— Ань, тут Димка звонил… В общем, ему двести тысяч надо. Срочно. На машину.
Сергей произнёс эту фразу, не входя в спальню до конца, а так и оставшись стоять в дверном проёме, словно заранее готовил себе путь к отступлению. Он переминался с ноги на ногу, и этот его неуверенный танец на пороге раздражал Анну даже больше, чем сами слова. Она не обернулась. Она продолжала смотреть в светящийся прямоугольник ноутбука, где стройными столбцами были выведены цифры их семейного бюджета — её бюджета, если быть до конца честной. Каждое нажатие на клавишу отдавалось в тишине комнаты сухим, отчётливым щелчком.
Она допечатала последнюю цифру в ячейке, нажала «Enter» и только после этого медленно, с едва слышным скрипом, закрыла крышку ноутбука. Мягкий свет экрана, освещавший её сосредоточенное лицо, погас, и комната погрузилась в полумрак.
— На машину, — повторила она не вопросительно, а утвердительно. Голос у неё был ровный, безэмоциональный, как у диктора, зачитывающего сводку погоды. — На ту самую, которую он разбил вдребезги, катаясь пьяным с какой-то девицей? Я правильно поняла ситуацию?
Сергей вжал голову в плечи. Он ожидал крика, упрёков, чего угодно, но не этого ледяного, препарирующего спокойствия. С ним было невозможно спорить.
— Ань, ну что ты сразу… Он оступился, с кем не бывает. Это же брат мой. Ему сейчас тяжело, надо помочь. Машина ему для работы нужна, ты же знаешь.
Анна медленно повернулась на стуле. Её взгляд, прямой и тяжёлый, нашёл его лицо в полутьме. В её глазах не было ни капли сочувствия, только холодный, аналитический интерес, как у энтомолога, разглядывающего очередное насекомое.
— Помочь, — она произнесла это слово так, словно пробовала его на вкус и нашла отвратительным. — Сергей, давай я тебе напомню, из чего состоит наша «помощь» твоему брату на сегодняшний день. Сто пятьдесят тысяч на «начало его гениального бизнеса», который прогорел через два месяца. Двести тысяч, чтобы закрыть его долг по кредитке, который он набрал, покупая последнюю модель телефона. Триста тысяч на «первый взнос по ипотеке», которые он просто проел и пропил за полгода. Я ничего не забыла? Ах да. Мелочи. Бесконечные «дай до зарплаты», которые в сумме сложились ещё в триста с лишним тысяч. Итого, девятьсот пятьдесят. Почти миллион, Серёжа. Миллион, который твой брат нам должен. Миллион, из-за которого мы прошлым летом не поехали в отпуск. Миллион, из-за которого я отказалась от новой машины.
Она говорила всё так же ровно, без единой нотки истерики, но каждое слово было похоже на удар молотка по гвоздю. Она не обвиняла, она констатировала факты, и от этого становилось только хуже.
— Он отдаст! — с отчаянием выпалил Сергей. — Он же отдавал понемногу поначалу…
— Вот когда твой брат вернёт нам все прежние долги, тогда я ещё подумаю, занимать ли ему снова! А до тех пор, даже не подходи ко мне за деньгами для него!
— Но он же отдавал, начинал…
— Да, — кивнула Анна. — Он отдавал. Первые три месяца. По пять тысяч. А потом платежи прекратились. Просто прекратились, и всё. И когда я в последний раз спросила его, когда он планирует возобновить выплаты, он рассмеялся мне в лицо и сказал, что брат брату не ростовщик.
Она встала. Медленно, плавно, как хищник, который не торопится, потому что знает — жертве некуда бежать. Она подошла к Сергею вплотную, заставляя его попятиться из спальни в коридор. — Твой брат — это чёрная дыра, которая засасывает наши деньги, наши планы, наше будущее. И я не позволю ему затянуть в неё нашу семью окончательно. Денег для него нет. И не будет. Никогда. Это моё последнее слово. А теперь иди и передай ему это. Дословно. И только попробуй взять деньги без моего ведома. Ты очень сильно пожалеешь.
Разговор с женой оставил после себя выжженное поле. Сергей бродил по квартире, как привидение, ощущая на себе её невидимый, но тяжёлый взгляд. Она не следила за ним, нет, она просто существовала в одном с ним пространстве, и само её присутствие было укором. Он знал, что она права. Каждое её слово было отлито из чистого, неоспоримого факта. Но в ушах у него до сих пор звенел голос брата — отчаянный, надрывный, давящий на самые старые и больные мозоли их общего детства.
