаю, что был не прав. Накосячил много раз, знаю. Но я исправиться хочу. Мне правда эта квартира нужна. Ну дай шанс, сестрёнка.
Лена смотрела на него и видела не брата, а вечного мальчика, который не хочет взрослеть. Которому проще попросить, чем заработать. Проще обидеться, чем признать ошибку.
— Андрей, ты бы хоть раз сам чего-то добился, — сказала она тихо. — Хоть раз. Устроился на нормальную работу, отработал год, накопил денег. Хоть раз попробовал сам, без мамы, без меня, без подачек.
— Я пытался!
— Пытался — это когда неделю продержался на стройке, а потом сказал, что «не твоё»? Или когда влез в долги, а мы их закрывали?
Он сжал кулаки.
— Ты же знаешь, как тяжело. Я же не виноват, что жизнь так сложилась.
— Виноват, — ответила Лена. — Виноват в том, что не берёшь ответственность. В том, что всегда ищешь виноватых вокруг. И в том, что считаешь: тебе все должны.
— А что, не должна? — выкрикнул он. — Ты же сестра!
Несколько прохожих обернулись. Лена взяла его за руку, отвела в сторону.
— Я не должна тебе квартиру, Андрей. Я не должна тебе деньги, работу, жизнь. Это ты сам себе должен.
Он отдёрнул руку, отстранился.
— Ну и ладно. Подавись своей квартирой.
Ушёл, сутулясь. Лена смотрела ему вслед и чувствовала не злость, а какую-то тупую печаль. Жалость. Но не достаточную, чтобы свернуть.
Мать позвонила вечером того же дня. Голос был ледяным:
— Андрюха мне всё рассказал. Ты его при людях унизила.
— Я с ним нормально разговаривала, мам.
— Нормально! Ты ему сказала, что он неудачник!
— Я сказала, что он должен брать ответственность за свою жизнь.
— Да кто ты такая, чтобы ему указывать?!
— Я его сестра. И я устала смотреть, как он сам себя губит. И как ты ему в этом помогаешь.
— Что?!
— Ты его не любишь, мам. Ты его жалеешь. А это разные вещи. Любовь — это когда помогаешь человеку расти. А жалость — это когда не даёшь ему упасть, даже если это необходимо.
— Умная какая выросла, — мать усмехнулась зло. — Психолог. Ладно, живи, как знаешь. Только потом не приходи.
— Куда не приходи?
— Ко мне. Не нужна мне такая дочь.
Она повесила трубку.
Лена сидела на диване, глядя в экран телефона, и чувствовала не от боль. А освобождение.
Ремонт закончился в декабре, как раз перед Новым годом. Лена приехала в последний день работы, когда бригада убирала строительный мусор. Квартира была неузнаваемой. Светлые стены, новый ламинат, большие пластиковые окна. На кухне — белый гарнитур, который она выбирала три недели. В ванной — новая плитка, душевая кабина.
Прораб протянул ей ключи:
— Принимайте работу.
Лена прошлась по комнатам, трогала стены, смотрела в окно. Вид был так себе — панельные дома, заснеженный пустырь, вдали — силуэты заводских труб. Но это было её окно. Её вид. Её дом.
— Всё отлично, — сказала она. — Спасибо.
Перевезла вещи через неделю. Немного было — два чемодана одежды, коробка с книгами, ноутбук. Всё остальное купит потом, постепенно. Матрас положила прямо на пол, пока не накопит денег на кровать. Села на него, прислонилась спиной к стене, и просто сидела в тишине.
Никто не звонил. Никто не писал. Мать с Андреем будто исчезли из её жизни. Иногда Лене хотелось позвонить первой, но она останавливала себя. Не потому что обижалась. Потому что понимала: пока она сама не научится быть твёрдой, ничего не изменится.
Новый год встретила одна. Купила пиццу, открыла бутылку дешёвого шампанского, посмотрела старый фильм на ноутбуке. В полночь подняла бокал и сказала вслух:
— За меня.
Смешно было. И правильно.
Жизнь на окраине оказалась тише, чем в центре. Автобус ходил редко, до работы приходилось добираться больше часа. Магазин один на весь район, и тот работал до восьми вечера. Соседи были пожилые, хмурые, но не лезли. Лена привыкла к тишине, к долгим вечерам, когда можно просто лежать и читать, никуда не торопясь.
Платежи по кредиту были ощутимыми, но терпимыми. Она отказалась от лишних трат — кафе, кино, новая одежда. Зато покупала для квартиры: полки, светильники, посуду. Обживала своё пространство. Делала его домом.
В феврале позвонила мать. Голос был странный — не злой, не ласковый. Просто усталый.
— Лена, это я.
— Привет, мам.
— Как дела?
— Нормально. Живу в квартире, всё хорошо.
— Андрюха с Оксаной расстались.
— Жаль.
— Ну, это не первый раз, — мать вздохнула. — Он опять работу поменял. Говорит, на складе устроился.
— Хорошо.
Пауза.
— Ты… не передумала насчёт квартиры?
Лена закрыла глаза.
— Нет, мам. Не передумала.
Ещё пауза. Длинная.
— Ладно. Я просто спросила.
— Я понимаю.
— Может, как-нибудь приедешь?
Лена подумала. Потом медленно:
— Приеду, мам. Но не скоро. Мне нужно время.
— Понятно, — мать вздохнула опять. — Ну, давай. Пока.
— Пока.
Она повесила трубку и села на подоконник, глядя на вечерний двор. Снег блестел под фонарями, где-то лаяла собака. Обычный зимний вечер на окраине.
Лена улыбнулась и подумала, что бабушка была бы рада.
Наверное, именно это она и хотела — чтобы Лена научилась стоять на своём. Чтобы не прогибалась под чужие ожидания. Чтобы строила свою жизнь, а не латала чужие дыры.
Квартира была маленькой, неудобной, далеко от центра. Но она была её. И этого было достаточно.