Телефон в кармане завибрировал снова. Третий раз за час. Дмитрий. Сергей сглотнул вязкую слюну и вышел на балкон, плотно прикрыв за собой дверь.
— Я же сказал, Дим, не получится, — тихо, почти шёпотом проговорил он в трубку.
— Ты что, Серый? С ума сошёл? Какая Анна? Я у тебя прошу, у брата! — голос Дмитрия из отчаянного мгновенно превратился в наглый и требовательный. — Или она тебе уже дышать без разрешения запрещает? Я думал, ты мужик, а ты, оказывается, подкаблучник.
Каждое слово било точно в цель. Сергей всегда был младшим, тем, кто восхищался старшим братом — смелым, рисковым, вечно влипающим в истории, но всегда выходящим сухим из воды. И сейчас этот старший брат обвинял его в самом страшном грехе их мальчишеского кодекса — в слабости.
— Дело не в этом… Мы… у нас сейчас самих туго с деньгами, — врал он, и ложь эта была жалкой и неубедительной.
— Туго? — хохотнул Дмитрий в трубке. — Да ладно тебе заливать! Я знаю, сколько она зарабатывает. У неё на один поход по магазинам уходит больше, чем мне надо! Просто зажала для моего брата! Серый, опомнись! Я без тачки как без рук, меня с работы попрут! Ты этого хочешь? Чтобы я пошёл по миру? Помнишь, как я за тебя в школе заступался? Как отдал тебе свою первую зарплату, когда тебе на куртку не хватало? А ты…
Манипуляция была грубой, примитивной, но она работала. Чувство вины, смешанное со стыдом за свою нерешительность, начало разъедать Сергея изнутри. Он смотрел сквозь стекло на силуэт жены в комнате. Она сидела с книгой, но он знал — она не читает. Она ждёт. Он был зажат между двух огней: холодным пламенем её правоты и чадным, удушливым дымом братского долга.
Он закончил разговор, пообещав «что-нибудь придумать», и вернулся в комнату. Анна подняла на него глаза.
— Он не успокоится, да? — спросила она. Это был не вопрос, а утверждение.
— Он мой брат, — только и смог выдавить Сергей.
— Это его единственное достоинство, — отрезала она и снова уткнулась в книгу.
Ночью Сергей не спал. Он лежал, глядя в потолок, и прокручивал в голове варианты. Занять у друзей? Все общие друзья знали о долгах Димы и давно перестали давать ему в долг. Взять микрозайм? Анна увидит списание с карты и тогда… Тогда будет конец. Мысли метались, как крысы в запертом подвале, и в какой-то момент одна из них нашла выход.
Он вспомнил про её шкатулку. Старинная, из тёмного дерева, она стояла на комоде. В ней Анна хранила украшения, которые носила редко, «по особым случаям». И среди них был один браслет. Тяжёлый, из жёлтого золота, с витиеватым плетением. Его подарок ей на пятую годовщину свадьбы. Тогда он ещё хорошо зарабатывал, до того, как его фирма прогорела, и он мог позволить себе такие жесты. Она любила этот браслет, но последние годы почти не доставала, боясь его потерять.
План, отвратительный и липкий, оформился в его голове. Он подождал, пока дыхание Анны станет ровным и глубоким. Тихо, стараясь не скрипнуть кроватью, он выскользнул из-под одеяла. На цыпочках подошёл к комоду. Руки дрожали, когда он открывал шкатулку. Вот он, браслет. Холодный металл тяжело лёг в ладонь. Он чувствовал себя вором в собственном доме. Это было не просто украшение. Это был кусок их общей истории, который он собирался променять на решение сиюминутной, грязной проблемы своего брата. Он сунул браслет в карман домашних брюк и так же тихо вернулся в постель. До утра он так и не сомкнул глаз, ощущая на коже фантомную тяжесть украденного золота.
За ужином на следующий день Анна была необычно молчалива. Она смотрела на мужа долго, не отрываясь, и в её взгляде не было злости. Было что-то другое — внимательное, изучающее. Сергей ёрзал на стуле, не мог заставить себя посмотреть ей в глаза, ковырялся вилкой в тарелке, почти не притрагиваясь к еде.
— У тебя всё в порядке? — наконец спросила она ровным голосом.
— Да. Да, конечно, — слишком быстро ответил он. — Просто устал на работе. Она ничего не сказала. Но прежняя тишина, привычная и уютная, в их квартире кончилась. Её сменила новая — звенящая, напряжённая, полная недосказанности и ожидания неизбежного.
Прошло три дня. Три дня напряжённой, густой тишины, которую можно было резать ножом. Сергей ходил по квартире тенью, старательно избегая взгляда жены. Он сделал то, что хотел брат: отнёс браслет в ближайший ломбард, получил на руки потрёпанные купюры и в тот же вечер передал их Дмитрию. Брат хлопал его по плечу, называл «настоящим мужиком» и клялся, что это в последний раз. Сергей не верил, но ему хотелось верить. Он чувствовал себя грязным, опустошённым, но вместе с тем испытал и мимолётное облегчение — давление ослабло. Он решил, что Анна не скоро заметит пропажу. Она не носила браслет годами. У него будет время. Он что-нибудь придумает, выкрутится.
Субботним вечером Анна собиралась на корпоратив к себе на работу. Сергей сидел в гостиной, тупо уставившись в телевизор, где мелькали какие-то яркие пятна. Он слышал, как в спальне она открывает шкаф, как щелкает дверца комода. Он не придавал этому значения, пока не услышал, как замерло всякое движение. Наступила абсолютная тишина. Не та, что была между ними последние дни, а другая — полная, оглушающая, как вакуум перед взрывом.
Сергей напрягся. Он не обернулся, но всем телом почувствовал, как она стоит в дверях спальни и смотрит на него. Он заставил себя не отрывать взгляд от экрана, делая вид, что увлечён передачей.
— Я сегодня собиралась надеть твой подарок, — произнесла Анна. Голос её был спокойным, но в этой спокойной воде чувствовалась бездонная глубина. — На пятилетие нашей свадьбы. Тот самый браслет.
Сердце Сергея ухнуло куда-то в район желудка и забилось там частой, панической дробью. Он медленно повернул голову. Анна стояла, прислонившись к дверному косяку. На ней было элегантное чёрное платье, но лицо её было строгим и бледным, как у судьи.
— Я его… отдал в чистку, — слова вылетели раньше, чем он успел подумать. Ложь была настолько жалкой и очевидной, что ему самому стало тошно. — Хотел сделать тебе сюрприз. Он немного потускнел.
Анна смотрела на него долго, не моргая. Она не стала спорить или опровергать. Она просто смотрела, и под этим взглядом его жалкая ложь начала трескаться и осыпаться, обнажая уродливую правду.
— В чистку, — повторила она, словно пробуя слово на язык. Затем она сделала шаг в комнату. — Удивительно. Потому что квитанция из ломбарда на улице Ленина почему-то лежала в кармане твоей вчерашней куртки.
Она достала из кармана своего элегантного платья сложенный вчетверо бумажный прямоугольник и, не разворачивая, положила его на журнальный столик перед Сергеем. Квитанция легла рядом с пультом от телевизора, как неопровержимая улика.
Он сдулся. Словно из него выпустили весь воздух. Плечи опустились, взгляд потух. Лгать дальше не было никакого смысла. Он был пойман. Пойман не на крике, не в скандале, а тихо, буднично и от этого ещё более унизительно.
— Ему нужны были деньги, — прошептал он.
Анна кивнула. На её лице не отразилось ни удивления, ни ярости. Только холодное, горькое подтверждение её худших опасений. Она подошла к нему и остановилась, глядя на него сверху вниз.
— Да певать я хотела, что ему там было нужно! Он ленивый разгельдяй, которому всегда что-то нужно и ты ему это даёшь, даже ценой нашего брака!
Её голос не сорвался на крик. Напротив, он стал тише, но приобрёл твёрдость стали. Это была не просто фраза, брошенная в гневе. Это был приговор.
— Ты понимаешь, что ты сделал? — продолжила она тем же ледяным тоном. — Ты не ему помог. Ты у меня украл. Ты взял вещь, которая была символом чего-то важного для нас, и променял её на очередную пьяную выходку своего никчёмного братца. Ты перешёл черту, которую нельзя было переходить. Это были не просто общие деньги, Сергей. Это было моё. Лично моё. И ты залез ко мне в душу так же, как залез в мою шкатулку.
Она говорила, а он сидел, вжав голову в плечи, не в силах поднять на неё глаза. Каждое её слово было точным и выверенным ударом. Она не истерила. Она выносила вердикт. И этот холодный, спокойный разбор его поступка был страшнее любого скандала. Он понял, что дело больше не в деньгах. Дело в предательстве. Мелком, бытовом и оттого ещё более омерзительном. Он предал её не с другой женщиной. Он предал её со своим братом. И это, как он вдруг понял, было гораздо хуже.
Сергей сидел, раздавленный весом её слов, и не мог заставить себя пошевелиться. Квитанция из ломбарда, лежавшая на столе, казалась ему надгробной плитой на их отношениях. Он хотел что-то сказать, оправдаться, попросить прощения, но понимал всю тщетность любых слов. Он пробил дно, и теперь ему оставалось только лежать на нём, глядя вверх на ту, что осталась на поверхности.
И в этот момент оглушающей тишины, когда, казалось, ничего хуже уже произойти не могло, в прихожей раздался резкий, наглый звонок в дверь.
Сергей вздрогнул, как от удара. Он знал, кто это. Только один человек в мире мог прийти к ним без предупреждения в такой час. Паника, холодная и липкая, охватила его. Он посмотрел на Анну умоляющим взглядом.
— Не открывай, — прошептал он одними губами.
Анна даже не удостоила его ответом. На её лице не дрогнул ни один мускул. С тем же холодным, отстранённым выражением она развернулась и пошла к двери. Её движения были выверенными и спокойными, словно она просто шла поставить чайник. Сергей с ужасом смотрел ей в спину, понимая, что сейчас столкнутся две стихии, и он окажется в самом эпицентре урагана.
Она открыла дверь. На пороге, как и ожидал Сергей, стоял Дмитрий. Слегка помятый, но довольный жизнью, он держал в руке бутылку дешёвого коньяка.
— Серый, здорово! Я тут это… решил обмыть, так сказать, начало новой жизни! — весело провозгласил он, пытаясь заглянуть через плечо Анны в квартиру. — А ты чего нарядная такая, Ань? Праздник какой?
Дмитрий осёкся. Он наконец-то разглядел её лицо, её глаза, и его пьяная удаль мгновенно испарилась. Он увидел перед собой не жену брата, а непроницаемую ледяную стену.
— А что… я не вовремя? — растерянно пробормотал он.
Анна молча отошла от двери, оставляя её открытой. Но она не приглашала его войти. Она проигнорировала и его, и застывшего в гостиной мужа. Её путь лежал к высокому платяному шкафу в коридоре. Она открыла его, отодвинула висевшую одежду и вставила ключ в замочную скважину маленького, вмонтированного в стену сейфа. Щелчок замка прозвучал в тишине квартиры оглушительно громко.
Дмитрий с любопытством и тревогой переминался на пороге. Сергей смотрел на манипуляции жены, ничего не понимая. Его охватил первобытный страх перед неизвестностью. Анна достала из сейфа толстую пачку пятитысячных купюр, перехваченную банковской лентой. Она даже не стала их пересчитывать.
Она подошла обратно к двери, прямо к ошарашенному Дмитрию, и протянула ему деньги.
— Здесь полмиллиона, — её голос был ровным и деловым, как у банковского клерка, выдающего кредит. — Бери.
Дмитрий недоверчиво уставился сначала на деньги, потом на неё.
— Ань, ты чего… это зачем? Серёга же всё отдал… Мне больше не надо…
— Это не долг, Дима, — перебила она его. — И это не помощь. Считай это выходным пособием. Твоим. Я плачу тебе за то, чтобы ты исчез из нашей жизни. Навсегда. Чтобы я никогда больше не видела твоего лица в этой квартире и не слышала твоего голоса по телефону. Этого хватит, чтобы ты выкупил браслет, починил свою машину, и ещё останется, чтобы ты пару месяцев не беспокоил своего брата со своими проблемами. Мой муж, как видишь, оказался слишком слабым, чтобы отрезать от себя такой балласт. Приходится это делать мне. Так что бери. Это моя инвестиция в наше спокойствие. Точнее, в моё.
Дмитрий стоял как громом поражённый. На секунду на его лице промелькнуло что-то похожее на унижение. Он посмотрел на брата, ища поддержки, но увидел лишь бледное, искажённое лицо человека, которого только что публично кастрировали. Взгляд Дмитрия снова вернулся к деньгам. Жадность боролась со стыдом всего несколько секунд. И жадность победила.
Его рука медленно протянулась и взяла пачку. Пальцы вцепились в купюры.
— Ну… раз так… — промямлил он, не глядя ни на Анну, ни на брата. Он развернулся и быстро, почти бегом, зашагал вниз по лестнице.
Анна молча закрыла дверь, повернула ключ в замке и, не взглянув на мужа, прошла мимо него в спальню. Сергей остался стоять один посреди гостиной. Он не был зол. Он не чувствовал обиды. Он не чувствовал ничего, кроме оглушающей, бездонной пустоты. Его только что купили и продали. Его брат продал их родство за полмиллиона. А его жена купила его свободу от этого родства, показав ему, чего он стоит на самом деле. И он понял, что это конец. Не скандальный, с криками и битьём посуды, а тихий, холодный и окончательный. Он остался один в тишине своей разрушенной жизни…
